* * *Жуткий черный сталкер оказался, в общем‑то, нормальной девчонкой. Беси и Девяносто Шестой превратили гостиницу в площадку для игр. Быстрые и незаметные они совали свои носы повсюду. Наблюдали за жильцами, издевались над горничной, таскали с кухни съестное. Демон и гомункул устроили своего рода соревнование: кто подкрадется ближе, умыкнет больше, исчезнет неожиданней. К вечеру неуклюжие люди надоели, и они начали играть в прятки.
«Как же она меня все‑таки вычислила»? – недоумевал гомункул. Когда он спрятался на кухне в чугунном котелке, подвешенном к потолку, думал Беси ни за что его не отыскать. А вот же нашла да еще бросила в котел монеткой, так что пришлось уносить крылья от повара. Девяносто Шестой спикировал бесшумно и приподнял юбку пожилой даме из провинции. В прошлый раз Беси ухитрилась трижды проделать с этой теткой путь от номера на втором этаже до общего зала. Потом, наверное, оплошала – дама подскочила с неожиданной прытью, заверещав:
— Да у вас тут мыши!
Потом жуткий черный сталкер уверял, что «пощекотала толстушку» специально. Но гомункул, конечно же, не поверил.
На этот раз под тяжелой темной юбкой ничего лишнего не оказалось. Девяносто Шестой пожал крыльями – все равно глупо было надеяться, что Беси опять выберет это укрытие. Пожилая женщина в который раз за день проследовала к общему залу. Должен был прийти ее сын и принести деньги – так она сказала хозяйке. Гомункул пошел следом – за массивной, медленной и кряхтящей фигурой удобно было прятаться. Он уже готов был шмыгнуть под ближайший обеденный стол, когда пожилая дама исчезла в неизвестном направлении. Свет масляных ламп ослепил после темного коридора. Девяносто Шестой сморгнул, помотал головой и застыл пришибленный жуткой картиной. Гигантский плотоядный цветок на толстой изогнувшейся кольцами серо–розовой ножке плавно покачивался посреди зала. Один утыканный кривыми иглами лепесток, как раз отправлял в пасть руку несчастной дамы. Кровь была повсюду: на полу, на столах, на стенах и даже на потолке. Ноги гомункула стали ватными, в животе забултыхались холодные гвозди. Ужасный лепесток медленно приблизился, и Девяносто Шестой различил на его конце большой бледно–розовый и почти человеческий глаз. «Конец», – добила несчастного гомункула мысль. Тут что‑то темное и стремительное пролетело у него над головой. Беси выстрелила языком. В воздухе ее развернуло, так что жуткий черный сталкер приземлился на одном из залитых кровью столов.
Беси сплюнула вырванный кусок плоти, и все тот же розоватый глаз уставился на Девяносто Шестого уже с пола.
— Ненавижу изгирей! – вопль маленького демона пробился сквозь странный хлюпающий рев раненой твари. И завертелось! Жуткий черный сталкер прыгал, кувыркался, бегал по стенам и по толку. Казалось, лишь чудом уходил от рубящих воздух зубастых лепестков, распластываясь в полете. Рвал плоть изгиря. У Девяносто Шестого аж голова закружилась смотреть. Он понял: червецветку не достать Беси. Ушел страх, гомункул вспорхнул, пересек поле битвы под самым потолком и снял масляную лампу со стены. Изгирь был полностью поглощен охотой на жуткого черного сталкера и не замечал другого малыша. Девяносто Шестой завис над жуткой тварью и метнул лампу прямо между лепестков в зубастую сочащуюся слизью утробу. Стекло разбилось и выпустило огонь. Червь взвыл, его щупальца взметнулись, но гомункул уже успел убраться на безопасное расстояние. Тогда атаковала Беси: всеми четырьмя лапами, каждая из которых несла на подушечках пальцев по два десятка втягивающихся игл. Крохотные клинки впились в то место, где червь становился цветком. Полетели в разные стороны куски темно–серого мяса. Изгирь завертелся, пытаясь сбросить с себя докучливого демона, зубастые лепестки разбушевались, с нося со столов остатки трапезы, подбрасывая в воздух части тела разорванного, но не съеденного постояльца со второго этажа.
