Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

Через кухню, все четыре стены которой были сплошь закрыты коллекцией старинных медных кастрюль, тазов и прочих поварских принадлежностей, священник провёл гостей в довольно просторную гостиную; далее — в небольшую комнату, с камином и книгами. Затем он вернулся назад, показал кладовую комнату, с запасами еды, разложенной по полкам, свою комнату, примерно такого же размера, как гостиная, тоже, со множеством книг; нашёл несколько на русском языке, отдал их Саше, быстро вывел назад, извинился, сославшись на строгий режим и время, предназначенное для сна и… закрыв дверь перед гостями, остался в своей комнате.

В доме стояла та же тишина, что окружала весь хутор. Не зная, что делать, молодые люди начали осматривать необычную обстановку, которая состояла полностью из самодельной мебели. Поражало обилие труда, времени, мастерства и кажущейся лёгкости исполнения каждого предмета. Во всём чувствовалась целеустремлённость, даже утилитарное назначение, ради которого была создана та или иная вещь: будь то полка, шкаф, стол, подсвечник из латуни. Особенно — подсвечники… Они были всюду… Их было множество. И Саша вспомнил, что Санитар говорил, что отец Станиславас сам изготавливает их и обязательно дарит каждому гостю на память. Всё выглядело просто и незатейливо. И в то же время удивляло то, что всё это сделал своими руками одинокий человек…

"Ради чего?" — спрашивал себя Саша, обходя дом. — "Зачем ему всё это нужно?" — И ответа не находил.

У них была с собой кое-какая еда. Тем не менее, Люда, обнаружив в кладовой корзинку с яйцами, стала готовить яичницу. Саша вышел из дому.

За оврагом, в трёхстах метров он увидел кладбище. Слева, через дорогу, огибавшую дом священника, сельская церковь будто бы не вмещалась в её лёгкую ограду. Саша направился было туда, но вышла Люда и сообщила, что еда готова.

В пять часов священник вышел из своей комнаты и позвал всех в церковь.

— Обычно люди приезжают ко мне для реколлекции, — сказал он, вошёл в храм, преклонил колени у алтаря. Молодёжь последовала его примеру. Отец Станиславас замер в молитве, будто вовсе забыл о своих подопечных. Это продолжалось довольно долго, минут пять, за которые ноги у Саши начали ныть, и в голове засвербило: "К чему эта показуха?"

После короткой литургии и причастия священник подошёл к молодым людям, сел с ними рядом, в первом ряду и долго молчал.

В тишине храме Саша почувствовал что-то таинственное, опустившееся из-под купола, через немоту, что творил храм, ограждая от окружающего мира своими стенами. И хотя сама сельская местность не была наполнена шумом, тем не менее, абсолютно ничто, даже трель жаворонка, оставшегося где-то далеко в небесном поле, уже не могла здесь помешать сосредоточенной молитве. Тем не менее, лишь на мгновение почувствовав что-то особое, Сашино сознание само собою снова устремилось в Москву. Он говорил себе: "Да, тут хорошо… Я хотел бы тут поселиться и умереть… Но как же быть с Олей? Я так хочу увидеть её! И зачем мне снова навязали эту Людочку? Ах, если б тут вместо неё была она! Тогда бы я смог слушать и понимать, что говорит этот священник!.."

Он старался почувствовать то, что отец Станиславас хотел передать в своей медитации, которую начал тихим и сладким голосом, но… никак не мог сосредоточиться, отвлечься от своих мыслей… Его мысли разбегались… Он видел перед собой её лицо, её стройную фигуру, слышал её голос…

— Я хочу войти, говорит Христос, я стучу… Отворите Мне дверь… — говорил священник, — Я, ведь, не могу открыть её без вашего согласия… Оставьте ваши попечения… Положитесь на Меня… Я — ваш добрый пастырь…

"Да… Я всё это понимаю умом", — думал Саша. — "Это всё верно… Но я не могу это почувствовать, пока там не решено…"

И ему смертельно захотелось убежать из этой церкви. Он уже не мог дождаться конца медитации и совершенно перестал слушать священника. Появилось даже какое-то внутреннее раздражение.

"И стоило ехать в такую даль, чтобы услышать то, что я итак знаю!" — подумал он.

Вернувшись в дом, патер сказал, что он может провести ещё только две реколлекции. А потом приедут другие люди, и он будет очень занят, — как будто бы он уловил, почувствовал и понял, что Саша не воспринимает его, и потому не считает нужным тратить зря своё время….

"И кому тогда нужны эти "реколлекции"?" — думал Сашка. — "Ведь сказано: "Я пришёл лечить не здоровых, а больных". Или это значит, что я — здоров, или — не в коня корм… А может быть, я просто — свинья, перед которой не следует метать бисер? Ну, тогда пусть он проводит свои "медитации" для Людочки… Или она — того же поля ягода, что и я?"

