Это только выдержки из того, что написал о России Иван Ильин. Казалось бы, что такого певца России должны были привечать и любить все. Однако это не так. Среди коллег-философов Ильин не пользовался особым авторитетом. Он был как бы чужим для всех, отстаивая свои оригинальные идеи и философские конструкции. Особенные споры и возражения вызвала книга Ильина «О сопротивлении злу силою» (Берлин, 1925). Книгу не приняли ни «религиозно-философский лагерь» (Гиппиус, Бердяев, Айхенвальд, Степун), ни «республиканско-демократический лагерь» (газета Керенского «Дни»), ни даже «большевистский лагерь», который, казалось бы, весь пропитан насилием. Михаил Кольцов в «Правде» обвинил Ильина, что его «патентованное православие» оправдывает даже еврейские погромы.
Зинаида Гиппиус назвала труд Ильина «военно-полевым богословием». Бердяев высказался, что это, мол, «„Чека во имя Божье“, еще более отвратительно, чем „чека“ во имя дьявола». Свою статью Бердяев назвал «Кошмар злого добра».
Так что же вызвало такой гнев коллег по интеллекту? В письме к Петру Струве Ильин так сформулировал свой замысел: «Книга задумана не как антитезис толстовству, а как антитезис + синтез верного решения:
Сопротивляться всегда с любовью:
а) самосовершенствованием,
в) духовным воспитанием других,
с) мечом.
Я искал не только опровержения толстовства, но и доказательства того, что к любви меченосец способен не меньше, а больше непротивленца…»
Короче, Ильин хотел перевернуть раз и навсегда «толстовскую страницу русской нигилистической мысли и восстановить древнее русское православное учение о мече во всей его силе и славе…»
«Теоретик православного меча» — так стали называть Ивана Ильина. В то же время он не разделял общих славянофильских и соловьевских корней, ибо сохранял выучку немецкой классической философии с ее стремлением к формальному конструированию. Ко всему этому от Ильина веяло холодом риторичности и педантизма. «Чужой человек, иностранец, немец», — характеризовал его Николай Бердяев. А в ответ Ильин негативно отзывался о трудах Бердяева (а заодно о Розанове и Булгакове): «Философия беспредельно-темпераментная и парадоксальная».
Хотя нельзя отказать Ильину в темпераменте, когда он отстаивал любимую им «русскую идею». «Для русского народа нет выбора: если он не вступит на этот путь, то он вообще не сможет удержаться на исторической арене».
Прав или не прав философ, покажет время. Вот падение коммунистической диктатуры Ильин угадал. Он высказывал мысль о крахе коммунизма в конце 40-х — начале 50-х годов, и тогда это казалось каким-то старческим бредом «пророка», но пророк-то оказался настоящим. Ну, а что будет дальше — посмотрим.
И последнее: Иван Ильин прожил 71 год. Любил он свои публикации подписывать псевдонимами, и не только русскими (Н. Иванов), а все больше почему-то иностранными: Юстус, Ивер, Карл Брабазиус, д-р Альфред Норманн, Юлиус Швейкерт… «Русская идея» в иностранной упаковке? Но это так, всего лишь шутка. Сам Иван Александрович шуток не признавал. Лишь в юности пошаливал, о чем свидетельствует выписка директора 1-й московской гимназии от 5 ноября 1901 года:
«…За последние 2 года внесены в кондуитный журнал следующие проступки: своевольно передвигал стол перед уроком, шалость на улице, невежливое отношение к учителю гимнастики…»
Но тогда будущему философу было 16–18 лет. В зрелые годы Иван Ильин передвигал не столы, а философские концепции…
КРОПОТКИН
Петр Алексеевич, князь
27. XI(9.XII).1848, Москва — 8.II.1921, Дмитров
Современный автор назвал свою статью о князе в «Независимой газете» «Жизнь во все стороны» и попенял: «Петр Кропоткин разрывался между политикой и наукой, почти не преуспев в итоге ни там, ни там». Любят у нас критиковать других — хлебом не корми. Петр Андреевич прожил долгую жизнь (78 лет), и его имя вошло в мировую историю, разве это мало? Он известен не только как теоретик и философ анархизма, но еще и как ученый (географ, геолог, биолог) и литератор (публицист, мемуарист, историк). Книга Кропоткина «Записки революционера» (первое издание в Лондоне, 1899) — одна из лучших мемуарных книг ушедшего века.
Предки Кропоткина — великие князья Смоленские. «Наш род действительно очень древний, но подобно большинству родов, ведущих свое происхождение от Рюрика, он был оттеснен, когда кончился удельный период и вступили на престол Романовы, начавшие объединять Россию», отмечал в «Записках революционера» Петр Кропоткин.
«На восьмом году моей жизни произошло событие, определившее как пойдет мое дальнейшее воспитание»: на балу в честь Николая I император выделил мальчика и его назначили в пажи.
«Не знаю, потому ли, что я был самый маленький в процессии, или потому, что мое круглое лицо с кудрями казалось особенно потешным под высокой смушковой шапкой, но Николай пожелал видеть меня на платформе. Мне потом сказали, что Николай, любивший всегда казарменные остроты, взял меня за руку, подвел к Марии Александровне (жене наследника), которая тогда ждала третьего ребенка, и по-солдатски сказал ей: „Вот каких молодцов мне нужно!“ Эта острота, конечно, заставила Марию Александровну покраснеть. Во всяком случае я очень хорошо помню, как Николай спросил: хочу ли я конфет? На что я ответил, что хотел бы иметь крендельков, которые нам подавали к чаю в торжественных случаях. Николай подозвал лакея и высыпал полный поднос крендельков в мою высокую шапку.
— Я отвезу их Саше, — сказал я Николаю».
Саша — это брат Петра Кропоткина.
Итак, юный Петенька Кропоткин был сначала зачислен кандидатом в Пажеский корпус, а в 11 лет — в 1857 году в него поступил. Помимо основных дисциплин юный Кропоткин изучал историю, философию, социологию, естественные науки. Пробовал себя как переводчик. Писал он на русском, французском, английском и других европейских языках.
В 1861 году князя Кропоткина назначают камер-юнкером к самому Александру II. Какую блестящую карьеру он мог сделать и не сделал, полностью разочаровавшись в нравах царского двора. Кулисы императорского театра оказались неприглядными, и «мало-помалу стал тускнеть также и тот ореол, которым я окружил Александра».
Разочаровавшись в Петербурге, молодой офицер отправляется служить в Амурское казачье войско: его манят новые географические открытия. Открытий он не сделал, но написал несколько путевых заметок и этнографических очерков.
В январе 1867 года Кропоткин выходит в отставку, отвергает пост секретаря Географического общества и из «чистой науки» уходит в «грязную политику», хотя именно политика казалась тогда Кропоткину на редкость благородной: он загорелся желанием пасти русский народ, в чем сказалось влияние и Чернышевского, и Некрасова, и Герцена, и Бакунина, и прочих теоретиков-освободителей. И князь пошел в народ, чтобы «жить его жизнью», или можно сказать иначе: подался в модные тогда «нигилисты», которые отвергали жизнь своих отцов и хотели переделать ее на свой лад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});