Указ о переименовании столицы был издан 18 июля старого стиля — за день до официального начала войны. Может быть, именно в этот день, порвав (или надорвав) символическую связь с петровским наследием, империя подписала себе роковой приговор. Это было апофеозом того «национального» духа, который вдохновлял официальную культурную политику еще в дни Александра III, который был ближе всего сердцу Городецкого — и который никогда не был близок Гумилеву.
Стихи Городецкого вошли в его книгу «Четырнадцатый год». Наибольшее внимание привлекло в ней, конечно, стихотворение «Сретенье царя», описывающее прибытие Николая II из Царского Села 20 июля. Городецкий не знал меры ни в чем — и уж конечно в порыве увлечения забывал принятые в интеллигентской среде правила приличия.
До полдня близко было солнцу,Когда раздался пушек гул.Глазами к каждому оконцуНарод с мечтою жадной льнул.Из церкви доносилось пенье…Перед началом битв, как встарь,Свершив великое моленье,К народу тихо вышел Царь.
Что думал Он в тот миг великий,Что чувствовал, Державный, Он,Когда восторженные кликиНеслись к Нему со всех сторон?Какая сказочная силаБыла в благих Его руках,Которым меч судьба вручилаНа славу нам, врагам на страх!
Спустя восемь — десять лет советский поэт Сергей Городецкий будет одну за другой выпускать книжки с такими названиями: «Знай боярскую Румынию, чтоб не быть тебе разинею», «Пан-жупан, долой обман. Разговор красноармейца с польским паном», «Урожай уважай, а зерна не обижай» (против самогоноварения) — и многочисленные агитброшюры по заказам издательства «Безбожник» («Тьма и ложь — две старушки божьи тож» и др.). Еще позже автор «Четырнадцатого года» создал новый, свободный от монархизма, вариант либретто оперы Глинки «Иван Сусанин» (бывшая «Жизнь за царя»), в котором крохотный отряд поляков зачем-то ищет дорогу на Москву (а не избранного царем Михаила Романова, как в истории и в прежнем либретто барона Розена). Он долго жил, много издавался, много зарабатывал, в голодные годы щеголял гастрономическими познаниями, но в ряды классиков советской литературы так и не выбился. Слишком дешево и слишком мелко он продавался. Не было все же у него настоящего практического ума и настоящего делового масштаба, которыми, как оказалось, щедро наградила судьба увальня А. Н. Толстого.
Не один Городецкий слагал в 1914–1915 годы патриотические стихи о начавшейся войне. За полтора года вышло несколько больших антологий такого рода поэзии, на страницах которых наряду с произведениями посредственных стихотворцев вроде Леонида Афанасьева (одного из постоянных авторов «Нового времени»), Мазуркевича, Уманова-Каплуновского, Година появлялись и произведения крупных поэтов. Особенно щедрую дань батальной тематике отдал в эти годы Сологуб. Его стихотворение «Вильгельм Второй» — хороший образец жанра:
В неправедно им начатой войнеЕму мечтается какая слава?Что обещает он своей стране?Какая цель? Париж или Варшава?
Для прусских юнкеров земля славян,И для германских фабрикантов рынки?Нет, близок час, — и он, от крови пьян,Своей империи свершит поминки.
Жанры военно-патриотической словесности тех лет поражают разнообразием. Так, в 1915 году появляется «под редакцией З. Н. Гиппиус» книга-подарок для народного чтения «Как мы воинам писали и что они нам отвечали» — видимо, идеологически направленное стихотворное переложение настоящей переписки солдатиков с кухарками. Вступительные стихи написаны отчего-то с интонацией Кузмина:
Глазастые кисеты,Носки да карандаш.С махоркою пакетыИ всякий ералаш.
От Дуни алый ситчик,От Кати — шоколад,Чай, сахар… Вот бы спичек,Да спичек не велят…
Сердясь, хлопочет Дуня:Затейщица она,Пришла и эта нюня —Швейцарова жена…
Дальше, когда дело доходит собственно до писем, Кузмина сменяет Некрасов:
Воюйте со вниманием,Гоните немца ярого,Не всех колите до смерти —Хватайте больше в плен,
Да шлите в нашу сторону,Научим уму-разуму,Покрестим в веру правую —Забудут нам дерзить.
В обработанных Гиппиус письмах кухарок отражаются и бытовые трудности военного времени:
Все посылочки зашиваю,Все на армию посылаю,А доходит ли к вам — не знаю.Также слез и у нас немало:Как все нынче дорого стало!Вот казенки, спасибо, нет,Увидали немножко свет.Дураку иному неймется,Дураку и сам черт не брат:Он иль ханжею обопьется,Иль лакает денатурат.
Введение сухого закона и закрытие казенной винной торговли («казенки») стало еще одной приметой новых времен. Восторги гиппиусовской кухарки по этому поводу отдают антиалкогольной кампанией 1986 года; но уже из следующих строк видны подлинные последствия неосторожной меры. Помимо массового самогоноварения и широкого употребления спиртосодержащей дряни, она способствовала еще и шествию в массы новых для России возбуждающих средств. Всей правды о роли кокаина и опиума в русской революции еще, должно быть, не сказано.
Для нужд патриотической пропаганды привлекалась и милая сердцу Гумилева экзотика. Хороший пример — стихотворение Сологуба «Индийский воин»:
Мои ребяческие игрыСмеялись в ярком зное той земли,Где за околицами тигрыДобычу ночью чутко стерегли.……………………..
Мой император, англичанин,Живет в далеком северном краю.Я за него в сраженьи ранен,И за него я снова кровь пролью.
А Кузмин, пользуясь случаем, сводил свои давние счеты с германской культурной традицией и «большим стилем»:
Одумается ли ГерманияОставить пагубный маршрут,Куда ведет смешная манияИ в каске Вагнеровский шут?
Это были столичные изыски, но патриотические стихи писали и в провинции. Учитель Александр Боде из Самары создал, к примеру, песню, начинавшуюся так:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});