Читать интересную книгу Лабиринты безумия - Игорь Бунич

Это было первым из того, о чем Риббентроп с радостью сообщил Мацуока по его прибытии в Берлин.

В отличие от приема, оказанного ему в Москве, где японского министра сразу же повезли к Сталину, в Берлине ему пришлось до встречи с Гитлером выслушать длинную, сбивчивую речь Риббентропа в Имперском министерстве иностранных дел.

Основное достоинство японцев – умение слушать не перебивая, давая быстрыми поклонами понять говорящему, насколько им нравится услышанное. Что они при этом действительно думают, понять по их лицам с застывшими улыбками совершенно невозможно.

Это раздражало Риббентропа, а потому речь получилась путаной, временами переходящей в чисто митинговую агитацию.

Начал имперский министр с того, что напомнил Мацуока и присутствовавшему на беседе послу Осима о крахе Англии.

«Германия, – сказал он, – находится в последней стадии своей борьбы против Англии. В течение минувшей зимы фюрер сделал все необходимые приготовления, так что сейчас Германия вполне готова помериться с Англией силами где угодно. Фюрер имеет в своем распоряжении, вероятно, сильнейшие вооруженные силы из всех существующих когда-либо». Риббентроп с гордостью заявил, что Германия уже имеет 24 танковых дивизии. Мацуока почтительно поклонился. Из источников собственной разведки он знал, что СССР только в западных округах уже развернул 40 танковых дивизий.

Поэтому японский посол осмелился почтительно осведомиться: каковы ныне отношения Германии и России?

Но это только конфиденциально, предупредил Риббентроп и сообщил, что «нынешние отношения с Россией являются корректными, хотя и не очень дружественными. После визита Молотова, когда русским предложили присоединиться к пакту трех держав, Россия поставила неприемлемые условия. Они означали принесение в жертву Финляндии, предоставление Сталину баз в Дарданеллах и возможности оказывать сильное влияние на положение на Балканах, особенно в Болгарии.

Германия явно почувствовала, что с тех пор, как сэр Стаффорд Криппс стал послом в Москве, происходит тайное и даже относительно явное укрепление уз между Россией и Англией. Германия внимательно следит за этими действиями».

Мацуока поинтересовался, не опасается ли Германия, что в подобной ситуации Сталин, сговорившись с англичанами, нанесет удар, воспользовавшись какими-нибудь удобными обстоятельствами, скажем уходом крупных сил немецкой армии на Балканский полуостров?

«Я лично знаком со Сталиным, – сдерживая себя, ответил Риббентроп, – и не считаю его склонным к авантюре, но быть вполне уверенным нельзя».

«Германские армии на Востоке всегда находятся в состоянии готовности, – не совсем уверенным голосом продолжал Риббентроп, но увидев, как переглянулись между собой Мацуока и Осима, а их улыбки из эллипсов неожиданно превратились в овалы, Риббентроп сорвался и почти закричал:

«Если когда-нибудь Россия займет позицию, которую можно будет истолковать как угрозу Германии, фюрер сокрушит Россию! Германия уверена, что кампания против России завершится абсолютной победой германского оружия и полным разгромом русской армии и русского государства! Фюрер убежден, что в случае боевых действий великая держава Россия перестанет существовать!»

Риббентроп понял, что говорит лишнее. Улыбки исчезли с японских лиц. Узкие глаза еще более прищурились, чтобы скрыть блеск волнения. Мацуока уже не сомневался, что война между СССР и Германией станет реальностью в самом ближайшем будущем. Не важно, кто нанесет первый удар. Недаром Сталин готов платить столь высокую цену за японский нейтралитет.

Германия стоит настороже и не потерпит никогда ни малейшей угрозы со стороны России. Германия хочет как можно быстрее завоевать Англию и не допустить, чтобы что-либо помешало ей в этом».

На это было трудно что-либо возразить.

«Державы Оси, – подвел итог Риббентроп, – уже определенно выиграли войну. Англичане давно бы вышли из войны, если бы Рузвельт не обнадеживал всякий раз Черчилля… Поэтому цель пакта трех держав – прежде всего запугать Америку и не дать ей вступить в войну. Главный враг нового порядка – Англия, которая является в такой же мере врагом Японии, как и Германии».