5. Авоськи

Дядя Коля уверовал в Бога как-то сразу и неожиданно. То, что он считал верой до этого, оказалось в его душе подобно бурьяну, который мгновенно как-то сам собою сгнил, и он увидел под ним настоящую почву, почувствовал, что на ней может и должно расти что-то совсем другое.

Это знание пришло к нему после прочтения тетради, оставленной незнакомцем.

Как он узнал от своих соседей по палате, тот, кто раньше занимал его койку, неожиданно умер, а на их языке просто "сыграл в ящик". Никто не видел, как пришла смерть, но все знали, что не вернувшийся из процедурной был сразу переправлен в мертвецкую, и для того, чтобы никого не пугать, его койку тут же сдали другому.

Лечение Николая снова изменили, прекратив инсулин, однако продолжали внутримышечные инъекции, а также таблеточную терапию.

Каждый день Николай подходил к холодильнику и, раскрыв дверцу, подолгу смотрел на продукты. И хотя он видел свои, теперь регулярно передаваемые женой, тем не менее, он продолжал делать вид, что не может их найти, пока уборщица или нянька не помогали ему.

Соседи по палате придумали ему кличку, и теперь все звали дядю Колю "Исть-Хочу", потому что он повторял одну и ту же фразу к случаю и без случая, даже жене, навещавшей его раз в неделю. Встречая его в туалете, больные издевались, говоря: "Эй! "Исть-Хочу", давай закурим!" Он делал вид, что не понимает их издёвок, и отзывался на свою кличку, как будто бы безо всякой обиды.

Захватив что-нибудь из небогатой на литературу библиотеки — коробки со старыми журналами и газетами, — Николай отправлялся в уборную, медленно делал своё дело и спешил к кровати. Он вкладывал тетрадку, с которой теперь почти не расставался, внутрь журнала и, читая её, одним глазом, другим следил за дверью.

Если кто-то в шутку спрашивал, о чём "старый" читает, то он отвечал, что читать разучился, и поэтому в журнале ищет только знакомые буквы.

Однажды санитар привёл Николая в вестибюль, где его ожидала жена.

— Исть хочу! — сказал он, увидев её и грузно опустился рядом, на медицинскую кушетку.

— Коля! Здравствуй! — услышал он родной голос, откинулся головой, больно ударился затылком о стену, закрыл глаза.

Санитар, выждал с пол минуты, двинулся прочь, оставив Круглова с женой.

Они долго сидели молча. Николай открыл глаза, посмотрел кругом и повторил:

— Я исть хочу…

— Я, Коля, тебе тут принесла много еды… — сказала жена. — Мне теперь Володя хорошо помогает. — Мария подняла с пола авоську. — Но, говорят, тут, очен-но много… Что, мол, тебе нельзя стоко… А Володя обещался приехать уже на днях…

— Исть хочу! — застонал Николай.

— А и правда, ты болен, Коля?! — Мария всхлипнула, утирая глаза рукавом и доставая откуда-то из кармана платок.

— Скажи им, дура, что я исть хочу, поняла? — прохрипел он и вдруг резко поворотившись к жене, посмотрел в глаза. — Поняла?!

— Поняла, Коля… Что?

— Смотрють за нами — вот что… — прошептал он тихо-тихо, и громко опять:

— Ой! — она уже не могла вытерпеть, закрыла лицо руками. И подошедший тут же санитар, взял Николая и повёл его по длинному коридору.

Через две недели Круглова выписывали. Мария расписалась в поручительстве, вышла в вестибюль, где её ожидал сын, высокий, стройный, хорошо одетый мужчина, со светлым лицом и седыми волосами.

— Обещались скоро привесть… — сказала она, подходя к нему. — Только уж не знаю, как мы таперича с ним будем управляться, с больным-то…

— Ничего, мама… — ответил сын, выделяя "го" в первом слове

— "Ничево", — поправила его она.

— Ни-че-во — повторил он, улыбаясь.

Они долго ожидали. Сначала им выдали две авоськи с одеждой и прочей поклажей Николая. Затем в вестибюль вошло несколько человек, в пиджаках, разместились на стульях, развернули газеты. И тогда же вывели Круглова.

Николай остановился. Мария бросилась к нему.

— Коля! Это — Володя!

Круглов поднял руки, соединил их перед собой, стал теребить пальцами.

Сын подошёл, обнял за плечи отца. Николай оборотился, посмотрел на дверь, откуда вышел только что.

— Коля! — Мария взяла его за руку. — Это же Володя! Разве не узнаёшь?