Вообще-то хватило неполного месяца.
Еще только-только расцвело северное лето, выбросило из сундуков по лугам на просушку узорные платки первого цветения, самого яркого и богатого красками. Яблони стряхнули лепестки снега и задумались, стоит ли в осень трудить ветки, или обмануть людей, устроив себе отдых. Первые колокольчики закивали головками, провожая последнюю массовую волну одуванчикового пуха, разлетевшегося по огородам, готовя трудолюбивым вендам непростую прополку следующего сезона. Листья деревьев, прокаленные солнцем, доспели до своего глянцевого густого летнего оттенка.
Вэрри сидел на свежеструганном бревне у домика, собранного за считанные дни по слову князя для него, уважаемого гостя. Рядом весело звенела обтесываемая сосна избы, возводимой для добравшихся из столицы ювелиров. Солнце вытапливало из древесины смолу, воздух томился ее хвойным взваром. Пчелы солидно гудели о своем: вот дон-н-ник еще не подошел, а ж-жаль…
Айри усмехался и виновато признавал – скучно ему этим летом без маленькой арагни. Привык к ее теплому присутствию за зиму, и не заметил насколько. Она слышала и чувствовала мир очень живо, и с ней сидеть сейчас было бы куда веселее. Ей можно рассказать глупости про говорящих пчел. И выслушивать возмущенный ответ типа: когда это на севере Вендира цвел донник? А вот въедливому и дотошному пожилому мастеру Ясине эти истории без надобности. И услышит, не про донник скажет, а озабоченно посоветует шапку надеть, мысли сберегая от помутнения ума. Вон, идет, облако над головой несет. Весь в заботах, не до погожего дня ему. И мысли у ювелира, как шестеренки в часовом механизме, щелкают ровно и последовательно, без сбоев. Издали слышно: вчерашний чертеж резцов он разобрал, и форму огранки понял, и как углы отслеживать сообразил, но мелочных вопросиков накопил целую страничку в своей аккуратно обрезанной золотой каймой книжечке. Теперь сядет рядом и станет их по одному вычитывать, ничего не пропуская. А почерк у Ясины мелок, будто муравьев на лист насажал. Нет, уж скорее блох! Айри нервно почесал затылок, словно буквы расползлись из книжечки и щекочут кожу под воротом. Если бы Вэрри знал, каков этот мастер, сбежал бы на Индуз вместе с Иганом. Но теперь отступать поздно. Звезду обещал? Обещал! Сиди и терпи, дракон. Потом будет время и про пчел рассказать, и про остальное. Всё равно гранить придется здесь, долго и мучительно, а не на корабле Хиннра. Живое спешки не уважает. Значит, для работы необходимо устроить хорошую мастерскую, и в таком важном деле нудный Ясина – самый подходящий человек. У него не бывает не примеченных огрехов и оставленных на потом недоделок.
Мастер важно отдал поклон и устроился на бревне, постелив себе льняную вышитую тряпицу. Открыл книжечку, устроил рядом поудобнее чернильницу, придирчиво изучил золотое тонкое перо.
– Ну, теперь самое время разобраться, как крепить в захвате, – приступил он к делу. – Есть тут заковыки, их бы нам почистить не грех заранее.
Вэрри обреченно кивнул и стал выслушивать и рассказывать.
Ясина, если уж быть совсем честным, ему нравился. И объяснять не надо по два раза, и дело знает, и мелкие заботы по утряске работ с мастеровыми целиком на себя взял. В иной год они бы стали друзьями, пожалуй. Но не теперь. Прожив почти семь сотен лет, айри обнаружил, что солнышко не всякий год светит одинаково. И теперь оно, удивительно молодое и рыжее, яркое, праздничное – упорно уворачивается, отсылая свои самые теплые лучики далеко на юго-запад. Он поближе придвинул ножны, нагретые за утро, и положил ладонь на рукоять. Стало чуть легче. Луч, настоящий живой клинок, тоже знал про пчел и охотно спел бы над лугом. Ничего, вечером они разберутся с делами и пойдут кроить из тумана узор боя.
А потом снова надо слушать Ясину, чертить, спускаться, накинув душегрейку, в надежный княжеский кром и перебирать алмазы в корзинах. Холодные, шуршащие сухо и чуть насмешливо. Не те! У одного форма плоха, у иного пыль села облачком в самой сердцевине, у третьего трещинка отметила грозящую владельцу неудачу.
Все они родились и росли в породе. Все принадлежат миру Релата и прожили в его недрах свою странную каменную жизнь, рядом с которой долголетие дракона – один день. Все знали чудовищное давление и жар, создавшие кристаллы. Но ему нужны лишь те, что обрели чуть больше. Они и в холоде каменного мешка крома останутся теплыми, хранящими жизнь и свет.
Первый он нашел под осень, и почти сразу – второй, пару к нему. Обрадовался и выгнал из гранильной мастерской всех учеников, надолго заняв лучший станок под беззлобное ворчание Ясины. Ювелир хоть и возмущался для вида, но в душе был доволен: одно дело спрашивать и слушать, иное – смотреть, а этого ему не запретили. Может, странный неприветливый гость князя и демон, как почтительно и чуть насторожено шепчутся по углам мастеровые. А только дело знает так, что ему можно простить любое происхождение. И не на словах в огранке силен, вон как в его длинных чутких пальцах работа горит. Смотреть приятно. И понятно. Над заметками полувековой давности, шутки ради подсунутыми пять лет назад светлейшим Яромилом – «прадеда наследство, глянь» – он провел много бессонных ночей. До бешеного гнева доходил, родных пугая. Может, Топорщик был наилучший князь, легендарный воин: брал Блозь в один день, медведя в объятиях давил, разбойников усмирял. Но так описать огранку – да это же преступление! Он бережно сохранил манеру речи неведомого ювелира в своих записях, а суть процесса между тем затерялась. Ясина таких глупостей великокняжьих не повторит.
Солнце перевалило через незримый рубеж зимы и взялось греть, обещая неизбежную победу над метелями. Затем осадило сугробы, поднявшиеся за зиму так, что конного за ними не видно, до чахлой, по щиколотку ребенку, корки грязного наста, победно пробитого первой зеленью. Лишь тогда Вэрри закончил серьги. Ему было смешно вспоминать свои ночные мысли, в Янде, перепуганные и перепутанные разговорами с Иганом и Мирой: серьги мелочь, а душу-то он потом вложит, после…
Не получилось после.
Камни приняли форму и впитали немало его мыслей. Мира сидела часами возле заготовки Луча и шепталась с булатом. О чем? Он точил алмаз и думал о ее негромком неразборчивом бормотании. А потом, когда расцвела ясной гладью полировки первая грань, он понял. Ему ведь давным-давно всё необходимое объяснила Джами. Ведь Миратэйя некогда ей наговорила счастливую монету. Особенную, к большой удаче судьбу разворачивающую и поворот отмечающую: смотри, не оплошай, не упусти! Значит, и настоящая звезда с небес должна быть не пустой, в цене своей только деньгами измеряемой и парадностью работы, как шуточный подарок невесте Мика. Заветной. И он точно знает, тугодум бескрылый, давно и совершенно безошибочно, в чем тайная мечта арагни. Этого она и ждет. И нужны именно серьги, два камня. С третьим от разберется позже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});