Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды после полудня он вытащил свою лодку на берег, на длинную полосу белого песка. Берег представлял собой уклон, который заливался рекой, когда уровень ее повышался, и здесь можно было рассчитывать на присутствие хоть какого-нибудь количества золотого песку. Санди Мак-Триггер стал на коленки у самого края воды, чтобы посмотреть, и вдруг что-то странное на мокром песке привлекло к себе его внимание. То, что он увидел, оказалось следами зверей. Какие-то двое приходили сюда пить. Они стояли здесь рядом, бок о бок, и следы эти были еще очень свежи – были оттиснуты не более часа или двух тому назад.
В глазах у Санди мелькнул огонек – он заинтересовался. Он посмотрел позади себя и вниз и вверх по течению.
– Волки, – проговорил он. – Хорошо бы их подстрелить из этого поганого ружья! Но какая странность! Среди бела дня!
Он вскочил на ноги и побежал в кусты.
За четверть мили отсюда Серая волчица уже почуяла по ветру смертоносный запах человека и подала предостерегающий голос. Это был долгий жалобный вой, и Мак-Триггер двинулся с места только лишь тогда, когда замер в воздухе его последний отзвук. Затем он вернулся к своей лодке, взял из нее ружье, поставил свежий пистон и быстро скрылся за поворотом берега.
Целую неделю Казан и Серая волчица уже бродили в окрестностях верховьев Мак-Ферлана, и это в первый раз с самой зимы Серая волчица почуяла вдруг в воздухе запах человека. Когда ветер донес до нее этот сигнал об опасности, то она была одна. За две или три минуты перед тем, как она почуяла этот запах, Казан бросил ее одну, а сам помчался вдогонку за зайцем, а она, поджидая его, лежала на животе под кустом. В такие моменты, когда она оставалась одна, она всегда беспрерывно внюхивалась в воздух. Прежде всего она услышала стук весла Мак-Триггера о край его лодки, когда он был от нее еще за целую четверть мили. А затем долетел и запах. Через пять минут после ее предостерегавшего воя Казан стоял уже около нее, подняв голову, раскрыв пасть и тяжело дыша. Санди приходилось охотиться на полярных лисиц и он и в этом случае применил эскимосскую тактику, а именно заход с полукруга, пока не станешь лицом к ветру. Казан чуял малейшее колебание воздуха, содержавшего в себе запах человека, и спина его ощетинилась. Но Серая волчица обладала гораздо большим чутьем, чем маленькая северная красноглазая лисица. Ее острый нос так и поворачивался вслед за движениями Санди. Она слышала сухой треск веток у него под ногами еще на расстоянии трехсот ярдов. До нее донеслось металлическое постукивание ружейного ствола по веткам березок. Но в этот момент, когда она вдруг потеряла след Санди по ветру, она заскулила, бросилась к Казану и сделала несколько шагов к юго-западу.
В подобных случаях Казан редко отказывался следовать ее руководительству. Бок о бок они побежали прочь, и в то время, как Санди подкрадывался к ним, как змея, все время имея себе ветер в лицо, Казан выскочил из каймы прибрежных кустов и натолкнулся на лодку Санди, лежавшую на белой песчаной отмели. Когда Санди возвратился к ней после целого часа бесплодных выслеживаний, то уже еще два новых следа оказались около его лодки. Он с удивлением посмотрел на них, и на его злом лице появилась недобрая улыбка. С лукавой усмешкой он пошел затем к своим пожиткам и достал из них небольшой резиновый мешочек. Из него он вынул плотно закупоренный пузырек, наполненный желатиновыми капсулами. В каждой капсуле было по пяти гран стрихнина. Были темные моменты в жизни Санди Мак-Триггера, когда он бросал такие капсулы в кофе своим собеседникам, но полиции никогда не удавалось этого доказать. Он был экспертом по части ядов. Возможно, что за всю свою жизнь он истребил тысячи лисиц, и он усмехнулся опять, когда отсчитал десять таких капсулек и подумал, как легко теперь будет поладить с этими двумя любопытными волками. Двумя или тремя днями раньше он убил оленя и каждую из капсулек закатал теперь в кусочки оленьего жира, причем делал это не пальцами, а палочками, чтобы от отравы не пахло человеком. Перед заходом солнца он по всей прилегавшей местности в разных концах разложил эти отравленные приманки. Большую часть из них он прицепил к нижним веткам кустарников. Остальные завернул в мясо кролика и разбросал по следу оленя. Затем он вернулся к реке и стал варить себе ужин.
