Она повернулась на каблуках, и констебль Сонг метнулся открыть перед ней дверь. Дональд услышал, как, перешагивая порог, она сказала кому-то:
– Ладно, теперь можете к нему зайти.
Медицинское обслуживание Ятаканга, возможно, и помогло истерзанному телу Дональда, но не сумело проникнуть глубже, чтобы исцелить его от шока. Тридцать четыре года беспечного существования не подготовили его ни к тому, что кто-то назовет его профессиональным убийцей, ни к пониманию того, что этот эпитет верен. Уйдя в себя, он едва обратил внимание на нового посетителя, вошедшего в сопровождении сиделки, которая была при нем, когда он очнулся.
– Мистер Хоган? – сказал незнакомец, потом повторил снова: – Мистер Хоган?..
Заставив себя повернуть голову, Дональд узнал мужчину с лысиной на макушке, которого спас от мокера. Теперь, когда он стоял, а не лежал, распростершись на земле, в нем было что-то мучительно знакомое, словно давным-давно его лицо появлялось на телеэкране.
Дональд механически произнес приветствие по-ятакангски, а незнакомец ответил на хорошем английском:
– Пожалуйста, позвольте мне говорить на вашем языке… Мне слишком давно не представлялось такой возможности. Английский… э… а… сейчас вышел из моды… Ладно! Сэр, прежде всего мне хотелось бы выразить вам мои благодарность и восхищение, но, думаю, никаких слов для этого не хватит.
«Вот уж за что мне бы не хотелось, чтобы мной восхищались, а что до благодарности, то я ее не заслуживаю».
– Но у него не было сил что-либо объяснять, а потому он только со вздохом кивнул.
– Э… боюсь, я не знаю вашего имени.
– Меня зовут Сугайгунтунг, – сказал мужчина. «Верую в Логику, в Причинно-Следственные Связи, в Науку, первородного сына закона нашего, зачата древними греками, расцветша при Исааке Ньютоне, претерпевша от Альберта Эйнштейна… »
Этот отрывок из «символа веры материалистов», который однажды показал ему приятель в колледже, возник в смятенном мозгу Дональда. Одновременно он думал: «Я не верю в такие совпадения», и еще: «Это произошло прямо у здания, где он работает», и еще: «Господи, ну и повод столкнуться с ним нос к носу».
Ситуация была настолько абсурдной, что он начал давиться истерическим смехом, у Сугайгунтунга же вид стал встревоженный, словно ученый решил, что Дональд задыхается. Он жестом подозвал сиделку, но Дональд справился со своим приступом идиотского веселья.
– Я над собой смеюсь, профессор, что вас не узнал, – промямлил он. – Прошу прощения… Не присядете?
– Очень осторожно – наверное, из-за раны на ягодицах – Сугайгунтунг опустился на освобожденный Тотилунг стул и, подавшись вперед, с серьезным видом сказал:
– Сэр, насколько я понимаю, вы репортер. Поскольку сейчас вы вполне могли бы писать мой некролог… – Он помялся. – Н-да, такой долг ничем не отплатишь. Но, может быть, есть что-то, в чем я мог оказать вам профессиональную помощь? Эксклюзивное интервью, экскурсия по моим лабораториям? Располагайте моим временем как пожелаете. Если бы не вы, у меня вообще никакого времени бы не было.
Как пьяный, пытающийся не выдать своего состояния, Дональд силился упорядочить разбегающиеся мысли. Благодаря действию транка он успокоился. Мысленно вернувшись к тому, что сказал сейчас Сугайгунтунг, он был поражен странным оборотом фразы ученого, и реле замкнулось в той части его мозга, где он хранил прочитанные и запомненные давным-давно незначительные детали – вроде таких мелочей, как не щелкать в Ятаканге пальцами.
«Господи, да поступив сейчас так, я сыграю с ним грязную шутку! Но я уже замазан, и если это позволит мне поскорее выбраться из этой жуткой, ненавистной страны… »
Углом глаза он все это время рассматривал Сугайгунтунга. Он знал, что ученому сильно за пятьдесят. Возможно, в силу возраста он придерживается некоторых старых обычаев, с которыми усиленно борется правительство Солукарты. Стоило рискнуть.
Существует или некогда существовало такое ятакангское поверье: если один человек спас жизнь другому, спасенный должен – один и только один раз – предоставить себя в полное распоряжение спасителя, сделать что-то, что может стоить ему жизни, которую только что заработал спаситель. До тех пор, пока он не вернет этот долг, он не сможет снова считать эту жизнь своей.
– Хорошо, профессор, – внезапно сказал он. – Есть кое-что, что мне от вас нужно.
Сугайгунтунг настороженно вытянул шею.
– Профессор, я не просто репортер. – «Я еще и профессиональный убийца – ПРЕКРАТИ СЕЙЧАС ЖЕ!» – У меня есть ученая степень по биологии, диссертацию я писал по палеогенетике. Послали меня сюда по той причине… По той же причине так нелепо было с моей стороны не узнать вас… В общем, я здесь, разумеется, чтобы освещать программу генетической оптимизации. Насколько я понимаю, ваше правительство поручилось, что сделает две доселе небывалые вещи, и использовало ваше имя как гарантию того, что они будут сделаны. Во-первых, оно намерено очистить ятакангский генофонд и позаботиться о том, чтобы выжил только здоровый материал. А затем они намерены вывести Улучшенную модель человека.
Нашим экспертам трудно поверить, что, учитывая, сколько на сегодняшний момент у вас имеется квалифицированных генетиков, ваше правительство сможет выполнить хотя бы первую часть обещания и вообще никто, кроме вас, не мог бы воплотить вторую.
Поэтому позвольте мне спросить напрямик, это осуществимо? Потому что, если нет… ну, разумеется, мне бы хотелось получить эксклюзивное интервью, разумеется, мне бы хотелось погулять по вашим лабораториям. Но это было бы пустой тратой времени.
Слыша собственные слова, он задумался, не свалял ли дурака. Как говорил Кетенг, американцам не хватает такта, а это был самый топорный подход, какой только можно было придумать.
Повисло молчание, которое, казалось, затянется до бесконечности. Он едва поверил своим глазам, когда увидел, как Сугайгунтунг один раз повел головой из стороны в сторону: нет.
Позабыв о синяках и порезах, он рывком сел. Даже необратил внимание на сиделку, которая метнулась к изголовью его постели.
– Профессор, вы хотите сказать…
Вскочив со стула, Сугайгунтунг принялся расхаживать взад-вперед по палате.
– Если я не доверюсь кому-то, не расскажу правду, – отрезал он с далеко не ятакангским жаром, – я сам с ума сойду! Превращусь в мокера, как мой жалкий студентишка сегодня! Мистер Хоган! – Его голос упал почти до шепота: – Я лояльный гражданин и патриот моей страны. Ятаканг – мой дом, и я люблю его всем сердцем! Но разве не долг мужчины спасти от неразумия других людей то, что он любит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});