Читать интересную книгу Битва двух империй. 1805–1812 - Олег Соколов

Эта книга попыталась дать ответ на вопрос: почему началась противоестественная русско-французская война? Почему полки, собранные со всей Западной Европы, многие из которых прошли по 2–3 тысячи километров, подошли к западным границам России? Надеемся, что читатель не думает более, что виной всему якобы существовавшие безумные планы Наполеона о мировом господстве. Нечего и говорить, что толстовская концепция, согласно которой «ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было свершиться, только потому, что оно должно было совершиться», тоже не выдерживает критики. У войны 1812 г. были вполне конкретные авторы, на совести которых лежит подавляющая часть ответственности за эту историческую трагедию.

Обычно ее первым, главным и практически единственным виновником считается император Наполеон. Якобы его захватническая политика, стремление подчинить все экономическому и политическому диктату Франции и, наконец, его жажда мирового господства привели к походу на Россию, которая оставалась единственной независимой страной на Европейском континенте, не желавшей подчиняться наглой воле завоевателя… Вне всякого сомнения, политика Наполеона привела к тому, что сложились условия для этой войны. Но было бы совершенно необоснованно не учитывать ту огромную, поистине роковую роль, которую сыграл в истории Европы русский царь Александр I.

Когда в результате отцеубийства он пришел к власти, никаких причин для франко-русской войны не было и, казалось, быть не могло. Бонапарт, при всем своем властолюбии, сосредоточил свое внимание на внутренней политике, всеми силами стараясь сделать Францию процветающей державой. Именно он выступил инициатором мирных переговоров с Австрией, Россией и Англией, именно он сделал все, чтобы мир с этими державами был подписан в течение 1801–1802 гг. Да, конечно, он стремился сделать так, чтобы мир был выгоден для него, но какой государственный деятель, находящийся в здравом уме, будет поступать иначе? Впрочем, нет, исключение все-таки нашлось: это был царь Александр I. Его политика 1802–1803 гг., направленная на резкую конфронтацию с Францией, не имела под собой ровным счетом никаких оснований. Никакие российские интересы не заставляли Александра I так жестко, так непримиримо действовать по отношению к Франции и ее талантливому лидеру. Но Александр не просто занял резкую антифранцузскую позицию, он фактически подтолкнул английские правящие круги к войне.

Без сомнения, франко-английские противоречия были очень острыми. Без сомнения, английская буржуазия жаждала устранить с мировой арены опасного торгового и промышленного конкурента в лице новой Франции. Без сомнения, английские купцы не переносили Бонапарта, в котором видели человека, живущего совершенно в ином измерении, чем они. Тем не менее вся эта злоба и зависть не смогли бы вылиться в войну, если бы англичане не чувствовали поддержки на континенте. По-пиратски в одиночестве рыскать по морям было бы абсолютно бесперспективно, если бы правящие круги Великобритании не находили никакой опоры на суше. Если в 1803 г. английские олигархи решили растоптать Амьенский мирный договор, то только потому, что они видели — Россия не только не будет противостоять их амбициям, но, наоборот, поддерживает и одобряет их.

Эта позиция — целиком и полностью личная инициатива Александра. Ничто: ни геополитические интересы, ни даже общественное мнение — не заставляли русского царя безоглядно поддерживать наглые претензии британских толстосумов. Подавляющее большинство правящего класса России стояло за независимую внешнюю политику страны в стиле Петра Великого и Екатерины Великой, той, что сумела заставить уважать на морях русский флаг и выступила инициатором «вооруженного нейтралитета». Да, русские дворяне ненавидели Французскую революцию, но Бонапарт был уже не революция. Это прекрасно, кстати, понял Павел I, взявший курс на сближение с Францией. Это прекрасно понимали и многие представители русского правящего класса. Не следует забывать, что все они жили под влиянием французской культуры, говорили, читали и писали по-французски. Безоглядная поддержка Англии была совершенно не в интересах большинства русского дворянства. Если в правительстве и было несколько горячих англофилов, то только потому, что этого хотел царь. Захотел бы он по-другому — были бы другие люди, потому что, следует еще раз подчеркнуть, никакого императива во вражде с Францией у России не было.

