Читать интересную книгу Самостоятельные люди. Исландский колокол - Халлдор Лакснесс

— Я и сам об этом подумывал, да боюсь, денег не хватит.

— У докторовой Кирстен человеку всегда подадут, лишь бы на нем были приличные сапоги.

Они спустились в погребок, и им подали любекского пива. Исландцы, жившие в Копенгагене, были, оказывается, хорошо осведомлены о деле Йоуна Хреггвидссона и его бегстве из Тингведлира на Эхсарау прошлой весной. Зато о его дальнейшей судьбе мало что было известно, пока он сам не явился сюда в мундире солдата, имя которого было занесено в воинский реестр королевской армии. За кружкой пива Йоун поведал о своих странствиях. Он умолчал, однако, о том, кто освободил его от цепей. Он никого не хотел предавать и сказал лишь, что знатная женщина вручила ему вот это красивое золотое кольцо, велев передать его самому знатному из исландцев, и человек этот должен был помочь Йоуну получить помилование. Затем Йоун рассказал своему новому другу, чем кончилась его встреча с этим знатным господином. Он даже разрешил Йоуну Мартейнссону поглядеть на кольцо, и тот взвесил его на руке, чтобы прикинуть ценность этого сокровища.

— Хм, — заметил Йоун Мартейнссон, — я-то знался со знатными дамами и даже с епископскими дочками. Все девки на один покрой. Давай-ка лучше выпьем водки.

Когда они выпили, Мартейнссон снова предложил:

— Давай спросим французского вина и супу. Все одно, Исландия погрузилась в море.

— По мне, пусть сгинет хоть сотню раз.

— Вот она и сгинула.

Потом они запели:

Ай да Йоун, пьян с утра,Пил и нынче и вчера.

Какой-то посетитель погребка заметил:

— Сразу можно услышать, что это исландцы.

А другой прибавил ему в тон:

— Не только услышать, но и почуять.

— Не плохо было бы, если б она сгинула, — повторил Йоун Хреггвидссон.

— Я же тебе сказал, что сгинула.

И они продолжали пить водку и горланить:

Ай да Йоун, пьян с утра,Пил и нынче и вчера.

В конце концов Йоун Хреггвидссон попросил своего нового приятеля Йоуна Мартейнссона походатайствовать за него перед графом и королем.

— Спросим дичи и французского вина.

Им подали и то и другое. Посидев так некоторое время, Йоун Хреггвидссон вдруг с размаху всадил свой нож в стол и сказал:

— Вот когда я наелся досыта. Теперь Исландия снова начинает понемногу всплывать.

Йоун Мартейнссон жадно набросился на еду.

— Она погрузилась, — сказал он. — Она начала погружаться еще тогда, когда была поставлена точка в конце саги о Ньяле. Никогда еще ни одна страна не опускалась так глубоко, и ей ни за что не всплыть.

Йоун Хреггвидссон сказал:

— В Рейне жил однажды человек, которого наказали плетьми. И вот пришла Снайфридур, Солнце Исландии, и стала об руку с благороднейшим рыцарем этой страны, который знал наперечет все саги о древних конунгах. Но за ее спиной виднеются во мраке лица прокаженных, родные мне лица. Жил однажды человек, которого в Тингведлире на реке Эхсарау приговорили к смертной казни. «Завтра тебя обезглавят», — сказали ему. Я открываю глаза, а она стоит надо мной, светлая, вся в золотом сиянии, тонкая, как тростинка, и с такими синими глазами. А я — черный, чумазый. Она победила ночь и освободила меня. Она всегда останется настоящей королевой и златокудрой девой, светлой аульвой, даже если ее предадут. А я — черный, чумазый.

— Кончишь ты наконец свои vanitates[22]. Не мешай мне, пока я ем дичь и пью бургундское.

Они снова принялись за еду. Когда они наконец справились с жарким и вином и хозяйка поставила перед ними пунш, Йоун Мартейнссон сказал:

— Теперь я расскажу тебе, как переспать с епископской дочкой. — Он придвинулся к Хреггвидссону и шепотом растолковал крестьянину, что надо делать. Затем он выпрямился, хлопнул ладонью по столу и заявил: — Вот и все.

На Йоуна Хреггвидссона это не произвело особого впечатления.

— Когда он вернул мне кольцо, я сказал себе: «Кто из нас больше достоин жалости? Он или ты, Йоун Хреггвидссон из Рейна?» Я бы не удивился, узнав, что с таким человеком стряслась большая беда.

Тут Йоун Мартейнссон вдруг вскочил со стула будто ужаленный. Он угрожающе сжал худые кулаки и вплотную придвинулся к Йоуну. Все его равнодушие как рукой сняло.

— Ну ты, дьявол этакий! Ты что же, хочешь накликать беду? Посмей только произнести имя, которое у тебя на уме, и больше тебе не жить.

