— Дурная примета, собрат… вождь Ноккур, — пробормотал кто-то в отряде, его голос терялся в свисте ветра, однако Ноккур яростно обернулся в ответ.
— Не твое дело! О, если бы я хоть что-то мог захватить с собой! Сделать так, чтобы меня надолго запомнили в этом городе! Мы уезжаем… так, будто Провидения никогда не было! Будто наша власть — туман, который можно развеять, а не сила, скреплявшая камни!
— Жить тоже хочется, — угрюмо фыркнули в середине отряда.
— Они бы узнали… — продолжал Ноккур, скрипя зубами. Порывы ветра толкали его в бок, заставляя нагибаться в седле. — Бежать тайно… словно мелкие наемники, натворившие беспорядков в предместье…Если бы я только мог…
— Мы и так две недели ждали, пока сменят стражу Ордена на восточных воротах и можно будет убраться. Не гневи Провидение, Ноккур.
— Перестань по глупой привычке нести чепуху, Корри! Провидения нет! Раз оно позволяет так обращаться со своими воинами! И раз его воины так низко пали, что позволяют шайке безумных трюкачей лишить себя власти! Запомни — есть только мы сами и наши мечи, чтобы получить то, что нам нужно! Там, впереди! Но меня всего выворачивает при мысли, что я ничего не могу сделать здесь, напоследок!
— И к лучшему, — Корри был настроен гораздо менее воинственно. — По крайней мере, на нас никто не обратит внимания и не разболтает, куда мы поскакали.
— А ты бы получше смотрел на дорогу, Корри.
Всадники, как по команде, повернули головы налево и невольно стали придерживать коней. В стороне от обочины, но все же не слишком далеко от дороги, чтобы его не было заметно, стоял большой валун, к боку которого привалилась человеческая фигура, обхватившая себя за плечи. Будь она в другой одежде, хотя бы в таком же темном плаще, как у спутников Ноккура, отряд проскакал бы мимо, не различив ее в сумерках на фоне поросшего мхом камня. Но она была в платье, с серебристыми кружевами и светло-стальными шелковыми вставками на юбке, которые словно светились в темноте. Хотя само платье было уже довольно грязное и мокрое, с надорванным шлейфом.
Странная девушка не пошевелилась и даже не подняла головы, хотя отряд осаживал коней и разворачивался с заметным шумом, лошадиным фырканьем и характерным звоном железа, который любой бы счел угрожающим. Или по крайней мере, вызывающим беспокойство. Но незнакомка у камня не двигалась и не меняла позы, по-прежнему держа себя за плечи.
— Эй, ты что тут делаешь?
— Немая, что ли?
— Отвечай, когда спрашивают!
Медленно она подняла голову, и мокрые рыжие кудри, прилипшие ко лбу и потемневшие от воды, стали хорошо заметны. Потому что во всем Круахане, где испокон века рождались дети с неопределенным цветом волос, других таких не было ни у кого.
— Сижу, — равнодушно сказала девушка, ни на кого не глядя.
Один из всадников потащил ногу из стремени, то ли действительно загоревшись, то ли проникнувшись раздражением из-за ее отрешенного голоса:
— Может, хочешь для разнообразия прилечь?
Прислонившаяся к камню фигура даже не вздрогнула. Возникало ощущение, что все дела в мире, в котором она вынужденно присутствует, разворачиваются совершенно отдельно от нее. Ее глаза были полуприкрыты, демонстрируя черные ресницы с размазанными следами валленской краски.
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы ликующий возглас Ноккура не перекрыл шум ветра
— Все-таки Провидение есть! Я потом вымолю прощение за свои опрометчивые слова! Сейчас у меня есть дело поважнее!
От нетерпения он путался в застежках, пытаясь одновременно вытащить меч из ножен за спиной и сбросить плащ, чтобы не мешал замахиваться.
— Я поклялся, что сделаю так, когда эта тварь попадет мне в руки! Я отрежу ей крылья и брошу их на пороге протектората, прямо под ноги ее ненаглядному Баллантайну! Ради этого момента не жаль и вернуться в Круахан, только чтобы посмотреть, какое у него будет выражение лица, когда он поймет, что мы сделали с его любимой пташкой! А ну подержите ее, кто-нибудь!
Те, кто стояли рядом с Гвендолен, не тронулись с места. Ноккур был еще достаточно далеко от камня, и темнота мешала ему разглядеть все как следует. Но по мере того, как он подходил ближе, лицо его искажалось с каждым шагом.
Гвендолен наконец открыла глаза, не поднимаясь. Она смотрела в упор на подходившего Ноккура, без всякого торжества или иронии, наверное, даже с каким-то оттенком сочувствия, если вообще можно было найти следы хоть какого-то выражения на ее застывшем лице.
— Твое Провидение опоздало, — произнесла она безразличным голосом. — Как видишь, нашлись те, кто сделал это до тебя.
Ноккур остановился в трех шагах, воткнув меч в землю и оперевшись о рукоять, словно ему было тяжело держаться на ногах. По его лицу потекли крупные капли. И точно такие же бежали по щекам Гвендолен и застывших вокруг воинов Провидения.
Только не подумайте, что наступила трогательная сцена раскаяния и примирения. Это всего лишь пошел дождь.
Хроника четвертая
В конце осени, когда в островном Ташире заканчивают сбор винограда и устраивают праздник урожая, старый тан Эвнорий собирался сыграть свадьбу среднего сына Герастия и Арайды, младшей дочери землевладельцев с соседнего острова. Торжество обещало быть самым пышным в году и должно было запомниться всем приглашенным, дабы никто не мог усомниться, что Дом Эвнория — богатейший и славнейший из всех прочих на островах Ташира. Говорили, что Эвнорий решил устроить турнир и пригласил лучших бойцов на Внутреннем океане, чтобы они продемонстрировали свое искусство битвы на мечах. Должен был прибыть корабль с воинами из Вандера, и хотя они редко соглашались сражаться ради увеселения, а не ради славы и добычи, сам факт их мирного присутствия на острове немало значил для укрепления слухов о могуществе того, кто их пригласил. Обещал приехать и Ноккур Коварный со своим отрядом гладиаторов, и люди поговаривали, будто Эвнорий собирается позвать его на службу. А чтобы содержать людей Ноккура, золота надо больше, чем в казне у эбрийского султана. И столько же бесстрашия, потому что гладиаторы Ноккура всегда соблюдают верность только до поры и только тому, кто богаче им платит.
Правда, находились совсем злые языки, которые болтали, будто вся суматоха с турниром, лучшими винами и тканями для празднества затеяны Эвнорием не столько ради свадьбы сына, сколько ради внимания своей гостьи, прекрасной эрлессы Ниабель, которая не так давно поселилась в доме тана, но пока что дверь в ее спальню оказывалась закрытой чаще, чем Эвнорию этого хотелось. В самом деле — и в день приезда участников турнира, когда могущественный тан и его пестрая свита, состоящая из обитателей Дома разных цветов кожи, занятий и возрастов встречали воинов, сходящих на пристань, на прелестном лице Ниабель застыла гримаска неизбывной скуки. Она перебирала длинные нитки светло-зеленого жемчуга, самого дорогого, какой ныряльщики могли добыть возле отвесных таширских скал, и возведя глаза к небу, что-то еле слышно шептала, то ли беседуя сама с собой за неимением более достойных участников диалога, то ли жалуясь своим богам на незавидную судьбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});