Все закончилось внезапно – с очередным вырванным клочком изгирь потерял нечто связующее его с поднебесным миром. Даже гомункул заметил этот момент. Лепестки червя замедлились, кожа начала покрываться темно–багровыми язвами. От гибнущей твари потянулся зловонный дымок. Беси отскочила и вжалась в угол под потолком. Девяносто Шестой последовал ее примеру. Изгирь пошел здоровенными волдырями, которые росли стремительно, а лопаясь выбрасывали розоватые брызги. Последняя фаза метаморфозы выглядела вовсе отвратительно. Когда она закончилось, обеденный зал «Номеров с привидениями» оказался завален разорванными человеческими телами по самые крышки столов. Трудно даже было себе представить, сколько смертей содержалось в этом нагромождении. Из персонала и постояльцев гостиницы на поверхности никого видно не было.
Сначала Беси пришлось вытащить на улицу Девяносто Шестого. Потом демон вернулся за сумкой «надежного человека». Когда она, качаясь от непосильной ноши, показалась из гостиницы, гомункул почему‑то спросил:
— И что тебе теперь будет? Ты же своего убила.
— Какого своего?! – фыркнула Беси: – Это ж изгирь, его никто не любит. У него, говорят, даже души нет. А я, вообще, демон свободный! Кого хочу, того убиваю, и никакие повелители мне не указ. Вот так!
Девяносто Шестой не стал возражать, просто спросил:
— И куда мы теперь?
— Пойдем надежного человека искать. А то мне надоело совсем. Шляется не весть где, а у нас дело важное, – заявил жуткий черный сталкер и после паузы добавил: – Там хоть и светляк доставучий, но я уж стерпеть постараюсь. Только если не долго.
Взявшись вдвоем за сумку контролера Нжамди, демон и гомункул направились в сторону Летки.
Глава 30. (День седьмой)
Дасские контрреволюционеры, большая часть которых обитала в Нармроте, ровным счетом никак не проявили себя за пятнадцать лет нового порядка. Они много говорили, планировали, изобретали всевозможные заклинания, боевые технологии и тактики, но применять их не решались. Были это по большей части молодые маги, чьи отцы погибли в тринадцатом году или бесследно исчезли сразу после революции. Старые нармротские чародеи пережившие смутное время в политику не лезли – они никогда не входили в магическую элиту, а потому положение их изменилось не особо. Другое дело университетские преподаватели – многие жалели о том, что подчинились приказу ректора не вмешиваться, и теперь стремились искупить свою вину.
С другой стороны, весь дасский бизнес стоял за Службу. Гильдии колдунов и зачарователей, а также чародейский концерн Эфрузта Джег–ратона, вообще, были обязаны своему процветанию новому порядку. Конечно, кузнецы и оружейники Нармрота, не выдержавшие конкуренции с гномскими фабриками, особой любви к черномундирным не питали, но их, похоже, окончательно сбросили со счетов.
Этот расклад сил был известен руководству Службы. За одним небольшим исключением – гильдия алхимиков поддерживала контрреволюционеров. На то было множество причин. С одной стороны, услуги, магов и колдунов в последние годы заметно подешевели. Алхимики же, зависимые от поставок ингредиентов из‑за границы и ненадежного покровительства небесных светил, цены так сбрасывать не могли. Редкие реактивы животного и человеческого происхождения, стали регулярно останавливаться на дасской границе. В равной степени стало тяжелей экспортировать некоторые готовые субстанции. Такое положение дел амбициозных торгашей–ученых никак удовлетворить не могло. К тому же гильдия фактически была обособленной кастой – звание мастера в ста одном случае из ста передавалось по наследству. Могущественные главы гильдейских семей, многие из которых разменяли третью сотню лет, со временем поняли – новая власть не будет вечно терпеть элитарную закрытость алхимии.
Таким образом, типичный контрреволюционный кружок обыкновенно включал в себя: пять–шесть молодых магов, обычно родственников или друзей детства, одного приходящего с превеликой осторожностью университетского профессора, и законспирированного финансового покровителя из квартала алхимиков.