— Кажется, у нас высокие гости, — проговорил он.
На площадку ступила нога в сверкающем чёрном сапоге, заструились складки длинного чёрного плаща, затем показалась голова, увенчанная феоновой короной, а под плащом на груди гостя блеснула королевская цепь. Марис, впервые видевший короля вживую, а не на экране, застыл с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом, а лицо Илидора приобрело выражение каменной суровости. Но король приехал не один: он подал кому-то руку, и в его ладонь легла унизанная сверкающими перстнями ручка, потом из тёмной глубины салона показалась изящная нога в серебристой туфельке, оплетённая почти по самое колено затейливым, блестящим, как морозные завитки на стекле, узором, а следом — хорошенькая, покрытая белой накидкой из атласного кружева головка. Придерживая рукой шёлковый плащ, из флаера вышел Лейлор — весь в белом, как цветущая яблоня, а следом за ним показался мускулистый, коротко стриженый субъект в сером костюме, с кружевным свёртком на руках.
— Просим прощения, что нагрянули без приглашения, — сказал Раданайт, целуя Джима в щёку. — Лейлор хотел непременно сделать тебе сюрприз, Джим. Мы остановились в «Оазисе», и я хотел послать тебе приглашение к нам, но с моей драгоценной половиной спорить бесполезно.
— Да, мне не терпелось скорее увидеться с тобой, папуля! — воскликнул Лейлор, бросаясь к Джиму. — Сначала мы приехали к тебе домой, но старина Эннкетин сказал, что ты здесь. Представляешь, едва завидев меня, он бросился меня тискать — я еле вырвался!
Заключив в объятия своего сына, похожего на юное деревце в цвету, Джим почувствовал приближение слёз. Он ещё никогда не видел Лейлора таким красивым, и даже присутствие Раданайта не помешало чувствам в полной мере овладеть им.
— Детка, я так по тебе соскучился, — пробормотал он, зарываясь в его лёгкую и шелковистую, сотканную из белых атласных цветов накидку.
— И я по тебе ужасно соскучился, папуля, — тепло прошептал Лейлор, чмокая его в нос, в губы, в лоб и в щёки. — Я хочу тебя ещё кое с кем познакомить. Одо!
Лейлор сделал знак стриженому субъекту, и тот передал ему на руки свёрток. Прижав свёрток к себе, Лейлор с улыбкой откинул белую кипень кружев и показал Джиму розовощёкое, пухленькое дитя, сияющее здоровьем и красотой.
— Вот, папуля, познакомься, это Алли, — сказал он, сияя от гордости. — Ему уже три месяца.
Джим уже не мог сдержать слёз. Лейлор дал ему подержать кружевной свёрток, а сам подошёл к Илидору, устремив на него сияющий взгляд своих ясных глаз. Наверное, ни одно живое существо во Вселенной, имеющее сердце, не смогло бы оставаться равнодушным под этим взглядом, и Илидор не был исключением. Вся его напускная холодность растаяла от одной улыбки Лейлора.
— Привет, Илидор.
— Привет, пузырёк.
По мановению сверкающих перстней Лейлора из флаера появилась целая куча подарков — в основном, для детей. Небби, сидя у него на коленях, трогал пальчиком выступающие из-под кружевной накидки блестящие завитки его волос, а Фалкон-младший разглядывал его туфли и узоры на его голенях: малыши ещё никогда не видели такого сказочного существа. Алли в кружевном одеяльце — белое пятно на чёрном — спал на руках у Раданайта, а Марис, затрепетав под взглядом короля, распорядился:
— Халдин, завари ещё чаю.
Встреча продолжалась час. Уже совсем стемнело, когда Лейлор и король стали прощаться; чёрно-фиолетовая Бездна смотрела сверху всеми своими звёздами, и перед её величием блекли и мельчали людские страсти.
— Папуля, приходи к нам, — сказал Лейлор. — Вместе с Небби, конечно. Мы остановимся в «Оазисе» на две недели, и я надеюсь, ты сможешь выбрать время, чтобы навестить нас. Кстати, а где Рэш? Почему я его не видел?
— Он в экспедиции, — ответил Джим. — Должен вернуться со дня на день.
— Мне бы очень хотелось с ним увидеться, — сказал Лейлор. — Пусть и он приходит. Дорогой, ты не против? — обратился он к Раданайту.
— Нисколько, моя радость, — отозвался тот.
Этот обмен нежными обращениями — «дорогой» и «моя радость» — вернул лицу Илидора выражение холодной угрюмости. Это не укрылось от Лейлора. Встав и взяв короля за руку одной своей рукой, другую он протянул брату.
— Илидор, подойди, пожалуйста.
Илидор не смог ему отказать и подошёл. Соединив их руки, Лейлор сказал:
— Я хочу, чтобы вы помирились.
Рука Раданайта и рука Илидора ещё некоторое время держались соединёнными, а Лейлор, поцеловав сначала своего спутника, а потом брата, сказал:
— Я люблю вас обоих, и вам придётся с этим смириться.
— Я давно знаю это, мой милый, — сказал Раданайт. — Надеюсь, Илидор тоже когда-нибудь это поймёт.
Накрыв руку Илидора второй своей рукой и сжав, он отпустил её и отступил на шаг, серьёзный и спокойный.
— Нам пора, любовь моя, уже поздно, — сказал он Лейлору.
— Вы уезжаете? Подождите минутку! — всполошился Марис.
Он что-то шепнул Халдину, и тот расторопно исполнил его распоряжение — принёс баночку варенья из лепестков роз. Преподнести её королю Марис не посмел, а потому сунул её Лейлору:
— Такого вы ещё не пробовали.
Лейлор засмеялся и чмокнул его в щёку. Роскошный королевский флаер, подмигнув на прощание фиолетовыми огнями днища, скрылся за звёздным горизонтом, а Марис ещё долго стоял на веранде, прислонившись к столбу и глядя в тёмную даль. Он был всё ещё под впечатлением от встречи с королём.
Малыши заснули, и Илидор предложил Джиму остаться ночевать, но Джим чувствовал в груди странное томление, которое требовало одиночества.
— Мы, пожалуй, пойдём, — сказал он.
— Тогда я провожу тебя, — предложил Илидор. — Уже темно.
Нет, полной темноты в Двуречье никогда не было. Ярко сияющая звёздными россыпями Бездна, раскинувшаяся над долиной, освещала тропинку, и коротко стриженая голова Илидора серебрилась в призрачном звёздном свете. Небби сладко спал у него на руках, а Джим нёс подарки от Лейлора и баночку варенья из розовых лепестков от Мариса. Хотелось ли ему покинуть Флокар и вернуться на Альтерию? Вряд ли. Эта странная планета, скрывающая под слоем безжизненных песков сокровища своих почти не изведанных недр, с фиолетовым ночным небом и необычайно красивыми янтарными закатами, открылась Джиму с новой стороны, а те два тяжких года рабства в пыльном углу лавки Ахиббо почти стёрлись из его памяти. Он полюбил это фиолетовое небо, эти пески и оазисы, жару и освежающий вкус целебной флокарианской воды, а ещё здесь была самая красивая Бездна: пожалуй, ни в каком другом уголке Вселенной на небе не было видно такого несметного множества звёзд; здесь без телескопа можно было увидеть светящиеся облака туманностей, сиреневые и лилово-жёлтые, а чтобы разглядеть соседние галактики, достаточно было всего лишь мощного бинокля. Здесь был уютный свет окон построенного им дома, а ещё — о, ещё был флаер Рэша под навесом!