похоже на порядки в Красной Армии. На лужайке в лесу был установлен под открытым небом католический алтарь, и отец Купш совершал богослужение. Алтарь был украшен цветами и сосновыми ветками, а вместо органа играл оркестр из двух скрипок и нескольких духовых инструментов. Сотни солдат, стоя на коленях, молились, а затем многие из них и десятки одетых в форму защитного цвета девушек из команд обслуживания причастились. Вся эта сцена в глубине соснового леса представляла собой незабываемую картину.
Самым значительным событием в тот день был долгий церемониальный марш дивизии имени Костюшко, состоявшийся после того, как войска принесли присягу и дивизии было вручено ее знамя с белым польским орлом на красно-белом фоне и надписью «За родину и честь» с одной стороны и портретом Костюшко с другой. Повсюду я видел множество польских национальных эмблем, и не было даже намека на то, что все это в какой-то мере организовано русскими, не считая того, что выступавшие поляки неизменно подчеркивали свою благодарность Советскому Союзу и Красной Армии. В присяге, которую, стоя на плацу, фразу за фразой хором повторяли польские солдаты, они не только обещали сражаться до последней капли крови за освобождение Польши от немцев, но и клялись в союзнической верности Советскому Союзу, «давшему им в руки оружие для борьбы». Затем начался парад. Он продолжался почти два часа. На трибуне, украшенной польским, советским, английским, американским, чешским и французским флагами, стояли Ванда Василевская, Берлинг и другие польские офицеры, советские офицеры и представители союзников. Большинство солдат было в возрасте 25–35 лет, и все они были в хорошем физическом состоянии; офицеры были одеты в щеголеватую форму защитного цвета и конфедератки с польским орлом, а солдаты, которые проходили мимо трибуны под звуки оркестра, игравшего военные марши, были в темно-зеленых кителях. Формирование дивизии началось в апреле, но к ее интенсивному обучению приступили лишь в начале июня. Дивизия еще не прошла полной боевой подготовки, но представители французов и других союзников заявили, что она добилась огромных успехов. Никто не делал тайны из того, что обучали дивизию почти исключительно советские офицеры. Но наибольшего внимания заслуживало оснащение дивизии. Вооружение ее было на 80 % автоматическим или полуавтоматическим; несколько рот имели также реактивные противотанковые ружья; в дивизию входило несколько пулеметных и артиллерийских подразделений, минометных подразделений и, наконец, около 30 танков Т-34. Все оснащение, за исключением нескольких американских грузовиков и джипов, было советским.
С оснащением этой дивизии было особенно интересно ознакомиться, ибо оно полностью соответствовало оснащению регулярной советской стрелковой дивизии. А поскольку у нее было так много противотанкового оружия, мне стали понятны причины полного провала немецкого наступления под Курском в десятидневных боях перед этим. По словам одного польского офицера (которые впоследствии подтвердил и генерал Жуков), огневая мощь этой дивизии в семь раз превышала огневую мощь регулярной дивизии польской армии в 1939 г. Говорили, что в октябре дивизия имени Костюшко будет готова к боевым действиям. Это оказалось правильным, и дивизия отличилась в первых же боях, понеся, правда, тяжелые потери.
Что же представлял собой ее личный состав? Точные цифры получить не удалось, но подавляющее большинство – почти 15 тыс. офицеров и солдат дивизии, – видимо, составляли поляки. Те, кто говорил по-русски в дивизии – а почти весь ее состав говорил по-польски, – говорили с польским акцентом. Значительное число офицеров ранее служило в Красной Армии, и многие из них были награждены орденами и медалями. У одного была медаль за победу под Сталинградом. Но он был самый настоящий поляк, уроженец Львова, мобилизованный в Красную Армию в начале войны. Проблема «национальности» разрешилась теперь любопытным путем: любой житель Западной Украины или Западной Белоруссии, который «считал» себя поляком, мог вступить в дивизию. Очень немногие из офицеров и солдат дивизии служили в армии Андерса, но многие «собирались вступить» в нее перед ее отъездом в Иран. Солдатам говорили, что те из них, чья национальность вызывает сомнения, смогут впоследствии выбирать между польским и советским гражданством. Это относилось и к полякам, и к тем, у кого теперь были уже советские паспорта. Говорили, что в составе дивизии было 6 % евреев, 2 % украинцев и 3 % белорусов. Многие из солдат раньше были польскими военнопленными и приехали сюда из отдаленных мест Советского Союза. Были среди них и высланные в свое время гражданские лица. Днем я увидел целое сборище таких людей – оборванных, обовшивевших и деморализованных; они долгое время жили в ужасных условиях, и, чтобы добраться сюда, им пришлось совершить очень тяжелое и длительное путешествие из Сибири или Средней Азии.
Когда я разговаривал с ними, один офицер заметил: «Многие наши солдаты выглядели так же, когда прибыли сюда, а посмотрите теперь, как элегантно они выглядят». Это было верно, и хотя никто не мог бы отрицать, что полякам на востоке было тяжело, эта дивизия наконец разрешала для них все проблемы, и большинство явно были рады этому. Их служба в дивизии обещала хотя бы, что, если их не убьют, они вступят в Польшу одними из первых, а теперь, после величайшей победы русских под Курском, такая перспектива казалась уже не слишком отдаленной.
Благоприятное впечатление производила группа польских юношей, которая при немцах ремонтировала дороги в районе Калинина, а потом примкнула к советскому партизанскому отряду и наконец перебралась через линию немецкого фронта. Что касается уже обученных солдат, то, хотя они и были довольно разношерстной массой, патриотическая пропаганда явно оказывала на них желаемое воздействие. Они были дисциплинированны, хорошо одеты и накормлены, а мысль, что они будут «первые поляки, которые вступят в Польшу», была для них заманчивой. Многие из них фактически были поляками, которых мобилизовал бы (и забрал с собой в Иран) и Андерс, если бы ему дали время это сделать.
Берлинг и Василевская устроили пресс-конференцию. Берлинг рассказал, что он родился близ Кракова в 1896 г. и в прошлую войну служил в польском легионе Пилсудского. Он работал в штабе армии Андерса, но был не согласен с политической линией Андерса.
Ванда Василевская заявила, что дивизия воочию показала всю абсурдность делавшихся за границей предположений, что это будет лишь символическая воинская часть. Она сказала, что родилась в Кракове в 1905 г., окончила Краковский университет и до разгрома Польши была членом Национального комитета Польской социалистической партии. Прежде она была журналисткой, а с 1934 г. стала писательницей. В Советский Союз она приехала в сентябре 1939 г.
«Союз польских патриотов, – сказала она, – был основан в апреле 1943 г. Союз сразу же обратился за помощью к маршалу Сталину, предложив также, что он, Союз, выделит людей, которые будут выполнять всю необходимую работу среди поляков. Союз польских патриотов ставит перед собой три задачи: 1) содействовать формированию польских вооруженных сил в Советском Союзе, 2) удовлетворять культурные нужды поляков,