стоны в пещере ему почудились:
– Но для чего ребята похитили его жену, – недоумевал юноша, – она не видела наших лиц, не знает наших имен… – заскрипел гравий, из провала выскользнула тень. Аарон вздрогнул
– Любуешься пустыней, ешиботник… – отойдя подальше, командир помочился, – пора сворачивать лавочку. Капитан Юсуф скоро сдастся. На будущее… – он застегнул штаны, – запомни. Туда… – офицер махнул на север, – языков, как говорили на большой войне, надо доставлять сломанными. Иначе тамошние специалисты… – он презрительно скривился, – ничего не достигнут. Куй железо, пока оно горячо, то есть горяча… – он подтолкнул Аарона к пещере:
– Ты следующий, ешиботник. Ты не всегда сидел в Меа Шеарим, ты американец, ты видел мир… – он добавил:
– Не бойся, все безопасно. У нас самих семьи, мы очень аккуратны в таких делах… – растерянно пожав плечами, Аарон забрался в узкий ход, ведущий в сырую темноту пещеры.
Аарона била крупная, болезненная дрожь. Зубы стучали, он плелся вслед командиром по каменистой дорожке.
Длинные волосы женщины спутались, локоны испачкали кровь и песок. Офицер вел ее, приставив пистолет к разорванным лохмотьям платья, к испещренной ссадинами спине. В прорехах светило белое, нежное:
– Как вчера ночью в дежурке… – юношу бросило в жар, – я целовал Хану, шептал, что нет ее красивей. Вчера я был другим…
Аарон не хотел вспоминать пахнущую гнилью и нечистотами пещеру. В углу валялись кости какого-то животного, на камнях мерцал костерок. Оглядевшись, он заметил темную, шевелящуюся кучу. Послышался тихий стон, вспыхнул огонек сигареты. Ребята курили, привалившись к стене, рассматривая связанного египтянина. На смуглом лице виднелись потеки слез, он искусал губы:
– Тащите ее сюда, – велел командир, – ешиботник у нас станет последним. Или ты хочешь разделить ее с компанией… – он ощерил зубы, – впрочем, ты юнец, ты такого еще не делал… – затянувшись сигаретой, он выпустил дым в глаза египтянину:
– Ты знаешь иврит, – презрительно сказал командир, – вы все знаете. Если ты не будешь запираться, с твоей женой больше ничего такого… – он повел рукой, – не произойдет. Мы вернем ее домой, твой мальчик не вырастет круглым сиротой… – офицер помолчал:
– Мы сможем сделать фотографии, показать их тебе. Но только в случае, если ты будешь говорить правду… – египтянин хватал ртом воздух:
– Буду, буду. Пожалуйста, не трогайте ее, я прошу вас, пожалуйста… – он беззвучно зарыдал, пытаясь высвободиться из веревок:
– Я прошу вас, пусть она не страдает. Я сделаю все, что угодно, я все расскажу, я ничего не скрою… – командир небрежно приставил к его подбородку пистолет:
– Я тебе не верю. Вы все одинаковы, собаки. Если тебя сейчас развяжут, ты мне горло перегрызешь. Поэтому смотри… – он приподнял стволом голову, – не закрывай глаз… – темные глаза египтянина заплыли синяками:
– Его били, чтобы он смотрел, – понял Аарон, – они что, пытали его жену? Но так нельзя, она гражданское лицо, женщина… – парни из отряда перенесли темный куль ближе к огню. Офицер выхватил из костра тлеющую палку:
– Если ты будешь запираться… – он поднес головню к глазам египтянина, – твоя жена не переживет этого утра. Ты видел, как мы ее… – он выругался по-арабски, – а теперь посмотришь на кое-что другое. Не уверен, что это ей понравится так, как нравились предыдущие развлечения…
Избитое, распухшее лицо женщины задрожало, из глаз покатились крупные слезы:
– Юсуф… – она корчилась на камнях, – Юсуф, милый, пожалуйста… Скажи им все, Мохаммед не должен осиротеть… – она слабо закричала:
– Ему всего семь лет, он малыш. Он не может потерять родителей… – офицер поводил головней у ее исцарапанных ног:
– Он точно потеряет отца, а остальное зависит от твоего поведения. У нас есть еще один товарищ, – он пихнул Аарона вперед, – будь с ним ласкова, сучка… – разбитые губы женщины сочились кровью:
