головы до ног.
– Рад меня видеть, правда? – спросил он наконец.
– Да, очень рад! – ответил лорд Фаунтлерой и сел на кресло с высокой спинкой, стоявшее рядом с креслом графа.
Его ноги не доставали до полу, но он, по-видимому, чувствовал себя удобно и по-прежнему скромно и внимательно смотрел на своего величественного родственника.
– Меня интересовало, как вы выглядите, – заметил он. – Лёжа на полке на пароходе, я обычно думал, окажетесь ли вы похожим на папу…
– Ну что же, похож? – спросил граф.
– Я был очень маленьким, когда папа умер, и не могу хорошенько припомнить, как он выглядел, но не думаю, что вы на него похожи.
– И ты разочарован, я полагаю? – сказал дед.
– О нет, – учтиво ответил Седрик. – Мне было бы, конечно, приятно, если бы вы походили на папу, но дедушку любишь и без этого. Вы, верно, сами знаете, что значит любить своих родственников.
Граф откинулся на спинку кресла. Он не мог бы сказать, что значит любить своих родственников. Значительную часть своего досуга он только и делал, что ссорился с ними, выгонял из дому, ругал их на чём свет стоит, и кончил наконец тем, что заслужил их общую ненависть.
– Всякий мальчик станет любить своего дедушку, – продолжал лорд Фаунтлерой, – особенно такого доброго, как вы…
Странный огонь блеснул в глазах старика.
– Как, я был добр к тебе?
– Ещё бы! – радостно воскликнул Седрик. – Я вам очень благодарен за Бриджет, за торговку яблоками и за Дика!..
– Бриджет! Дик! Торговка яблоками! – изумился граф.
– Да, те, для кого вы дали так много денег! Деньги, которые вы велели мистеру Хевишэму дать мне, когда они мне понадобятся.
– Ага, – протянул граф, – понимаю! Это те деньги, которые я дал Хевишэму на твои удовольствия! Ну, мне интересно услышать, что ты купил на них.
Старый граф сдвинул брови и зорко смотрел на мальчика. Его, видимо, интересовало, как Седрик употребил полученные деньги.
– О! – спохватился лорд Фаунтлерой. – Я забыл, что вы так далеко живёте от Америки и, конечно, не знаете ни Бриджет, ни торговку яблоками, ни Дика. Видите ли, они мои друзья. Микель сильно захворал…
– А кто такой Микель? – спросил граф.
– Микель – это муж Бриджет. Они были в большом горе. Вы сами понимаете, что значит, когда муж болен и не может работать, и притом у них десять человек детей. Он очень хороший человек, и Бриджет так горевала, что всякий раз горько плакала, когда приходила к нам. Как раз в тот день, когда у нас был мистер Хевишэм, она сидела у нас на кухне, плакала и говорила, что их гонят с квартиры и что ей нечем накормить детей… Я сейчас же пошёл к ней, а потом мистер Хевишэм позвал меня в комнату и сказал, что вы прислали для меня деньги. Я побежал скорее в кухню и отдал их Бриджет, и всё уладилось. И Бриджет от радости не верила своим глазам. Вот почему я так благодарен вам.
– Хорошо, – сказал на это граф глухим голосом. – Это одна вещь, которую ты сделал на те деньги. Что же ещё?
Между тем Дугал, усевшийся подле кресла Седрика, не раз оборачивался и внимательно посматривал на мальчика, точно интересуясь его словами. Дугал был очень серьёзный пёс, который слишком хорошо сознавал своё положение, чтобы быть легкомысленным. Граф Доринкорт, прекрасно знавший характер собаки, со скрытым интересом наблюдал за ней, зная по опыту, что умное животное нелегко знакомится с людьми. Поэтому граф был несколько удивлён, видя, что собака смирно сидит подле мальчика, положившего на неё свою руку, и затем, с достоинством и пытливо посмотрев на него, осторожно положила ему на колени свою огромную львиную голову.
– Потом… потом мне нужно было устроить Дика, – продолжал рассказывать Седрик, лаская нового друга своей маленькой ручкой. – Я уверен, он очень понравился бы вам! Он такой честный и удивительно хорошо чистит сапоги.
– Как, и ты был знаком с ним? – спросил граф.
– Он мой старый приятель. Конечно, не такой, как мистер Гоббс, но всё же я давно знаю его. Перед самым отходом парохода он сделал мне подарок.
С этими словами маленький лорд вынул из кармана аккуратно сложенный красный платок и развернул его с чувством большого удовольствия.
– Он подарил мне это, – сказал юный лорд. – Я всегда буду беречь этот платок. Его можно носить на шее или в кармане; Дик купил его на первые деньги, вырученные им после того, как я освободил его от Джека и подарил ему новые щётки. Мистеру Гоббсу я купил золотые часы и сделал на них надпись: «Вспоминайте обо мне, глядя на эти слова». А я буду всегда вспоминать Дика, глядя на этот платок.
Трудно описать впечатление, произведённое словами Седрика на благородного лорда Доринкорта. Хорошо зная людей, он давно перестал чему-либо удивляться, но тут на него пахнуло чем-то совершенно незнакомым; он даже затаил дыхание, испытывая какое-то странное ощущение. Занятый только своей персоной, он никогда не интересовался детьми. Его собственные сыновья не интересовали его, когда были детьми, хотя иногда он смутно припоминал, что отец Седрика был очень здоровым и красивым мальчиком. Граф был таким эгоистом, что лишил себя удовольствия видеть отсутствие эгоизма в других и не знал, насколько нежны, привязчивы и доверчивы бывают маленькие дети, как невинны и непроизвольны их простые, благородные порывы. Каждый ребёнок представлялся ему всегда каким-то отвратительным маленьким животным, навязчивым, эгоистичным и глупым, если его не держат в руках. Его старшие сыновья своим поведением заставляли гувернёров постоянно жаловаться на них; редкие жалобы на младшего сына он объяснял себе тем, что ему не придавали серьёзного значения. Ему никогда не приходило в голову, что внук может ему понравиться, и если он послал за маленьким Седриком, то только потому, что того требовала его гордость. Он не хотел, раз мальчику суждено в будущем занять его место, чтобы имя графов Доринкортов стало посмешищем, перейдя к невоспитанному и невежественному мужлану. Он был убеждён, что мальчик вырастет неотёсанным парнем, если получит воспитание в Америке. В сущности, он более чем равнодушно относился к внуку; его требования к нему не шли далее благообразной внешности и некоторой доли смышлёности. Разочарованный в своих сыновьях и взбешённый женитьбой капитана Эрроля на американке, он не ждал от этого брака ничего хорошего. И когда лакей доложил ему о лорде Фаунтлерое, старый граф не решался взглянуть на мальчика, боясь, что подтвердятся худшие его опасения. И именно эти опасения заставили его приказать, чтобы маленький лорд был приведён к нему