Мысли эти, пестрой лентой промелькнувшие в сознании Онегина и спутавшиеся в трудно читаемый клубок, и заставили его «попросить пардону» — сказать Лобову, что ему нужно очухаться, прийти в себя. Постепенно из вороха соображений сама собой выкристаллизовалась главная мысль: предложение Ивана и было тем недостающим стимулом, отсутствие которого тормозило введение программы искусственных вспышек новых звезд! Теперь искусственная вспышка новой становилась не только мерой безопасности, но и перспективнейшим в деле развития сверхскоростных и сверхдальних гиперсветовых полетов экспериментом. Риск? Во все исторические времена шаги человечества в неизведанное сопровождались риском. Так было и так будет! Секрет в том, чтобы сам риск сделать как можно меньшим, а пользу от рискованной операции — как можно большей. Решив, наконец, про себя весь комплекс проблем, который, точно иголка нитку, вытянул анализ, Снегин поднял голову и просто сказал:
— Предложение твое принимается.
Лобов шумно вздохнул:
— Спасибо, Всеволод. Спасибо, дружище. Век не забуду!
Снегин холодно усмехнулся:
— Ты еще добавь, моритурите салютант. Идущие на смерть приветствуют тебя, — так говорили гладиаторы, шедшие на арену Колизея.
Лобов пожал литыми плечами:
— Не собираюсь умирать. Я только хочу побыстрее добраться до пролива Персея.
— Собираешься, — отрезал Снегин и после паузы спросил: Какова вероятность успеха твоей операции?
— Половина, — неохотно ответил Иван и улыбнулся своему хмурому собеседнику. — Но мне приходилось бывать и в худших переделках. Ты знаешь, Всеволод, сколько раз.
— А если у тебя будет напарник за вторым штурвалом? Для страховки, подчистки и вообще — на всякий случай. Тогда какова вероятность успеха?
— Тогда — семьдесят процентов, — еще более неохотно проговорил Иван.
— Вот видишь. Совсем другое дело! На такой вероятности Юрий Гагарин взлетел в космос. Это уже не дурацкое фифти-фифти. На семидесяти процентах можно и рискнуть!
— Я не могу рисковать чужой жизнью по личным мотивам!
— При чем тут личные мотивы? Речь идет об операции службы безопасности и об эксперименте сверхскоростного и сверхдальнего полета!
Лобов упрямо покачал головой:
— Все это — вторичная надстройка. Я иду на это дело по личным мотивам — ради Лены. Об этом знают Клим и Алексей, именно поэтому они дали мне свободу действий.
— Они дали тебе свободу потому, что ты упрям как козел! Знали, тебя не переспоришь. Еще неизвестно, как они поведут себя в дальнейшем.
Но Иван не дал сбить себя с мысли и продолжал так, будто и не было реплики Снегина:
— Об этом знаешь ты. Скоро об этом будет знать весь космофлот. Об этом, наконец, знаю я, понимаешь, я сам! И я не могу кривить душой — знать одно, а говорить другое.
Снегин кивнул в знак понимания:
— Ясно, мотивы у тебя сугубо личные, и ты даже гордишься этим. Орфей в гордом одиночестве отправился за своей Эвридикой в царство мертвых, а ты, такой же гордец, хочешь в одиночку отправиться за Леной в царство Уикты.
— Хочу.
— Но ты забыл о том, в какое время жил Овидий. И в какое время живешь ты!
— При чем тут Овидий?
— При том, что именно Овидий изложил эту историю с Орфеем и Эвридикой, и ты об этом отлично знаешь. Но когда жил Овидий? На закате Римской империи, во времена Нерона.
Лобов улыбнулся горячности товарища, он даже любил эту его черту.
— Положим, Овидий жил на полвека раньше. Во времена Октавиана и Тиберия.
— Какая разница? «Страдальцем кончил он свой век, блестящий и мятежный, в Молдавии, в глуши степей, вдали Италии своей», так, по-моему? Век был не только мятежный, но и дикий. Жизнь человека ничего не стоила. Овидию еще повезло сослали на задворки империи — в Молдавию, а могли ведь угостить цикутой или вскрыть вены на ногах в ванне с теплой водой. Твой Овидий, вдали Италии своей, был страшно одинок! Поэтому и все его герои одиноки. Но теперь-то другое время. Да разве мы, твои друзья, допустим, чтобы ты отправился на встречу с ударной волной от звездного взрыва в одиночку? И чтобы ты один оказался на Уикте, в глуши степей, вдали родины своей?
Снегин помолчал, успокаиваясь.
— Твое предложение принимается. Но с одной оговоркой. Этот дальний патрульный корабль «Перун» рассчитан на экипаж из четырех человек, я не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Помимо штурмана и бортинженера там предусмотрен и помощник командира, второй пилот.
— Так вот, предложение принимается с условием, что вторым пилотом с тобой пойду я. Ну, а Клим и Алексей, как я надеюсь, разделят нашу компанию.
Несколько долгих, весомых секунд Иван молчал.
— Ты?! — выговорил он наконец.
— Я, — с некоторым самодовольством ответил Всеволод и, очень довольный произведенным эффектом, засмеялся.
— Ты? — все не верил Лобов.
— Я, — теперь уже с грустью подтвердил Снегин, но его синие глаза были не грустными, а сердитыми, — засиделся я в своих административных креслах. Обюрократился! Недавно поймал себя на мысли, что на живое летное дело, для которого мне когда-то и жизни было не жалко, смотрю вроде как сверху — пренебрежительно. Как же, командующий всем дальним космофлотом, член Совета Земли! Осточертело!
Лобов молча смотрел на товарища, и веря и не веря его словам. Снегин усмехнулся углом рта и заговорщицки придвинулся к Ивану.
— Мне надо встряхнуться! Снова, как в молодости, подергать за бороду его величество случай. Лучше твоего проекта придумать для этого ничего невозможно! Ну, а потом можно будет подумать и о том, оставаться мне на посту командующего или настало время менять профессию. Желающие руководить всегда найдутся.
— А как же твои далийские дела? — все еще сомневался Лобов.
— Неужто Земля оскудела дипломатами? Совет Земли найдет кому передоверить мои контакты с Таигом. Да черт с ним, с Даль-Геем, в конце концов!
Снегин засмеялся, и Иван разглядел в нем вдруг проглянувший облик лихого командира патрульного корабля.
— Ну, берешь меня в помощники?
— О чем разговор? Конечно, беру! — Но, судя по всему, сомнения еще не оставили Лобова. — Ты подумай еще раз. Подумай хорошенько! Стоит ли рисковать? Ведь пойдем не на прогулку.
Снегин долго молчал, прежде чем ответить.
— Хочешь начистоту? Совсем начистоту?
— Иначе в таком деле нельзя.
Снегин вздохнул, с некоторой снисходительностью поглядывая на товарища.
— Можно, Иван. Можно! В любом деле можно лукавить. Но с тобой я лукавить не хочу. Я иду с тобой не только по велению сердца, не только по дружбе и потому что мне надоело сидеть в кресле командующего. Хотя и то и другое в моем решении присутствует. Я иду еще и потому, что хочу поделить с тобой, Климом и Алексеем славу первопроходцев. Я честолюбив, Иван! Мне хочется, чтобы мое имя сохранилось в памяти человечества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});