и дальше, прямо ему в сердце… Как моя сердцевина неспокойна! Ой, то есть, ему в сердцевину, а неспокойно мое мертвое сердце. Не знаю, что и делать, местные лекари только разводят руками…
— Э-э-э… ну я вообще-то тоже не очень умею лечить растения. Сюда бы шамана… Вы пробовали просто удалять эти наросты?
— Да, я как раз сейчас этим занимаюсь. Ствол малыша я уже почти обработала. Но где гарантия, что эта напасть не повторится?
Женщины начали увлеченно ощупывать ствол дерева и я почувствовал себя лишним. Моего ухода они не заметили. После того, как все разбрелись по своим интересам, я решил было вернуться в номер и еще поспать, но ноги сами несли дальше по аллее. На улице было не жарко, в лицо дул приятный ветерок, пахло зеленью и несуществующим морем. Впрочем, вскоре я набрел на небольшое озеро, на берегу которого сидел рыбак с удочкой — хадаганец в возрасте, но хорошо следящий за собой. Крепкий и подтянутый, даже в потертых штанах и выцветшей матроске он походил на военного.
— Капитан, капитан, улыбнитесь… Ведь улыбка — это флаг корабля…
— Рыбу не боитесь распугать песнями?
— Здорово, Санников!
— Знакомы?
— Наслышан я о тебе. Это ведь ты лигийскому адмиралу уши надрал? Я капитан Алексей Зеницын, командир «Неотразимого», в газетах про мои подвиги писали. Не доводилось читать? Или ты только про себя читаешь? — хохотнул капитан, обменявшись со мной рукопожатием. — Сейчас вот как и ты, заслуженную награду вкушаю. Вот это заварушка была, как вспомню — так вздрогну! Ну, ты скажи, чем эти канийские генералы думали? На Игш замахнулись, болваны! Конечно, мы им накостыляли по самое «не хочу». Один только корабль ускользнул… «Рука Тенсеса», хитер адмирал…
Я уселся рядом с говорливым капитаном и, разувшись, опустил ноги в воду.
— Хорошо здесь клюет?
— Угу. Одно слово — рай. Вот только наживка закончилась. Тут у меня банка с червями, я ее… нашел. Но их там только на дне было, все уже вышли. Слушай, а ты не собираешься наружу? Говорят, здешний карп неплохо ловится на лапки сороконожек. Хотя они и тощие в этой пустыне. Попробуем?
Я не считал себя большим любителем рыбалки, но капитану Зеницыну удалось заразить меня своим энтузиазмом. Удочку можно было взять напрокат в санатории, а вот за наживкой пришлось выйти за пределы купола. Окрестности кишели ядовитыми сороконожками, но собирать их все равно было сложно. Однажды именно такая тварь цапнула меня за руку и я провалялся в военном госпитале ИВО всю боевую подготовку, так что теперь я решил соблюдать осторожность. Правда, когда мы по очереди отпили из фляги капитана, где был отнюдь не компот, дело пошло веселей и мы в кратчайшие сроки и даже без потерь для собственного здоровья насобирали полную банку.
— Поразительно! Идет карп на сороконожку, как миленький, — радовался Зеницын. — Жалко только, что здесь всего-то одно это озерцо. Ах, какая рыба водилась в море! Что вы, сухопутные крысы, в этом понимаете! В Мертвом, кстати, пока оно еще было живое, тоже очень интересные экземпляры водились. Я набрел как-то на остов огромной кистеперой рыбины, но, увы, вокруг змей кишмя кишело, а одна была, не поверишь, точь-в-точь из моего кошмарного сна. Я ж их с детства до дрожи боюсь!
Рыбачить с капитаном было интересно, тем более, что наша рыбалка сдабривалась приличной порцией алкоголя. Ничего спиртного в санатории не продавалось, но у Зеницына оказались припрятаны свои заначки. Он травил бородатые байки, причем некоторые по нескольку раз, и с каждым новым пересказом истории обрастали все более невероятными подробностями. Рыба ловилась, мы хмелели и настроение было прекрасным.
В конце концов мы предсказуемо дошли до той кондиции, когда сидеть на одном месте становится невозможно. Нас потянуло на подвиги. Поразмыслив, каких приключений нам не хватает, мы вспомнили, что находимся на дне моря, и тут же решили отправиться на поиски жемчуга.
— Морской жемчуг… — говорил заплетающимся языком Зеницын, когда мы вышли в пустыню, на которую уже опускалась ночь. — Сейчас, когда в мире осталось так мало… этих… как их… морей — во! — эта драгоценность особо ценится! Здесь, на дне, до сих пор можно найти скелеты ныряльщиков за жемчугом.
— Да ладно!
— Угу! Эти бесстрашные люди добывали его. Прям вот тут… Спускались на дно моря без хитроумных приспособлений ученых Зэм. На поверхность возвращались не все… и жемчужины, добытые ими, так и остались с ними…
Ночью в пустыне становилось очень холодно, да и в темноте не было видно ни зги. Но нас, уже хорошенько поддатых, это нисколько не смущало. К тому же вскоре мы забыли, зачем собственно шли, и теперь просто восхищались пейзажами, которые на трезвую голову и при дневном свете казались мне невзрачными и унылыми. Под парами алкоголя даже темнота выглядела восхитительно.
— Мертвое море… красиво звучит, правда, товарищ? — сказал Зеницын, по-отечески обняв меня за плечи и уставившись в черную пелену перед нами, в которой смутно угадывались очертания окаменевших кораллов. — Пропитанная солью пустыня, образовавшаяся на дне высохшего моря, иначе называться и не может. Жизнь здесь нелегка — суровый климат и агрессивные обитатели отобьют любое желание узнать эту местность поближе…
— Не-не-не… не отобьют… — возразил я.
— Не отобьют? — удивленно переспросил капитан и вдруг пожал мне руку. — Похвально, похвально…
По пустыне мы шатались долго, восхваляли Империю и пугали местную живность. В какой-то момент я обнаружил себя в обнимку с гигантскими костями, которые мы с Зеницыным куда-то упрямо тащили. Объяснение этому факту я вспомнить не мог, поэтому спросил у капитана прямо:
— Что это?
— Голова кистеперой рыбы!
— И куда мы ее несем?
— В санаторий! Вернусь на корабль, украшу ей капитанский мостик, весь имперский флот до последнего ботика обзавидуется. Рассказывают, что у капитана «Незеба» в рубке тоже висела голова кистеперой рыбины, но однажды по пьяни в нее табуреткой запустили — так она возьми и расколись! Из гипса оказалась! Каналья этот капитан! А я настоящую раздобыл.
— Вот это образина…
— Ага. Мы с тобой первые разумные существа на аллодах, которые так близко ее видят. Это точно.
Дальше память снова выключилась и судьба головы кистеперой рыбы так и осталась для меня загадкой, равно как и то, как мы с Зеницыным добрались до санатория. Проснулся я в своей кровати, с раскладывающейся головой и дикой