Читать интересную книгу Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты - Александр Осокин

1. Согласно пакту трех держав Германия, Япония и Италия пришли к соглашению, что нужно воспрепятствовать расширению войны в мировой конфликт и что необходимо совместно работать для установления мира. Они объявили о своем желании привлечь к сотрудничеству с ними другие народы в других частях мира, поскольку эти народы согласны дать своим стремлениям то же направление. СССР заявляет о своей солидарности с этими целеустремлениями и решил со своей стороны политически сотрудничать с участниками пакта трех.

2. Германия, Италия, СССР, Япония обязуются уважать сферы взаимных интересов. Постольку, поскольку сферы этих интересов соприкасаются, они будут в дружественном духе договариваться по всем возникающим из этого факта вопросам.

3. Договаривающиеся стороны не будут поддерживать группировок, направленных против одной из них. Они обязуются поддерживать друг друга экономически и будут стремиться расширить свои экономические соглашения.

4. Это соглашение можно было бы заключить на продолжительный срок, скажем, на 10 лет.

К этому соглашению можно было бы добавить дополнительное секретное соглашение в какой-либо форме. В этом дополнительном соглашении можно было бы со ссылкой на открытое соглашение зафиксировать центры тяжести территориальных аспираций договаривающихся четырех сторон. Что касается Германии, то, кроме ревизий, которые должны быть проведены в Европе при заключении мира, центр тяжести ее аспирации лежит в Средней Африке. Что касается Италии, то, помимо европейских ревизий, ее аспирации будут распространяться на Северо-Восточную и Северную Африку. Центр тяжести аспирации Японии надо выяснить дипломатическим путем в переговорах с ней. Риббентроп предполагает, что аспирации Японии можно было бы направить по линии южнее Маньчжоу-Го и Японских островов. Что касается СССР, то этот вопрос можно было бы выяснить. Он предполагает, что центр тяжести аспирации СССР лежит в направлении на юг, т. е. – к Индийскому океану. Можно было бы это соглашение дополнить пунктом, в силу которого эти державы будут уважать обоюдные притязания.

Можно было бы подумать о втором дополнительном протоколе, в котором было бы зафиксировано следующее: Германия, Италия и СССР согласились во взглядах, что в их интересах привлечь Турцию к сотрудничеству с ними. Они обязуются вести в этом отношении одну и ту же политику. Германия, Италия и СССР будут действовать в том направлении, чтобы статут Монтре был бы заменен другим статутом. По этому новому статуту Советскому Союзу должны быть предоставлены права прохода ее военного флота через Проливы, в то время как другие державы, за исключением черноморских, Италии и Германии, должны отказаться от своих прав на пропуск своих военных судов через Проливы. При этом само собой разумеется, что Проливы остаются открытыми для всех торговых судов.

(АП РФ. Ф. З. Оп. 64. Д. 675. Л. 108–116. Машинопись, подлинник. Имеется помета: «Передано г. Шуленбургу мною 25 ноября 1940 г. В. Молотов». [1. С. 415–418])

А. О.:

1. Два вышеуказанных документа расположены в приведенном выше источнике (а скорее всего, и подшиты в архивном деле) с нарушением хронологической последовательности: второй документ от 13 ноября, а первый – от 25 ноября. Скорей всего, потому, что если бы они были приведены наоборот, была бы видна «положительная» динамика в решении этого вопроса, а так вопрос слегка затуманивается.

2. Не очень внятно объяснено появление у Молотова текста немецкого варианта соглашения о присоединении СССР к пакту трех – якобы его продиктовал Риббентроп 13 ноября 1940 г. в бомбоубежище. Это не очень похоже на истину – некоторые исследователи (например, Г. Городецкий), указывают, что Риббентроп там передал новые предложения, а это означает скорее, что они были переданы в виде текста, а не устного заявления.

3. Молотов тоже не передает Шуленбургу официальный письменный текст советского варианта пакта (да еще бы подписанный!), а лишь зачитывает его, с тем чтобы переводчик Хильгер записал. И следующим утром Шуленбург очень близко к молотовскому тексту, но своими словами все это довел до сведения Риббентропа шифровкой (см. [63. С. 496–497]). В ней же Шуленбург сообщил, что в этой беседе принимал участие Деканозов.

