В. В. Верещагин в московской мастерской с женой и детьми. Фотография начала XX в.
В Порт-Артуре поезд наместника встречали с помпой. На перроне был выстроен почетный караул из солдат и матросов, гремел гарнизонный оркестр, толпились штабные чины с подобострастными улыбками. Комендант крепости генерал Стессель, по духу своему не боевой военачальник, а скорее угодливый карьерист-сановник, из кожи вон лез, чтобы угодить Алексееву и великим князьям. Вице-адмирала С. О. Макарова, командующего эскадрой, вынужденного по долгу службы присутствовать на торжественной встрече, вся эта помпа раздражала. Особенно же он был не в восторге от прибытия великого князя Кирилла Владимировича, назначенного к нему начальником морского отдела штаба русских военно-морских сил. Должность эта была самой неопределенной, синекурой. Да и проку от Кирилла, разгульного лоботряса, было мало. Хлопот же с ним не оберешься — члена царской семьи трудиться по всей строгости не заставишь, к порядку не призовешь, элементарной дисциплине не научишь. Приходилось терпеть присутствие великого князя как горькую неизбежность.
Если приезд Кирилла и Бориса вызвал досаду адмирала, то Верещагину Степан Осипович искренне обрадовался. Их встреча была теплой, сердечной, как встреча старых друзей. Их знакомство состоялось еще в русско-турецкую войну. С. О. Макаров, тогда молодой капитан-лейтенант (он был на несколько лет моложе Василия Васильевича), разработал план операций речных миноносок против турецких кораблей с использованием шестовых мин, а Верещагин, как известно, участвовал в одной такой вылазке, стоившей ему тяжелой раны. В последующие годы развернулась яркая, многогранная деятельность Степана Осиповича — флотоводца, мореплавателя, ученого, изобретателя. Его научная деятельность была отмечена премией Академии наук и золотой медалью Географического общества. Макаров был автором ряда трудов и исследований по военно-морскому делу. Он изобрел бронебойный наконечник к снарядам, разработал идею создания мощного ледокола, который и был построен под его наблюдением и получил имя «Ермак». На нем Степан Осипович совершил арктические походы.
Макаров и Верещагин, два патриота, видевшие в служении Родине главную цель своей жизни, жадно потянулись друг к другу. Они оказались единомышленниками, разделявшими резко критическое отношение к высшим царским сановникам, виновным в преступной недооценке внешней опасности на Дальнем Востоке. У Макарова сложились сложные, натянутые взаимоотношения с наместником Алексеевым и комендантом крепости Стесселем — типичными представителями придворной камарильи. Степан Осипович со всей присущей ему энергией принимал меры к укреплению морской обороны Порт-Артура, готовился к борьбе с японским флотом, стал практиковать постоянные выходы боевых кораблей в открытое море, которые сковывали инициативу противника. Однако его разумные меры встречали непонимание, а то и противодействие со стороны вышестоящих штабных рутинеров, самого Алексеева и Стесселя. Макаров убеждался, что бюрократизм и косность мышления, препятствовавшие его деятельности, были порождены не столько личными качествами отдельных малоспособных военачальников, сколько пороками всей прогнившей самодержавной системы.
За время недолгого пребывания художника в Порт-Артуре Макарова и Верещагина сблизили тесные узы дружбы. Этому способствовали единство взглядов, чувство патриотизма, широта кругозора, незаурядность обеих личностей. Они могли поведать друг другу наболевшее, сокровенное, отвести в дружеской беседе, что называется, душу. Василий Васильевич бывал у Степана Осиповича в гостях и в его городской квартире, и в адмиральской каюте на флагманском броненосце, посещал вместе с ним боевые корабли. Во время этих встреч велись откровенные, задушевные беседы. Об их содержании могут дать представление воспоминания художника И. А. Владимирова, находившегося в те дни в Порт-Артуре.
Выдержки из воспоминаний Владимирова публиковались в ноябрьском номере журнала «Ленинград» за 1945 год, вскоре после того, как победоносная Советская Армия разгромила полчища японских милитаристов в Маньчжурии, на севере Кореи, на юге Сахалина и Курилах. Советские воины, выйдя на побережье Желтого моря, салютовали героическому Порт-Артуру, оборонявшемуся в период русско-японской войны, его павшим защитникам, в числе которых были С. О. Макаров и В. В. Верещагин. Именно в те дни завершения Великой Отечественной войны советского народа против фашизма пробудился огромный интерес к судьбе героев русско-японской войны, обороны Порт-Артура.
Престарелый художник, известный своими картинами на историко-революционную тему, И. А. Владимиров вспоминал о своих встречах в Порт-Артуре с В. В. Верещагиным, которого знал еще по Петербургу. Как сообщает художник, Верещагин жил рядом с Макаровым и проводил в его обществе весь досуг. Частой темой их бесед бывали быт и нравы, политическое устройство Японии. И. А. Владимиров был однажды свидетелем продолжительной беседы В. В. Верещагина и С. О. Макарова, в которой они возмущались нравами, царившими при петербургском дворе, придворными интригами, грязной подоплекой ряда военно-государственных дел, поставивших Россию в тяжелое положение перед лицом внешнего врага.
Одну из встреч С. О. Макарова и В. В. Верещагина запечатлел молодой художник Е. И. Столица, также находившийся в те дни в Порт-Артуре. 27 марта, всего лишь за четыре дня до гибели друзей, Евгений Столица написал этюд, изображающий Степана Осиповича и Василия Васильевича за дружеской беседой в адмиральской каюте. На долю Столицы выпала роль летописца горького события: молодой художник смог зарисовать в своем альбоме гибель «Петропавловска», наблюдая ее с берега.
Верещагин, посещая по приглашению Макарова боевые корабли и участвуя в морских операциях, делал зарисовки прибрежных пейзажей, судов, фигур моряков. По свидетельству очевидцев, Василию Васильевичу однажды удалось даже набросать в альбом очертания японской эскадры, показавшейся на горизонте.
Свое пребывание на театре военных действий художник не ограничивал только Порт-Артуром. Неоднократно он выезжал в Мукден, Лаоян, в расположение сухопутных сил, оборонявших русские позиции в Южной Маньчжурии. В адресованном жене письме из Лаояна от 19 марта 1904 года Верещагин сообщал: «Только что возвратился из Порт-Артура и, захвативши в Мукдене свои вещи, опять туда уеду, потому что здесь, в Лаояне, действия будут еще не скоро». Из этого письма узнаем, что художнику был предоставлен отдельный вагон, в котором он и жил. Вагон этот мог прицепляться к какому угодно поезду и останавливаться в любом месте. По-видимому, эти условия были созданы художнику не без участия Макарова. Верещагин рассчитывал также приобрести лошадь, чтобы посещать сухопутные участки фронта, удаленные от железной дороги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});