Его похититель пристроился в конец очереди прямо за повозкой, гружённой лимонами и апельсинами. Один из стражников махнул факелом, пропуская повозку, однако восседающий на боевом коне и закованный в кольчугу здоровенный андал, вооруженный длинным мечом, привлёк к себе пристальное внимание. Вызвали капитана. Пока они с рыцарем беседовали по-волантийски, один из стражников стянул с руки когтистую латную рукавицу и потёр карлику голову.
– Удача из меня так и прёт, друг мой, – заверил стражника Тирион. – Перережь мои путы и будешь щедро вознагражден.
Но похититель услышал его слова.
– Прибереги свои посулы для говорящих на твоем языке, Бес, – посоветовал он, когда волантийцы пропустили их в ворота.
Миновав их, путники поехали дальше вдоль массивных городских стен.
– Ты говоришь на моем языке. Могу я переубедить тебя обещаниями, или ты твёрдо решил стать лордом ценой моей головы?
– Я уже был лордом по праву рождения. Мне ни к чему бесполезные титулы.
– Но это единственное, что ты получишь от моей милейшей сестрицы.
– А я думал, что Ланнистеры всегда платят свои долги.
– О, до последнего пенни… но ни монетки сверх того, милорд. Ты, конечно, получишь обещанный кусок мяса, но соусом благодарности его не польют, и, в конце концов, он вряд ли утолит голод.
– Возможно и так, но всё чего я хочу – чтобы ты ответил за свои преступления. Проливший родную кровь проклят в глазах богов и людей.
– Боги слепы. А люди видят лишь то, что хотят видеть.
– Я вижу тебя насквозь, Бес, – в голосе рыцаря послышались мрачные нотки. – Я совершил много такого, чем не могу гордиться, вещи, навлекшие позор на мой род и фамильное имя… Но убить родного отца? Да как у кого-то поднялась на такое рука?
– Дай мне арбалет, спусти штаны, и я покажу. «Причем с удовольствием».
– По-твоему это тема для шуток?
– По-моему, вся жизнь – шутка. Твоя, моя, да любая.
Внутри городских стен их взору предстало множество зданий, принадлежавших разным гильдиям, рынков и бань. Посреди широких площадей журчали фонтаны. За каменными столами люди играли в кайвассу, потягивая вино из стеклянных бокалов при свете изысканных светильников, которые держали рабы, разгоняя тьму. Вдоль мощёных дорог росли пальмы и кедры, и почти на всех перекрестках возвышались статуи. Карлик отметил, что у многих из них не доставало голов, но даже в таком виде они выглядели внушительно в лиловых сумерках.
Чем дальше боевой конь брёл на юг вдоль реки, тем меньше и беднее становились торговые лавки, а вместо деревьев по обочинам теперь тянулись унылые ряды пней. Булыжная мостовая заросла осокой, а затем под копытами коня зачавкала жидкая грязь цвета детской неожиданности. Мостики, перекинутые через питающие Ройн притоки, опасно поскрипывали под весом всадника. Разбитые ворота стоявшего на реке заброшенного форта были распахнуты настежь, словно беззубый рот старика. Между его парапетами то там, то сям мелькали козы.
«Старый Волантис, первое дитя Валирии, – подумал карлик. – Гордый Волантис, король Ройна и господин Летнего Моря, обитель благородных лордов и прекрасных дам, наследников древней крови». Здесь никого не смущали ни оравы носившихся по переулкам вопящих голых детишек, ни бретёры, поигрывающие рукоятью меча у дверей питейных заведений, ни снующие повсюду, словно тараканы, сутулые рабы с татуированными лицами.
«Великий Волантис, самый большой и многолюдный среди девяти Вольных Городов». Древние войны сильно уменьшили население Волантиса, и целые кварталы погрязли в болоте, на котором был выстроен город.
«Прекрасный Волантис, город фонтанов и цветов». Теперь же одни фонтаны пересохли, а полуразрушенные бассейны других были полны протухшей застоявшейся воды. Сквозь каждую трещинку в стенах и мостовых пустила побеги цветущая виноградная лоза, а молодые деревца оплели своими корнями заброшенные магазинчики и храмы с обвалившимися сводами.
А затем им в ноздри ударил запах. Витавшая в жарком, влажном воздухе резкая, тошнотворная вонь заполнила все вокруг.
«Пахнет рыбой, цветами и слоновьим дерьмом. Сладостью и землей, дохлятиной и гнилью».
– Этот город смердит, как старая шлюха, – заключил Тирион. – В точности, как грязная потаскуха, надушившая интимные места в надежде, что этим сможет перебить вонь от её промежности. Не то чтобы я жаловался. У шлюх ведь как: молоденькие пахнут лучше, но старые более искусны.
– Тебе об этом известно больше, чем мне.
– Ну как же, как же. А бордель, где мы встретились, ты, должно быть, принял за септу? А девица, елозившая у тебя на коленях – твоя непорочная сестра?
Услышав эти слова, рыцарь нахмурился.
– Попридержи-ка лучше свой язык, пока я не завязал его узлом.
Тирион проглотил вертевшийся на языке ответ. Его опухшие губы до сих пор помнили, что случилось в прошлый раз, когда он разозлил рыцаря.
«Тяжелая рука и отсутствие чувства юмора – весьма неудачное сочетание».
Это он понял по дороге из Селориса. Тирион подумал о ботинке, вернее – о спрятанных в нём грибах. Похититель обыскал его не так тщательно, как следовало бы.
«У меня всегда останется в запасе этот вариант. По крайней мере, Серсея не получит меня живым».
Дальше к югу вновь стали появляться признаки благополучия. Заброшенные здания попадались всё реже, вокруг больше не носилась голозадая детвора, а бретёры, мелькавшие в дверных проемах, были одеты роскошнее. Путники проехали несколько постоялых дворов, в которых, судя по внешнему виду, человек мог провести ночь, не боясь, что ему перережут глотку. Вдоль набережной, покачиваясь под порывами ветра, на железных столбах висели фонари. Улицы становились всё шире, а здания – внушительнее. Некоторые были увенчаны куполами из цветного стекла. В сумерках внутри зажигали огни, и купола начинали светиться синим, красным, зелёным и фиолетовым.
Но, несмотря на это, что-то заставляло Тириона нервничать. Он знал, что к западу от Ройна причалы Волантиса кишели матросами, торговцами и рабами, а винные лавки, постоялые дворы и бордели обеспечивали им развлечения. В восточной же части города чужестранцы встречались намного реже.
«Мы здесь нежеланные гости»,– подумал карлик.
Когда они впервые встретили на дороге слона, Тирион не мог оторвать от него глаз. У них в Ланниспорте в зверинце жила слониха, правда она умерла, когда ему было семь лет… но это огромное, серое чудище выглядело в два раза больше неё.
Чуть позже они поравнялись на дороге с гораздо меньшим слоном – белым, как старая кость, и тянувшим за собой богато украшенную повозку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});