Йоун Хреггвидссон вытаращил глаза.

— Да ты же его только что обозвал плутом, а про его дом говорил, что это жалкая лачуга.

— Только посмей произнести его имя, — шипел Мартейнссон.

— Заткнись лучше, не то я плюну тебе в морду, — сказал Йоун Хреггвидссон.

Но так как больше он ничего не говорил, Мартейнссон попросту отодвинулся от него.

— Никогда не принимай всерьез трезвого исландца. Милосердный бог открыл исландцам лишь одну истину — водку.

И они снова затянули:

Ай да Йоун, пьян с утра,Пил нынче и вчера.

Другие посетители погребка смотрели на них с ужасом и отвращением. Но вот Мартейнссон вновь нагнулся к Хреггвидссону и шепнул ему:

— Я хочу поверить тебе тайну.

— А я не желаю ничего больше слышать об этих треклятых епископских дочках.

— Вот, ей-богу, совсем не про них.

Он еще ближе подсел к Хреггвидссону и шепнул ему на ухо:

— У нас есть всего-навсего один человек!

— Всего один? Кто же это?

— Вот он один и есть. А кроме него — никого и ничего.

— Не пойму я тебя.

— Он все разыскал, — ответил Мартейнссон. — Все, что имеет хоть мало-мальскую ценность. То, чего он не нашел сам на чердаках церквей, в кухонных чуланах и в захламленных постелях, он скупал у знати и богатых хуторян за землю и за деньги, пока не разорил всю свою родню. Ведь он знатного рода. А за теми книгами, что были вывезены из страны, он гонялся по всему свету, пока не нашел их, — одни в Швеции, другие в Норвегии, в Саксонии, Богемии, Голландии, Англии, Шотландии и Франции — и так до самого Рима. Чтобы расплатиться за них, он брал золото у ростовщиков мешками и бочками, и никто никогда не слыхал, чтобы он торговался. Некоторые книги он покупал у епископов и аббатов, у графов, герцогов, курфюрстов и королей, а кое-какие даже у самого папы. В конце концов он увяз в долгах, и ему грозила тюрьма. Только та Исландия, которую Арнас Арнэус купил ценой своей жизни, и есть настоящая, другой же никогда не было и не будет.

По лицу Йоуна Мартейнссона катились слезы.

Солнце клонилось к закату.

— А теперь я покажу тебе Копенгаген, город, который датчанам подарили исландцы, — сказал Йоуну Хреггвидссону его новый покровитель и проводник поздним вечером, когда они расплатились золотым кольцом за свою пирушку в погребке. Они получили даже сдачу и на эти деньги решили заглянуть к девицам.

— Этот город не только построен на исландские деньги, но и освещается исландской ворванью, — сказал Йоун Мартейнссон.

Йоун Хреггвидссон пропел строфу из древних рим о Понтусе:

Там, где бочка с винной влагой,Там скупиться, друг, грешно!Пей с веселою ватагой,Пей с веселою ватагой,Чтоб увидеть бочки дно!

— А вот это — королевский парк, где благородные господа в соболях встречаются с полураздетыми знатными дамами, которые носят золотые пряжки на туфлях, в то время как другие люди слезно вымаливают себе железные крючки и снасти.

— Может, ты думаешь, я не знаю, что не хватает лесок и крючков? — сказал Йоун Хреггвидссон. — Но теперь я хочу к девкам.

Они двинулись по набережной и свернули в центр города. Потеплело. Погода стояла мягкая, и на помощь исландской ворвани, тускло освещавшей улицы, пришла луна. По одну сторону улицы высились дома знатных господ, — один лучше другого. У них был тот холодный неприступный вид, который и является истинным признаком богатства. Перед этими внушительными зданиями красовались ворота из дорогого дерева, всегда крепко запертые на замок. Йоун Мартейнссон продолжал просвещать приезжего.

— В этом доме, — сказал он, — живет благословенная Мария фон Хамбс, у которой самая большая доля в исландской торговле. Боясь угодить в ад, она пожертвовала недавно уйму денег, чтобы бедняки могли раз в день получать миску похлебки, и теперь исландской торговлей живет не только треть населения этого города, то есть люди состоятельные, но ею кормятся и несчастные горемыки, которые бродили прежде по улицам с пустыми желудками, а когда околевали с голоду, то их бросали в канал. А вон тот освещенный дом во фруктовом саду, откуда слышатся музыка и пение, принадлежит Хинрику Муллеру, владельцу пристани у восточного фьорда. Кроме нас с тобой, дружище, нынче кутят еще многие. А домом с ангелом над дверью владеет один из самых богатых кавалеров города — Педер Педерсен, владелец пристаней в Батсендаре и Кефлавике. Говорят, ему стоит лишь поднять на ближайшем пиру платок короля, чтобы сделаться настоящим дворянином с приставкой «фон» и длинной немецкой фамилией.