И мне тут же вспомнился рассказ одного моего друга-литератора. Как раз недавно он рассказал на «дружеской пирушке» одну историю, которую я попросил его записать. Что он и сделал:
«Однажды я просматривал в РГАЛИ какую-то „единицу хранения“. Я уже собирался отнести папку хранителю, как мое внимание, уже не помню почему, привлекла одна бумага.
Я начал читать ее. Это было донесение начальника Департамента полиции его непосредственному начальнику, министру внутренних дел. Речь шла о результатах наблюдения за жизнью некоего князя Васильчикова, которые велись полицейскими агентами, сообщавшими главному полицейскому чину обо всех передвижениях объекта своих наблюдений. Естественно, что по тем – дремуче совковым! – временам такой документ вызвал мое живейшее любопытство: действительно, тема полицейской слежки для нас всех была более чем злободневной. Частное лицо, становящееся объектом любопытства „органов“, было персонажем просто-таки злободневным.
Однако, по мере чтения, мной овладело странное чувство: мне все более казалось, что я уже читал что-то подобное. И это было вовсе не дежа вю! Все стало ясно, когда я дошел до упоминания имени женщины, бывшей подругой „разрабатываемого объекта“. В документе ее называли госпожой Жадимировской.
Ну, конечно, это был фрагмент сюжета незадолго до этого вышедшего и уже успевшего полюбиться романа Б. Окуджавы „Путешествие дилетантов“! В нем аналогичный персонаж звался Лавинией Ладимировской. Главные черты совпадали. Понятнее стал замысел (вернее, эта часть его) писателя. Дело не в элементарных аллюзиях, не в наряживании современников в псевдоисторические костюмы. Такой писатель, как Б. Окуджава не собирался держать фигу в кармане. Дело было в понимании художником соотношения частной жизни людей и претензий тоталитарной власти на ее контроль. Соотношение это пребывало неизменным во все времена.
Дочитав документ, я снял с него копию, а потом проглядел листок использования, т. е. бумажку, на которой оставляли свои подписи все, кто документ читал. Имени Окуджавы там не было.
Что это, мистика? Думаю, никакой мистики там не было и нет. Видимо, материалы эти могли быть сообщены Окуджаве его литературным секретарем, да и просто он мог почерпнуть сведения из другого источника».
Конечно, «могло быть» и так, как думает мой друг. Но, в свете идей Переслегина и Лычёва, могло же случиться и «по другому», а именно так, что этот документ стал материальной «тенью» мира романа Окуджавы в нашем мире. Да и дальнейшее развитие событий в этой истории – робость моего друга перед Окуджавой, не позволившая тогда же прояснить связь документа с книгой, последующая пропажа копии при затоплении квартиры ее автора – только укрепляют меня в «теневой» версии…
По мере размышлений над материалами переслегинского сайта я чувствовал себя все лучше. Отдельное спасибо А.П. Лычёву за то, что он почти окончательно избавил меня от сомнения в том, не погружен ли я в медицински-наказуемое онейроидное состояние?..
А «последний гвоздь» в этом вопросе забил сам Переслегин:
«Сценарные стратегии, эксплуатирующие понятие мета-исторического континуума, находятся сейчас на стадии осмысления интеллектуальными сообществами России и мира. В обыденной жизни они, разумеется, не используются».
Раз в обыденной жизни понятия многомирия пока не используются, будем пока считать слово «России» в этом тексте простой опечаткой. Но это значит, что ещё есть время и возможность приложить свои силы к участию в процессе приобщения несведующих и прозрения ослепленных!
Закончив на этом «переслегинские штудии», я задумался – а в какой доступной мне области можно было бы самому поискать эти следы и «тени» альтернативных историй? Жаль, конечно, что пока не существует действительно «качественной» теории параллельных миров, основанной на квантовой механике.
И, перефразируя известное стихотворение, можно только удивляться тому, что «нынче лирики в почете, ибо физики – в загоне». И что именно «лирикам» приходится прокладывать тропы в многомирие. (Хотя сам Переслегин по образованию физик-ядерщик, но «по жизни» – чистый гуманитарий). А то, что именно там, в основах квантовой механики, лежит начало научному осмыслению философского многомирия, у меня сомнений не было. Но физики молчат. А от Переслегина – хотя он, разумеется, ещё не все сказал в свои-то 45 лет! – пока внятного ответа нет…
А «на „нет“ и суда нет»! (Так добавил, выходя со скамьи подсудимых один «братан», ответивший перед этим на вопрос судьи о признании им своей вины за дачу взятки прокурору: «Когда есть деньги – нет вины!»).
Теперь, после того, как у меня «образовалось» столь много «свободного времени», следовало искать способы его обмена на такие деньги, которые сняли бы и чувство вины перед сидевшим в последнее время на голодном пайке чувстве любознательности, и, одновременно, не посадили бы на такой паек все остальные чувства!
И, конечно, такая область быстро нашлась. Иначе, почему бы меня так сразу потянуло на «переслегинщину»?…
Я подумал о нумизматике… И на душе стало гораздо теплее, а пара глотков французского чуда усугубила то состояние благодушия, которое возникает при размышлении о чем-то особенно приятном…
Глава 17
...
О нумизматике как вспомогательной метаисторической дисциплине, монете «севский чех» как одном из возможных объектов материального воплощения склеек ветвей руссийксой истории, моем решении заняться этим подробнее, а также о том, к какому ночному мороку привел последний за сегодняшний день глоток коньяка Hennessy Timeless.
Ремесленный вкус – не искусство.
Великий читатель поймет
и прелесть отсутствия вкуса
и великолепье длиннот.
Нумизматические объекты как будто специально придуманы в качестве «вневременных меток времени». Их массовое количество в каждом конкретном «здесь и сейчас» делает их «незаметным» атрибутом практически любой бытовой ситуации с первого тысячелетия до н. э. и по сей день.
А ситуации исторические – это определенные интегралы именно бытовых ситуаций в рамках существования данного кванта истории. И у современника (свидетеля) того или иного события, нумизматический объект (именно объект – монета, а не платежное средство – деньги) вызывает не больше эмоций и привлекает не больше внимания, чем воздух, которым дышат участники этого события, чем листва на окружающих их деревьях, или одежда на собеседниках, соратниках и противниках (опять-таки, именно одежда как таковая, а не ее функциональное предназначение в данной ситуации).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});