– Арабы сделали бы то же самое с Ханой… – Аарон стоял, не в силах сдвинуться с места, – они бы издевались над ней, пытали бы ее, убили, как Рои Ротберга. Они похищают и убивают девушек из кибуцев рядом с границей… – об этом им тоже рассказывали на тиронуте:
– Надо быть безжалостными к врагам, – гремел в голове голос офицера, – за нашими границами лежит океан ненависти, жаждущий мести. В огне и крови пала Иудея, в огне и крови она обретет былое величие… – он не мог сделать шаг вперед, не мог коснуться женщины:
– Если я это сделаю, я стану недостойным Ханы. Так поступать нельзя, Тора такого не заповедовала… – словно услышав его, офицер усмехнулся. Его голос внезапно стал напевным, Аарон узнал звук:
– Его готовили к бар-мицве, он знает, как читать Тору… – командир подмигнул ему:
– Моя глава, я ее читал в синагоге. Ты ешиботник, ты должен помнить, что Бог разрешает нам забирать себе красивых пленниц… – в лежащей перед Аароном женщине не осталось ничего красивого:
– Я не могу такого делать и не буду. Да я бы и не сумел, ничего не произошло. С Ханой все было хорошо, но сейчас все не так… – офицер сплюнул:
– Ладно. Если ты такой соблюдающий, то соблюдай дальше. Она достаточно повеселилась, оптом и в розницу, – ребята загоготали, – для любящих супругов настала минута прощания… – женщина попыталась подняться:
– Юсуф, Юсуф, я обещаю, что мальчик всегда будет помнить о тебе. Я ему все расскажу, Юсуф. Я люблю тебя, прости меня, прости… – египтянин разрыдался, командир велел Аарону:
– Веди ее наружу, хватит сантиментов… – Аарон понял, что они идут не к границе:
– Мы направились на север, но зачем… – он легонько коснулся плеча офицера:
– Граница не там. Мы, кажется, сбились с дороги… – сквозь тонкую балаклаву Аарон увидел тень усмешки на лице командира:
– Я знаю, где граница. Граница нам не нужна. Нам требуется уединенное место… – Аарон хотел сказать, что они и так в самом сердце пустыни:
– Но я не успел, а теперь мы пришли сюда… – они оказались в окруженной скалами крохотной долине. Ветер взвевал песок, крупинки хрустели на губах. Женщина споткнулась, командир толкнул ее в спину. Черные пряди разметались по земле, она заплакала, бормоча что-то по-арабски. Офицер отозвался на том же языке:
– Вставай и иди, граница недалеко, прямо на запад… – она поднялась, держа впереди связанные руки. Пошатываясь, женщина побрела по бархану. Командир кивнул на оружие Аарона:
– Стреляй. Первый в спину, второй в голову. Ты не промахнешься, – рассмеялся он, – ты меткий снайпер, рядовой Горовиц… – пальцы Аарона плясали, пот заливал глаза:
– Что я делаю, так нельзя, я не могу так поступать… – подняв пистолет, он выстрелил.
База Нахаль Оз
Ближайший военный госпиталь находился неподалеку от Беер-Шевы. Базу снабдили только медицинским пунктом. В отдельном бараке стояло несколько коек, застеленных армейскими одеялами. Сюда помещали бойцов, растянувших ноги или заработавших несварение желудка.
На базе служил неприветливый, замотанный врач, пожилой йеке с тяжелым немецким акцентом. Ходили слухи, что у майора есть на руке лагерный номер, однако доктора, разумеется, не расспрашивали о его прошлом. Обрабатывая ссадины Аарона, он заметил:
– До свадьбы заживет. Полежишь денек, вернешься в казарму. У тебя переутомление. Так случается в начале службы…
Никто не упоминал о трех парнях, в обтрепанном хаки без нашивок, в черных балаклавах:
– Но их никто и не видел… – Аарон сидел на койке, зажав забинтованные руки между коленей, – они довели меня до ворот Нахаль Оз и растворились, в пустыне с капитаном Юсуфом. Он думает, что его жена жива, что она в Египте. Теперь его будут кормить фальшивками, фотомонтажами, чтобы он говорил. Он расскажет, все, что знает, потом его расстреляют… – ссадины на ладонях Аарона появились в крохотной долине:
– Но я не могу никуда пойти, не могу никого обвинить… – понял юноша, – я не видел их имен, не знаю их лиц. Мне никто не поверит, в моей медицинской карточке появится запись о психическом расстройстве, меня