Этот великий человеконенавистник жаждал творить добро. Ему хотелось ещё раз помочь людям, для которых он столько сделал, перед смертью дать им несколько важных советов. Чувствуя, что его сердце недолго будет биться, он соединил телеграфную линию Гранитный дворец — кораль с «Наутилусом» и, когда ему стало совсем плохо, вызвал к себе колонистов… Быть может, он не сделал бы этого, если бы ему было известно, что Сайрус Смит знает часть его истории…
Капитан Немо закончил свой рассказ.
Сайрус Смит взял тогда слово. Перечислив все события, когда вмешательство капитана выручало колонию из тяжёлых положений, он горячо поблагодарил великодушного покровителя от имени всех своих товарищей и своего собственного.
Но капитану Немо не нужна была благодарность за оказанные колонии услуги. Его тревожила одна мысль. И, прежде чем пожать протянутую ему инженером руку, он сказал:
— Теперь вы знаете историю моей жизни. Будьте мне судьёй!
Очевидно, капитан намекал на событие, свидетелями которого были трое чужестранцев, заброшенных к нему на борт. Об этом событии не мог умолчать в своей книге француз-профессор, и оно должно было вызвать целую бурю негодования во всём мире.
Действительно, за несколько дней до бегства француза и его спутников «Наутилус», преследуемый в Атлантическом океане каким-то фрегатом, погрузился в воду и, протаранив своего преследователя, пустил его ко дну.
Сайрус Смит понял, о чём спрашивает капитан, и промолчал.
— Это был английский фрегат, сударь! — воскликнул капитан Немо, становясь на минуту снова принцем Даккаром. — Английский фрегат, слышите ли? Он напал на меня! Я находился в узкой и неглубокой бухте… Я должен был пройти, и я прошёл!..
И более спокойным голосом он добавил:
— И право, и справедливость были на моей стороне. Всюду, где только можно было, я творил добро и наказывал зло. Не всегда правосудие заключается в прощении!
Молчание послужило ответом на эту фразу.
— Что же вы думаете обо мне, господа? — повторил свой вопрос капитан Немо.
Сайрус Смит протянул руку капитану и тихо ответил:
— Правы ли вы или виноваты, но вам нечего бояться суда истории. Честные люди, стоящие перед вами, не будут вас судить, но будут вечно оплакивать вас.
Герберт приблизился к дивану, опустился на колени и, поднеся к губам руку капитана, поцеловал её. Слеза скатилась из глаз умирающего.
— Будь счастлив, мой мальчик! — прошептал он.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Последние часы капитана Немо. — Последняя воля умирающего. — Подарок друзьям, которые знали его лишь один день. — Гроб капитана Немо. — Несколько советов колонистам. — Последние минуты. — На дне океана.Наступило утро. Ни один луч дневного света не проникал во мрак пещеры. Но электрический свет, излучаемый «Наутилусом», с той же яркостью освещал всё окружающее плавучий корабль.
Бесконечная усталость овладела капитаном Немо. Он откинулся на подушки дивана. Не приходилось и думать о том, чтобы перенести его в Гранитный дворец, — он не желал покинуть «Наутилус».
Капитан Немо долго лежал без движения, может быть, даже без сознания. Гедеон Спилет и Сайрус Смит внимательно наблюдали за его состоянием. Было совершенно очевидно, что жизнь капитана Немо угасала. Силы совершенно покинули это некогда мощное тело, и жизнь вся сосредоточилась в сохранившем полную ясность мыслей мозгу и слабо бьющемся сердце.
Инженер и журналист тихо совещались. Можно ли было чем-нибудь облегчить состояние умирающего? Можно ли было если не спасти ему жизнь, то хоть продлить её на несколько дней?
Сам капитан Немо утверждал, что никакого лекарства от его болезни не существует, и без страха ждал смерти.
— Мы ничем не можем помочь ему, — сказал Гедеон Спилет.
— Но от чего он умирает? — спросил Пенкроф.
— От недостатка жизненных сил, — ответил журналист.
— Но, может быть, они появятся, если перенести его на свежий воздух, на солнышко? — настаивал моряк.
— Нет, Пенкроф, — ответил инженер. — Этим не поможешь. Впрочем, и сам капитан Немо ни за что не согласится расстаться со своим судном. Он тридцать лет живёт на «Наутилусе» и на «Наутилусе» же хочет умереть.
Очевидно, капитан Немо услышал ответ инженера, так как он чуть приподнялся на диване и слабым, но внятным голосом сказал:
— Вы правы. Я должен и хочу умереть здесь. И у меня есть просьба к вам…
Сайрус Смит и остальные колонисты снова приблизились к дивану. Они поправили подушки, чтобы умирающему было удобней лежать.
Его взгляд остановился на чудесах, собранных в этом салоне, освещённом скрытыми в потолке электрическими лампами. Он поочерёдно посмотрел на все картины, висевшие на великолепной ткани, которой были обиты стены салона, на эти сокровища искусства, принадлежащие кисти великих мастеров — итальянцев, фламандцев, французов и испанцев, на мраморные и бронзовые статуи, высившиеся на великолепных пьедесталах, на огромный орган, занимавший целую стену, на витрины, заключавшие образцы самых ценных даров моря — морских растений, зоофитов, нити жемчугов невиданной красоты, — и наконец глаза его остановились на девизе «Наутилуса», начертанном над дверью этого своеобразного музея:
MOBILIS IN MOBILI[38]
Казалось, капитан Немо хотел в последний раз приласкать взглядом все эти сокровища искусства и природы, окружавшие его в продолжение тридцати лет.
Сайрус Смит почтительно ждал, пока умирающий заговорит снова.
Прошло несколько минут, в течение которых перед капитаном Немо, вероятно, промелькнула вся его долгая жизнь. Наконец он обернулся лицом к колонистам и сказал:
— Вы, кажется, считаете себя обязанными мне?
— Капитан, — ответили колонисты, — мы с радостью отдали бы свою жизнь, чтобы продлить вашу.
— Хорошо, — сказал капитан Немо, — хорошо!.. Обещайте мне выполнить мою последнюю волю, и я буду вознаграждён за всё, что для вас сделал.
— Клянёмся! — ответил за всех Сайрус Смит.
— Завтра я умру… — начал капитан.
Герберт хотел запротестовать, но капитан Немо знаком остановил его.
— Завтра я умру, — продолжал он, — и я не хочу другого гроба, кроме «Наутилуса». Все мои друзья покоятся на дне моря, и я хочу разделить их участь.
Слова капитана Немо были встречены глубоким молчанием.
— Слушайте меня внимательно, — продолжал умирающий. — «Наутилус» заперт в этой пещере базальтовой скалой, поднявшейся со дна морского. Но если он не может преодолеть барьер, то он может погрузиться на дно бездны, прикрытой сводом этой пещеры, и хранить там мой прах.