На следующее утро он встал рано и тотчас же отправился к своим отравам. К первой никто даже и не прикоснулся. Вторая оставалась на своем месте. Третья исчезла! Санди даже задрожал и стал вокруг себя оглядываться. Ну, конечно, на пространство радиусом в двести или триста ярдов он где-нибудь найдет свою добычу! И вдруг взгляд его упал на землю, под куст, на котором на ветке висела эта приманка, и из его уст сорвалось проклятие. Приманка оказалась несъеденной вовсе. Сало оленя валялось тут же в мелких кусках, и на самом большом из них находилась нетронутой и самая капсула. Это был первый случай у Санди с дикими зверями, инстинкты которых изощрились благодаря слепоте, и он был удивлен до крайности. Он даже и не воображал, что бы могло случиться что-нибудь подобное. Если лисица или волк дошли уже до той точки, что схватили приманку, то из этого могло уже безошибочно следовать, что приманка эта будет ими проглочена обязательно. Санди отправился к четвертой и пятой приманкам. Они оказались в целости. Шестая была разорвана на куски, как и третья. Но здесь уже была разгрызена и самая капсула и белый порошок из нее был высыпан на землю. И еще с двумя приманками Санди обнаружил то же. Он знал, что это сделали Казан и Серая волчица, потому что видел их следы в десяти разных местах. Накопившееся за целые недели неудач дурное расположение духа вылилось теперь в гневе и разочаровании. Наконец-то нашлось, к чему можно было придраться! Неудача с отравленными приманками показалась ему вызовом и предвестником дурного счастья вообще. Он думал, что теперь все было против него, и решил возвратиться обратно в город Красного Золота. Еще задолго до наступления вечера он спустил лодку на воду и поплыл вниз по течению. Он предоставил всю работу одному только течению, откинулся назад, закурил трубку и положил к себе на колени ружье. Ветер дул ему прямо в лицо, и он зорко стал выслеживать, не взлетит ли какая-нибудь дичь.
День склонялся уже к вечеру, когда Казан и Серая волчица прошли уже вдоль реки, вниз по течению, пять или шесть миль и подошли к самой воде. Казан лакал холодную воду, когда всего только в ста ярдах от них Санди спокойно стал огибать выступ реки. Если бы ветер дул с его стороны или Санди употреблял весла, то Серая волчица сейчас же открыла бы опасность. Послышалось щелканье взводимого курка на старофасонном ружье у Санди, и оно-то впервые и пробудило в ней сознание о предстоявшей беде. Близость ее заставила ее задрожать; Казан услышал этот звук, перестал пить и посмотрел в ту сторону. В эту самую минуту Санди спустил курок. Клуб дыма, гром выстрела – и Казану показалось, что горящий поток огня с быстротой молнии пронизал ему голову. Он откинулся назад, ноги под ним подкосились, и, как сноп, он повалился на землю. Серая волчица стрелой помчалась в кусты. Слепая, она не видела, как Казан упал на песок. Она остановилась тогда, когда была уже за четверть мили от этого ужасного грома, которое издало из себя ружье белого человека, и стала поджидать к себе Казана.
С торжествующим видом Санди Мак-Триггер вытащил свою лодку на белый песок.
– Добрался-таки я наконец до тебя, дьявол ты этакий! – пробормотал он. – Доберусь и до другой, если мне не изменит это мое поганое ружье!
Дулом ружья он повернул к себе голову Казана, и выражение удовлетворения на его лице вдруг сменилось внезапным удивлением. Он только сейчас заметил на шее у Казана ошейник.
– Да ведь это вовсе не волк! – всплеснул он руками. – Это собака, самая настоящая собака!
Глава XXI. Метод Санди Мак-Триггера
Мак-Триггер опустился на колени на песок. Выражение торжества сошло с его лица. Он стал поворачивать вокруг бессильной шеи собаки ошейник, пока наконец не увидал на нем начавшие уже стираться буквы КАЗАН. Он прочитал каждую из этих букв в отдельности, и на его лице появилось такое выражение, какое бывает у людей, которые все еще не верят тому, что увидели или услышали.
– Собака! – снова воскликнул он. – Собака, да еще какая! Ведь это известный Казан!
Он поднялся на ноги и осмотрел свою жертву. Около морды Казана на песке краснела лужа крови. Он тотчас же опять нагнулся, чтобы определить, куда именно попала пуля. Осмотр придал ему новый и еще больший интерес. Тяжелая пуля из шомпольного ружья ударила Казана в самую маковину головы. Это был поверхностный удар, который даже не коснулся черепа, и Санди сразу же оценил подергивания и судороги плечей и ног у Казана. А ему казалось раньше, что это были последние, предсмертные сокращения его мускулов. Казан же вовсе и не думал умирать. Он был только оглушен и все равно через несколько минут поднялся бы на ноги. Санди был знаток в собаках, и именно в тех, которых можно было запрягать в сани. Он прожил среди них две трети своей жизни. Он мог узнать их возраст, определить их цену и с одного взгляда рассказать хоть часть их истории. По одному только следу он умел отличить мекензиеву породу от маламутской и по размеру шага эскимосскую собаку от юконской. Он осмотрел ноги Казана. Это были чисто волчьи лапы, и он ухмыльнулся. Значит, в Казане текла кровь дикого зверя! Он был велик ростом и крепко сложен, и Санди уже подумал о предстоящей зиме и о высоких ценах, которые установятся на собак в городе Красного Золота. Санди отправился к лодке и вернулся от нее со свертком ремня из лосиной кожи. Затем он сел на корточки перед Казаном и стал плести на земле намордник. Не прошло и десяти минут, как вся морда Казана была уже оплетена ремнем, который был крепко стянут на затылке. К ошейнику он привязал ремень в десять футов длиною. После этого он сел в сторонке и стал ожидать, когда Казан придет в себя.