Наоборот, приличные отношения с Францией при сохранении торговых отношений с Англией были для России самым лучшим способом сбить наглую спесь британских олигархов и притормозить слишком честолюбивые стремления молодого консула. Но Александр выбрал совершенно другую политику. Он развязал англичанам руки. Едва только успев начаться, англо-французская война обострила все противоречия, накалила обстановку на континенте. Однако и теперь война России с Францией никак не следовала автоматически из создавшейся ситуации. Александру потребовались поистине титанические усилия, чтобы заставить другую крупную державу континента, Австрию, вступить в антифранцузский союз. В отличие от первых двух коалиций, третья совершенно не была спонтанной. Австрию загоняли в нее пинками. В подобной ситуации нечего было надеяться на то, что австрийские солдаты и офицеры будут сражаться с большим подъёмом. Даже генералитет и гражданские власти нехотя оказывали содействие союзнику, вынудившему их воевать.

Русские историки часто говорят о войне 1805 г. как о войне превентивной. Якобы Наполеон с самого начала только и думал, что напасть на Россию, и нужно было его остановить. Как кажется, документы и материалы, приведенные в этой книге, убедительно доказывают, что теория превентивной войны не выдерживает ни малейшей критики. Война 1805 г. не предотвратила будущие военные конфликты, а наоборот, их спровоцировала. Расширение Франции за счет Пьемонта или Генуэзской ривьеры мало затрагивало интересы России, а тем более не угрожало ее безопасности. Первый консул, а впоследствии император постоянно подчеркивал свою приверженность концепции русско-французского союза. Конечно, он делал это не по причине какого-то особого пристрастия к русскому народу, а в поисках своих выгод. Но что мешало России умело использовать хорошие отношения с Францией для того, чтобы найти в них выгоды для себя?

Итак, Россия, а вместе с ней и вся Европа были втянуты в глупую, ненужную, кровопролитную войну, за которую большую, если не всю ответственность несет император Александр. Эта война закончилась для русской армии катастрофой на кровавом поле под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. Но Наполеон совершенно сознательно не пожелал довести уничтожение русской армии до конца. Он надеялся, что этот поступок будет оценен царём. Буквально через несколько дней после битвы в разговоре с Гаугвицем французский император сказал: «Россия будет со мной, быть может, не сегодня, но через год, через два, через три года. Время стирает все воспоминания, и из всех союзов это будет тот, который мне больше всего подходит»[1].

Увы, Наполеон не знал, с кем он имеет дело. Во главе России стоял человек, который поставил во главу угла только одну задачу — удовлетворить чувство личной зависти и мстительности по отношению к Наполеону. Вспомним, что великий князь Николай Михайлович Романов метко сказал о мелочной, полной личных комплексов политике Александра I: «В остальные же двадцать четыре года его правления интересы России, к сожалению, были отправлены им на второй план».

Что касается французского императора, то его слишком далеко завело желание обезопасить себя в будущем, извлечь максимальную выгоду из победы. Империя Наполеона и появившиеся вокруг нее вассальные государства стали слишком много значить в европейской политике. Баланс сил был нарушен, и с подобным государством стало весьма непросто поддерживать равноправные взаимоотношения. Поражение при Аустерлице также разбудило доселе дремавшие силы. Русское дворянство и, в особенности, офицерский корпус отныне желали реванша. Конечно, все это было еще достаточно далеко от сильных антифранцузских настроений в русском обществе накануне войны 1812 г. Однако это было уже не то в основном безразличное и иногда даже благожелательное отношение к Бонапарту в годы его Консулата.

В этой обстановке Александр развязал новую войну против наполеоновской Франции. Именно развязал, потому что для войны 1806–1807 гг. было еще меньше причин, чем для предыдущей. Тем более что почти одновременно начался очередной русско-турецкий конфликт. Но и эта четвертая по счету коалиция против новой Франции закончилась полной катастрофой: разгромом пруссаков, а менее чем через год жесточайшим поражением русских войск под Фридландом.

Принято писать, что Тильзитский мир, заключенный под давлением неизбежных обстоятельств, был непрочен, что русское общество пылало ненавистью к наполеоновской Франции и новая война становилась все более неизбежной. Действительно, отныне настроение российских элит изменилось. К жажде реванша со стороны офицерского корпуса добавилась вполне серьезная экономическая база для конфликта вследствие континентальной блокады, которая била по интересам наиболее привилегированных слоев российского общества. Кроме того, новая война с Александром вынудила Наполеона коснуться польского вопроса, который стал отныне камнем преткновения в отношениях между державами. Не могло российское дворянство спокойно смотреть на пусть даже маленькую Польшу, возрожденную под именем герцогства Варшавского. Исследования современных историков показывают, насколько сильно было брожение в западных провинциях империи, что, без сомнения, представляло опасность для основ российского государства.