4. В тот же день (26 ноября) в Берлин выезжает назначенный решением Политбюро от 23 ноября 1940 г. полпредом вместо Шкварцева заместитель наркома иностранных дел Деканозов. Тут возможны два варианта: если Риббентропом (а фактически, Гитлером) советские дополнения были приняты, о чем Шуленбург немедленно сообщил бы Молотову, то Деканозов уже мог везти с собой пакт, подписанный Молотовым. Если же оставался ряд мелких вопросов, то для этого и послали замнаркома, который должен был их разрешить, подготовив почву для последующего торжественного подписания (19 декабря 1940 г., принимая нового советского полпреда Деканозова в своем кабинете, Гитлер скажет ему, что «переговоры, которые происходили здесь с В. М. Молотовым, теперь, вероятно, будут продолжены в служебном порядке». И еще он скажет, что «думает теперь построить во дворце Бельвю более солидное бомбоубежище, так как имеющееся там недостаточно надежно для пребывания в этом дворце больших государственных деятелей. Я понял это как намек на то, что такие лица ожидаются в недалеком будущем в Берлине» (из дневника полпреда Деканозова).

Из всего этого можно предположить, что пакт в равной степени вероятности мог быть как подписан и вступить в действие, так и остаться не подписанным до 22 июня 1941 г.

Беседа полпреда СССР в Германии В. Г. Деканозова с рейхсканцлером Германии А. Гитлером

19 декабря 1940 г.

О предстоящем приеме у Гитлера и процедуре вручения верительных грамот из МИДа сообщили письмом накануне за подписью зам. шефа протокола Халем и по телефону.

В день приема в 12 часов 45 минут в Полпредство заехал с тремя машинами чиновник протокольного отдела Штрак, который затем следовал со мной в одном автомобиле. Остальные товарищи (советники Полпредства тт. Кобулов и Семенов, 1 секретарь т. Павлов, пом. военного атташе, капитан 2 ранга т. Воронцов) следовали на двух других машинах. Во дворе Имперской канцелярии был выстроен почетный караул, встретивший мой приезд барабанным боем. В канцелярии меня встретили начальник канцелярии Гитлера министр Мейсснер и заместитель шефа протокола Халем.

В кабинет Гитлера, в котором в первый раз происходила беседа т. В. М. Молотова с Гитлером, вошли я, т. Павлов, Мейсснер, Халем и переводчик с немецкой стороны Вермюлен. В кабинете присутствовал, кроме Гитлера, также министр иностранных дел Риббентроп. Я вручил Гитлеру верительные грамоты, сказав при этом: «Господин Рейхсканцлер, я имею честь вручить вам свои верительные грамоты, которыми Президиум Верховного Совета Союза ССР аккредитует меня при вас в качестве Чрезвычайного и Полномочного Посла Союза ССР». Приняв верительные грамоты и поздоровавшись со мной, Гитлер предложил сесть.

Спросил, прибыл ли я с семьей. Я ответил, что скоро ожидаю ее приезда. Далее Гитлер сказал, что теперь время чрезвычайно напряженное, он очень занят и потому не имел возможности принять меня раньше. Он сказал также, что в этих условиях вручение верительных грамот иногда затягивается на 2–3 месяца. Я ответил, что мне это понятно, что особых трудностей я не испытывал, добавил, что я нахожусь в распоряжении Рейхсканцлера. Гитлер сказал далее, что переговоры, которые происходили здесь с В. М. Молотовым, теперь, вероятно, будут продолжены в служебном порядке. Я сказал, как это угодно будет Рейхсканцлеру, я всегда готов к переговорам. Гитлер заявил, что он думает, что эти переговоры должны продолжаться нормальным путем, от времени до времени, когда это нужно будет, он будет вмешиваться.

Я подтвердил, что такая договоренность между Молотовым и Риббентропом была в последнюю их беседу, что я нахожусь в курсе как тех переговоров, которые велись, так и того ответа, который был дан т. Молотовым от имени Советского правительства на предложения, переданные в Берлине господином Риббентропом, что я мог бы дать необходимые разъяснения по вопросам, изложенным в этом ответе, если бы в этом представилась надобность, а также по другим вопросам, которые могли быть у господина Риббентропа или у Германского правительства. Гитлер заметил, что было бы очень хорошо, чтобы я присутствовал тогда при переговорах.

Затем он спросил, происхожу ли я из той местности, где родился Сталин, знаком ли я со Сталиным издавна по совместной революционной работе. Я ответил, что родители мои происходят из той же местности Грузии, где родился Сталин, сам я родился в Баку, совместную революционную работу в Грузии со Сталиным не вел, сказал, что мне 42 года, а т. Сталину около 61 года.