У некоторых женщин-невропаток страсть к флагелляции развивается при помощи внушения.
Один очень известный доктор по нервным болезням, страстный флагеллянт, комплектовал свой гарем пассивными флагеллянтками при помощи внушения. Обращаясь к субъектам уже с некоторой наклонностью, которую он умело развивал, он заставлял их исполнять все свои желания.
Способ его довольно любопытен. Он сначала во время глубокого гипнотического сна внушал им, что они испытывают высшее наслаждение от флагелляции, которую он приказывал испробовать.
Наконец, когда его внушение начинало действовать, он объявлял им свою волю, уже не погружая их в сон. Никогда он не встречал непослушных, а многие сделались даже отчаянными флагеллянтшами.
Лучшим доказательством того, что торговля живым товаром процветает преблагополучно, служит факт, происшедший в июне 1909 года в России и обошедший все русские газеты, откуда мы заимствуем эти интересные подробности.
Молодой человек и великий мерзавец Иван Скоряк познакомился с приехавшей в Одессу для приискания должности Марией Лопатнюковой. Узнав о цели ее приезда и затруднительном материальном положении, он принялся за ней ухаживать. Неопытная девушка не подозревала, к чему клонятся эти ухаживания, принятое Скоряком в ней участие тронуло ее неопытную душу, и Лопатнюкова стала благосклонней относиться к нему. Ухаживания Скоряка пошли еще дальше; в один прекрасный день он предложил ей руку и сердце. Мария согласилась. Жених, чтобы не жить на двух квартирах, предложил ей переехать к нему. Лопатнюкова сначала колебалась, но Скоряк убедил, что временное сожительство под одной кровлей нисколько не будет ее шокировать, тем более, что в Одессе ее никто не знает. Через неделю-две, пока он устроит дела с документами, они будут обвенчаны. Переезд Лопатнюковой на квартиру Скоряка и был началом ее страданий. Клятвы жениха о вечной любви вскружили голову неопытной девушке, и она отдалась. Прошло несколько дней в каком-то угаре. Ежедневно происходили попойки, и Лопатнюкова каждый день засыпала в полуопьяненном состоянии, с тем чтобы завтра повторялось то же. Вскоре в квартире Скоряка прибавилась еще одна пара. Их стал посещать некий Арон Шомнис тоже с девицей, Пелагеей Дроздовой. «Это невеста моего товарища», — сказал Лопатнюковой Скоряк, и кутежи стали происходить уже вчетвером. Как потом оказалось, Дроздова была такой же жертвой, как и Мария. Девушки вскоре сошлись, подружились и делились своими надеждами.
Спустя две недели Скоряк заявил своей невесте, что они должны уехать в Николаев; туда же поедет и Шомнис со своей невестой. Сначала Лопатнюкова протестовала, но когда жених стал угрожать, что он ее выгонит, согласилась, и они уехали.
Затем николаевскому сыскному отделению стало известно, что в один из домов терпимости в Николаеве продается двумя субъектами девушка и что в данный момент они находятся в известном месте. Туда были откомандированы агенты, и через полчаса в отделение были доставлены аккерманский мещанин Иван Скоряк и браиловский мещанин Арон Шомнис с Пелагеей Дроздовой, которая, обрадовавшись, что, наконец, вырвется от своих мучителей, рассказала все начальнику отделения.
Она приехала в Николаев с Лопатнюковой; последняя, как имеющая больше 20 лет, уже продана в дом терпимости, а она, имевшая всего 19 лет, не могла быть принята; поэтому Шомнис, остановившись в гостинице «Новый Берлин», эксплуатировал ее. Дроздова умоляла начальника спасти ее подругу, которая попала в «веселый дом» лишь накануне. Г. Матвеев немедленно с агентами отправился по указанному адресу. Появление полиции в «домике», естественно, смутило находящихся в большой комнате за утренним чаем «этуалей», между последними Марии не оказалось. Начальник энергично потребовал от «хозяйки» указать местонахождение Лопатнюковой. И когда чины полиции вместе с Дроздовой вошли в «комнату», то Дроздова с трудом могла узнать свою красивую бывшую подругу Марию. На постели лежала полунагая женщина, со впалыми щеками и глазами, и слабым голосом что-то говорила. Дроздова дала ей воды и помогла одеться. Собрав кое-какие вещи, Лопатнюкова, поддерживаемая подругой и чинами полиции, с трудом передвигая ноги, вышла на улицу, где ее усадили на извозчика и повезли в сыскное отделение. По дороге с ней случился нервный припадок. Немедленно в отделение был вызван врач, который привел ее в чувство и констатировал сильное нервное расстройство, близкое к помешательству.
Когда Лопатнюкова пришла в себя, она на расспросы в сыскном отделении рассказала следующее:
«Мы позавтракали с Ваней в одном ресторане, где выпили, но я не была пьяная. Затем мы поехали… Ваня привез к одной даме, по его словам, хорошей знакомой. Он мне назвал ее Марией Ивановной. Здесь мы пили вино. Через некоторое время Ваня сказал, что он уедет по делу, но скоро вернется за мною. Как только он уехал, Мария Ивановна позвала какую-то женщину и велела ей показать мою комнату… Я сказала, что мне комнаты не нужно, так как сейчас приедет Ваня за мною… На это дама засмеялась и сказала, что Ваня больше не приедет, и теперь я должна слушаться ее и вот Эмилию Федоровну, если не хочу, чтобы мне было плохо… Тогда я догадалась, что попала в бардак, и стала плакать и просить меня отпустить, иначе я буду жаловаться полиции. В это время принесли два шелковых платья и белье. Эмилия Федоровна подошла ко мне и велела мне переодеваться, «так как уже скоро десять часов и скоро могут приехать гости». Я опять в слезы и, взяв зонтик, хотела выйти из комнаты… Мария Ивановна подошла ко мне, вырвала зонтик, бросила его на кровать и сказала, чтобы «я не дурила и тотчас одевалась», иначе мне будет очень плохо… Я говорю, что не стану одеваться, тогда она подошла и ударила меня со всего размаху по щеке… Я закричала: «Вы не смеете меня бить, я не ваша дочь!» А она говорит мне: «Пороть розгами буду, если, стерва, не будешь делать, что тебе велят!» При этом опять меня ударила по другой щеке. Тогда я хотела броситься к окну и закричать, но меня схватили и, потащив к кровати, стали хлестать по щекам; я, конечно, закрывала лицо руками, но они отнимали и били по лицу, так что у меня пошла кровь из носу. Тогда они перестали. Мария Ивановна опять меня спросила: «Оденешься ли ты, проклятая стерва, и выйдешь к гостям?» Я говорю, что ни одеваться, ни выходить к гостям не стану, пустите меня, я буду жаловаться на вас за побои полиции… Тогда Мария Ивановна говорит Эмилии Федоровне: «Эмилия, вели Егору приготовить побольше хороших розог и скамейку в сарае, потом пускай и сам придет взять ее поучить хорошенько, а Агафье скажи, чтобы ждала нас в сарае»! Когда Эмилия ушла, Мария Ивановна опять подошла ко мне ближе и говорит: «Маша, лучше слушайся, а то больно выдеру и буду пороть, пока не станешь, как шелковая, всю шкуру спущу, а настою на своем! Ну, будешь одеваться ко встрече с гостями»? Я опять говорю, что незачем мне одеваться, когда я одета, гостей мне не нужно, я не блядь, а пороть меня розгами вы не смеете! Тогда Мария Ивановна говорит: «Посмотрим, что ты запоешь под розгами, шкура барабанная», — и опять ударила меня по щеке.