Малый потрогал повязку на лбу и невнятно выругался.
Судно резко накренилось и обрушилось в пропасть. Ур не удержался, его бросило прямо на человека в берете.
— Эй, вы что? — крикнул тот, отскочив; глаза у него побелели. Держаться надо…
А рослый малый наставил пистолет необычного вида и сказал на плохом французском:
— Опять хотел ампула в брюхо?
— Давайте бутылку, — мрачно сказал черный берет. — Сколько можно сосать?
— Сейчас допью. Со мной был юноша — где он?
— Парень жив и здоров, укачался только маленько.
— Вот ваша бутылка. Идите и скажите своему хозяину, что мне нужно с ним поговорить. Да побыстрее.
Оставшись один, Ур выловил свои ботинки, разъезжавшие по каюте, и обулся. Заглянул в шкафчик — там висели его пальто и шапка. Ладно. Надо собраться с мыслями.
Значит, так: Франсуа, судя по их словам, на борту траулера. Как бы с ним связаться? Это первая задача. Вторая — узнать, куда идет траулер. Ну, а дальше?..
«Они меня боятся, — подумал Ур, вспомнив, как отскочил от него человек в берете. — Ну, хорошо, они боятся — что же дальше?» Без блокнота он не сможет одолеть их, не сможет вызвать лодку… Если бы Нонна догадалась взять блокнот… На это нечего рассчитывать: она вывихнула ногу, она страдает от боли… и от того, что он, Ур, исчез неведомо куда…
Он ударил кулаком себя по лбу. Сам, сам во всем виноват. Не надо было снова влезать в их дела, не надо было оттягивать возвращение… Тут он вспомнил, что сегодня истекает срок и будет вызов… вызов, на который он не сможет ответить…
Ур вскочил с койки и тут же полетел кубарем по вздыбившейся палубе. На четвереньках он добрался до двери и забарабанил по ней.
— Откройте! — кричал он. — Выпустите меня! Чего вам от меня надо?..
Никто ему не ответил. Только протяжные обвалы воды доносились из-за двери. Ур растянулся на палубе, устланной жалким вытоптанным ковриком, и закрыл глаза.
Сколько времени он пролежал так, не сопротивляясь отчаянию и качке? Он не знал, не хотел знать. Но вдруг он услышал звук вставляемого в скважину ключа. Вмиг Ур поднялся на ноги. Лицо его было страшным. Он сделал шаг к двери…
Гуго Себастиан вошел в каюту. В глазах его мелькнул испуг, он выхватил из кармана пистолет, похожий на стетоскоп. Ур опомнился. Нет, так нельзя… грубой силой их не взять…
— Я так и думал, Себастиан, — сказал он, овладев собой. — Так я и думал, что это вы подстерегаете меня по всему океану. Какого черта вам от меня надо?
Себастиан переложил пистолет из правой руки в левую и быстро перекрестился. Он был в кожаной куртке на белом меху. Желтые глаза смотрели настороженно из-под кустиков бровей.
— Вы напугали меня, Уриэль, — сказал он. — Я не одарен от природы такой могучей силой, как вы, и поэтому вынужден принять эту меру самозащиты. Вы не должны думать, что я собираюсь причинить вам вред: это всего лишь снотворное средство в растворимой ампуле…
— Я с ним уже познакомился. Чего вам от меня надо? Куда вы меня везете?
— Понимаю ваше раздражение, Уриэль. И если вы сядете по ту сторону стола…
— Уберите пистолет. У меня сильное искушение свернуть вам шею, но я этого не сделаю. — Ур сел на койку. — Ну? Отвечайте.
Себастиан сунул пистолет в карман и сел на привинченный к палубе табурет по другую сторону стола.
— Я бы предпочел, чтобы вы разговаривали вежливее, — сказал он, — но понимаю, что у вас есть основания гневаться. Меня утешает только надежда на то, что вы поймете, что я действую в ваших же интересах.
— В моих интересах? Что это значит?
— Уриэль, мне известны ваши планы. Ну, может быть, не детально, но известны. Поверьте, я вам друг, и я хочу самым серьезным образом вас предостеречь: вы собираетесь внести в мир огромную смуту. Вы хотите дать человечеству даровую энергию, но это обернется бедой для великого множества людей, которые потеряют привычную работу. Они станут нищими и будут проклинать ваше имя.
— То есть как?
— А куда вы денете гигантскую армию нефтяников, шахтеров, теплотехников, рабочих электростанций?
— Рабочие электростанций останутся, им только придется немного переучиться. А горняки… ну что ж, вместо тяжелой работы на нефтяных промыслах и шахтах надо им предоставить другую…
— Вы удивительно наивны, друг мой, — усмехнулся Себастиан. — Но это естественно в вашем положении. Ваш предшественник тоже был идеалистом и поплатился за это…
— Вы опять о Христе? Не хочу слушать.
— Но я отвечаю на ваши вопросы. Уриэль.
— Меня зовут Урнангу.
— Как вам будет угодно. Разрешите продолжать. Если вы действительно озабочены, Урну… Урунгу… если вы на самом деле, а не на словах хотите сделать человека счастливым и обеспечить ему достойное существование, то у вас просто нет иного способа, чем тот, который я вам предлагаю. Вы возглавите очистительное движение, какого еще не видел мир. Не имеет значения имя, полученное вами при рождении. Весь мир знает, что вы пришли из космоса, и только этот факт имеет значение. Ваше пришествие. Пришествие, которого уже отчаялось дождаться человечество. Не в имени дело, но имя может быть только одно, потому что только эта традиция способна сплотить все человечество. Традиция имеет необычайно крепкие корни в человеческих сердцах. Я знаю, что даже многие атеисты не отрицают возможности вознесения Христа: разве полностью исключено, что его могли прихватить с собой инопланетные космонавты? И разве исключено то, что он мог бы возвратиться на Землю благодаря релятивистскому эффекту, спустя тысячелетия? Библейское сказание о Енохе, живым взятом на небо, вполне вяжется с этой версией…
— Хватит, Себастиан. Ни слова больше о Библии. Отвечайте без уверток: куда вы меня везете и что собираетесь делать?
— Хорошо, пусть будет в открытую… У меня все подготовлено, Ургунду. Сразу по прибытии в Кейптаун состоится пресс-конференция. Будут видные журналисты и другие влиятельные лица, сочувствующие движению неоадвентизма. От вас ничего не потребуется — только ваше присутствие. Я оглашу текст заявления, с которым вы можете сейчас ознакомиться…
Он сунул руку за пазуху.
— С какой скоростью идет траулер?
Себастиан пристально взглянул на Ура.
— Зачем вам это? Учтите, что здесь не выйдет ваша одеронская проделка. Мы в открытом море…
— Я хочу знать, когда мы доберемся до Кейптауна. Ну? Десять узлов? Пятнадцать?
— Двенадцать. Если шторм не разыграется сильнее, завтра к вечеру мы придем в Кейптаун. Текст заявления пойдет в газеты и на радио. Телевидение тоже подготовлено. Весть о втором пришествии облетит христианский мир в считанные минуты…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});