Но хуже всего был запах. Невыносимо густой, гадкий и сладенький, он подымался от стылых изуродованных тел и стелился над остывшей землей.
Этот запах проникал, как казалось, не только в легкие, но и в самые сокровенные уголки души, заражая их паршою богооставленности…
Не в силах более вдыхать вязкую отраву, Бран снял нашейный платок, кое-как на ходу смочил его крепким вином из поясной фляги и связал его концы узлом на затылке так, чтобы материя, касаясь переносицы, закрывала рот и нос.
– Какие будут распоряжения, благородный Бран? – повторил Слодак. – Мы уже у южных ворот. Нужно что-то решать.
– Что? А-а, распоряжения… Первым делом – похоронить трупы. Со всеми почестями. И пусть жрец свершит соответствующие очистительные обряды.
– Но с нами нет ни одного жреца. А здешние, думается, перебиты.
– В таком случае, обойдемся без очистительных обрядов, – рассеянно бросил Бран.
Больше всего город походил на сгустившийся и обретший материальность вечерний сумрак.
Черными глазницами смотрели на ночных гостей обуглившиеся оконца. Черными ртами ловили воздух двери искалеченных домов.
Тьма клубилась возле колодцев, поземкой ползла вдоль сараев. Омертвелыми щупальцами обнимала голые деревья. И даже факелы, возжечь которые наконец-то разрешил Бран, с этой всепроницающей тьмой, казалось, не могли сладить.
Чавкая сапогами по грязище, Брану оставалось лишь пожалеть о том, что нет снега.
«С ним было бы веселее. Он закрыл бы все это, спрятал…»
Да и мороз бы не помешал. Хотя мороз по-своему затруднял лагерное житье – удваивая количество необходимого продовольствия и дров – были у мороза и свои дары. Например, на морозе не так воняло.
«Мороз – очищает, снег – возвышает», – вспомнилась Брану поговорка, бывшая в ходу у настоящих, «кровных» Ледовооких.
Сам Бран не был Ледовооким по рождению. И его мать, и его отец, и его предки – все были людьми из плоти и крови, заключившими с Ледовоокими спасительный для себя Завет. А значит, недалекими родственниками тех самых варваров, что учинили резню в Ларсе…
Вдруг в доме огдобера – так на языке Ледовооких назывался военный правитель города – блеснул свет. Словно бы некто со свечой подошел к окну второго этажа, но тотчас отпрянул.
«Или померещилось от усталости?»
Бран на секунду зажмурился и вновь открыл глаза. Нет, все верно, свет в окне. Но стоило Брану приблизиться – огонек исчез.
Он передал поводья жеребца слуге и, кликнув телохранителей, зашагал по направлению к погруженному в недоброе безмолвие зданию. Оно пострадало от пожара меньше, чем другие дома, ведь было выстроено из камня.
Бесшумно распахнулась дверь. Под ногой Брана застонала потревоженная половица.
Бран обнажил свой меч и поднялся на две ступени. Потом еще на три. Его телохранители последовали за ним.
Вот она, дверь в комнату, где блеснул свет. Притворена, но не заперта.
Не церемонясь, Бран распахнул дверь ногой, прикрыл темя восставленным над головой мечом и ворвался внутрь так стремительно, как только умел. Следом бросились его люди.
Свет ударил в глаза, Бран сощурился.
Что ж, свеча по-прежнему горела, воткнутая в морщинистое жерло залитого воском канделябра. Никто и не думал ее гасить. Окна комнаты были занавешены тяжелыми, непроницаемыми для света черными портьерами. Как видно, в тот момент, когда Бран заметил огонек, портьеры были не до конца задернуты. А может быть, случайный сквозняк всколыхнул ткань и лучи света выскользнули в образовавшуюся щель, разболтав всему миру тайну огонька?
За высоким дубовым столом, развернутым к двери, сидел человек с узким костистым лицом. На нем были свободные черные одеяния и серый матерчатый шлем, закрывающий грушевидную голову и двумя округлыми мысками спускающийся на скулы.
Канделябр возвышался по правую руку от него. По левую стояла чернильница, в которую незнакомец время от времени макал писчую палочку («левша» – машинально отметил Бран). Легонько стукнув палочкой о край чернильницы – чтобы стряхнуть с раздвоенного наконечника избыток чернил, – человек выводил на пергаменте, расчерченном на квадраты, ажурные загогулины. В это было трудно поверить, но человек писал! Но что можно писать в городе, изнемогающем от запаха тлеющих тел? Гимн Матери Смерти, которой истово поклоняются некоторые варвары? Завещание?
Этот вопрос Бран и задал незнакомцу.
– Я знал, что вы придете. Что нужно будет отчитываться. Господин Ревка, наш огдобер, пусть его посмертие будет легким, не очень-то следил за такими вещами… Сколько лошадей пало, сколько ячменя съедено, сколько клинков повреждено, какие суммы выданы солдатам… – левша был невозмутим.
– Отчитываться? – переспросил Бран, недоуменно скривившись.
– Отчитываться.
– Но перед кем отчитываться?
– Перед тем, кто будет новым огдобером Ларсы.
– Да кому нужны эти отчеты, если тех, кого они касаются, больше нет в живых?
– Это совершенно разные вещи, – педантично поджав губы, сказал человек в черном. – Мертвые – это мертвые. А отчеты – это отчеты. Мертвым уже все равно. Но я-то жив! И хотел бы пребывать в этом качестве еще некоторое время, – человек испытующе посмотрел на Брана и его телохранителей. Те, в отличие от Брана, своих мечей не опустили.
– Считайте, что уже пребываете, – неприязненно бросил Бран, возвратил свой меч в ножны и кивнул телохранителям, мол, отбой. – Между тем, я хотел бы знать, кто ты такой и что ты тут делаешь.
– Мое имя Сротлуд. Я секретарь покойного огдобера Ларсы, благородного Ревки, – спокойно отвечал левша, не выпуская из рук писчей палочки.
– Что с ним?
– С кем?
– Да с Ревкой!
– Вы предпочитаете краткий ответ или ответ развернутый? – спросил Сротлуд, само спокойствие.
– Давай развернутый.
– Вначале двое глевов стащили его с лошади, затем оглушили ударом дубины, а после подоспевший третий проткнул его копьем насквозь, да так, что лезвие прошло через всю брюшину. Затем труп благородного Ревки взвалили на хребет вьючной лошади и увезли. Очевидно в Хурт, столицу южных варваров. Там сейчас располагается Совет Вождей.
– Спасибо, что просветил, – с мрачной издевкой поблагодарил Бран. Он, конечно, имел в виду комментарий о Хурте, столице южных варваров. Но Сротлуд никакой издевки не заметил. Или сделал вид, что не заметил.
– Не за что, – кивнул он.
– А ты что в это время делал? – поинтересовался Бран.
– В какое время, извините?
– Во время, когда над благородным Ревкой учиняли расправу трое глевов?
– Я считал.
– Считал?
– Именно. Считал, – невозмутимо отвечал Сротлуд и тут же пояснил:
– Столько-то пудов гороха промокло, столько-то свиней дали такой-то приплод, в арсенале имеется столько-то дротиков, из них столько-то произведены городскими мастерскими… Видите ли, когда глевы напали, мне стало очевидно, что мои отчеты понадобятся гораздо раньше, чем планировал благородный Ревка. И я принялся за их уточнение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});