В голосе Риббентропа появились вдруг какие-то просительные нотки. «Поэтому фюрер по зрелому размышлению, – понизив голос, сказал он, – пришел к выводу, что было бы выгодно, если бы Япония решилась как можно скорее принять активное участие в войне против Англии. Например, молниеносное нападение на Сингапур явилось бы решающим фактором в быстром разгроме Англии… Япония, захватив Сингапур, приобретет абсолютно господствующую позицию в этой части Восточной Азии. Фактически она разрубит гордиев узел».

Это было слишком даже для невозмутимого Мацуока. Он ответил, что подобный вопрос требует тщательного изучения и консультаций с правительством. Покидая германское министерство иностранных дел, он заметил генералу Осима: «Зачем нам захватывать Сингапур, если они летом завоюют Англию? Сингапур сам упадет к нам в руки?»

«Извините, Мацуока-сан, – ответил генерал. – Я сильно сомневаюсь, что произойдет так, как нас пытался уверить господин министр».

«Почему?» – поинтересовался министр иностранных дел.

«Во-первых, потому, что у них нет флота, – объяснил генерал Осима, – а во-вторых, как только они соберутся высаживаться в Англии, их тут же, как зеленую гусеницу на циновке, раздавит русский сапог. И они это отлично понимают. Так что впереди нас ждет все что угодно, кроме высадки немцев в Англии».

Мацуока ничего не ответил. Он думал.

В тот же день, после обеда, Мацуока был принят Гитлером. Тот так же, как Риббентроп, решил произвести впечатление на японского министра перечнем военных побед Германии.

«С начала войны, – возбужденно рассказывал Гитлер, – уничтожено: 60 польских, 6 норвежских, 18 голландских, 22 бельгийских и 138 французских дивизий. Кроме того, 12 или 13 английских дивизий изгнаны с континента. Сопротивление воле держав Оси стало невозможным. Как известно господину Мацуока, к державам Оси вчера присоединилась и Югославия».

В этот момент внесли бокалы с минеральной водой для фюрера и шампанским – для остальных и был провозглашен тост за окончательную победу над Англией.

Гитлер улыбался, и морщинки очень приятно собирались вокруг его глаз, придавая лицу фюрера очень гостеприимное и теплое выражение. «Было бы очень хорошо, – заявил Гитлер, беря под руку маленького японца, – если бы Япония также приняла участие в окончательном разгроме Англии. Быстрый захват Сингапура был бы просто великолепным событием. Англия бы навсегда утратила возможность к сопротивлению. Что на это скажет господин Мацуока?»

Мацуока поблагодарил Гитлера за откровенность и ответил, что в целом согласен с точкой зрения фюрера. К сожалению, он не обладает, в отличие от Гитлера, верховной властью в Японии и еще должен склонить к своей точке зрения тех, кто правит страной Восходящего Солнца. Поэтому он не может дать никаких определенных обязательств, но лично сделает все от него зависящее.

Затем Гитлер поинтересовался: о чем Мацуока и Сталин говорили в Москве?

Мацуока не сказал ни слова о том, что он на обратном пути собирается подписать со Сталиным договор о нейтралитете. (Гитлер тоже ничего не говорил о плане Барбаросса.) Он только поведал Гитлеру о беспокойстве Сталина по поводу судьбы британских владений, особенно в районе Персидского залива и его надежды, что после краха Британии все разногласия между Японией и Россией будут устранены.

Прием закончился, но ощущение какой-то недоговоренности осталось у той и другой стороны.

У Гитлера, как и у всякого человека с повышенной нервной возбудимостью, было очень острое чувство надвигающейся беды.

Еще во время приема в честь японского министра иностранных дел Гитлер осознал, что его что-то удручает. Возможно, его раздражали улыбки, уклончивые сладко-вежливые ответы и идиотские поклоны японцев. Нет, тут было что-то другое. Он видел, как его любимый адъютант штурмбанфюрер Гюнше несколько раз появлялся в зале с какой-то бумагой в руке, но, видя, что фюрер занят оживленной беседой с посланцами далекой Японии, не решался подойти.

Только проводив японцев, Гитлер узнал, в чем дело: в Югославии произошел государственный переворот.

Уже были известны подробности. 26 марта, когда Цветкович и Маркович возвратились из Вены и стало известно, что они подписали пакт с Гитлером, генерал Симович поднял военный мятеж. Кровопролития не было. Несколько генералов были арестованы. Цветкович, задержанный полицией, доставлен в штаб Симовича, где его заставили подписать заявление об отставке. Как только принц Павел прибыл в Белград, его доставили в штаб генерала Симовича, где он вместе с двумя другими регентами, подписал акт отречения. Ему дано несколько часов на сборы и предписано покинуть страну.