Саид с громким криком помчался к лагерю. Кучак тоже завопил и поскакал за ним. Караванщики, сидевшие вокруг костра, спрятались в юрту. Они решили, что на них напала банда.
Тяжелый полог распахнулся, и из юрты вышел старый караванщик. Несколько камней, пущенных меткой рукой, заставили его вскрикнуть. Караванщик пошатнулся и схватился за голову.
— Не шевелись, всех перестреляю! — кричал Саид, кружась на коне вокруг юрты. — Бросай ружье и патроны!
Из юрты выбросили ружье и патроны.
— Выходи и ложись возле костра, глазами в траву! — закричал Саид.
Караванщики повиновались.
Соскочив с коня, Саид схватил ружье и подошел к караванщикам. Он отобрал у них ножи и приказал Кучаку подбросить в костер полыни. Свет от костра осветил бледные, перепуганные лица пленников.
— Что везете? — спросил Саид.
— Хлопок, кожу Совсиньторгу, — ответил старый караванщик, садясь на корточки. — Мои только верблюды. Я нанялся перевезти груз.
— Не ври! — сказал Саид и ударил его нагайкой.
— Не ври! — в тон ему сказал стоявший рядом Кучак и тоже легонько ударил его нагайкой, хотя сам дрожал от страха.
По приказу Саида погонщики распороли несколько вьюков. В них действительно был хлопок и кожи. Саид пошел в юрту.
— Это мои вещи, я везу их продавать, — тихо сказал старый караванщик, когда Саид вынес из юрты курджум и оттуда вынул анашу и шелковые халаты.
— Контрабанда! — сердито закричал Саид и бросил халат Кучаку.
Тот напялил на себя халат с драконами и вспомнил, что у аксакала в Мин-Архаре был такой же. Он гордо запахнулся и закричал погонщикам:
— Берите себе остальные! Все делите поровну!
— Стойте, стойте! — закричал Саид. — Кто позволил тебе распоряжаться моей добычей? Все мое! Этот халат я тебе дарю, я! Эй, вы! Вытрясайте пояса! — приказал он караванщикам.
— Мы бедняки! Зачем грабить? — ответил один.
— Ты это мне говоришь, черномазый? — спросил, раздувая ноздри, Саид.
— Тебе, — ответил рослый киргиз-погонщик.
— Вытрясай пояса! — закричал Саид и выстрелил в воздух.
Погонщики бросились врассыпную.
— Стой, стой! — кричал Саид, стреляя в темноту. После третьего выстрела он опомнился и сказал: — Далеко не убегут, некуда. Завтра утром все здесь будут… А что там в казане варится?
Кучак подошел, поймал в согнутую ладонь пар, быстро поднес к носу и расплылся в улыбке:
— Это шурпа с бараньим мясом! Иди скорее! — И, расстелив кусок шелка, Кучак снял казан и сел возле него, вытащив из-за пояса большую ложку, с которой никогда не расставался. — Да иди же! — крикнул он Саиду, рывшемуся в вещах.
— Со мной не пропадешь, — сказал ему Саид, хлебая шурпу. — Я не Джура. Тот из-за девки голову потерял, а потом за Чжао стал повторять: «Народ, народ!» Зачем за басмачами гоняться? Всех не перережешь. Курбаши Тагай — большой человек, ему помогает имам Балбак, а Балбак — о-о-о! — очень большой человек. Джура еще мальчишка. Кто тебе дал шелковый халат с золотыми драконами?
— Ты, — ответил Кучак.
— Кто, кто?
— Ты, Саид!
— Повтори еще раз, я что-то плохо слышу.
— Ты, Саид!
— Ну, то-то. Помни!
Ночь была пасмурная и теплая. Луна изредка показывалась из-за туч.
— Надо найти караванщиков, а то еще, чего доброго, пограничников приведут.
— Конечно, приведут! — сказал Кучак.
— Ишак! — закричал Саид. — Садись на коня, поезжай, созови их. Потом поешь.
Кучак сел на коня, как был, в желтом шелковом халате, вышитом золотыми драконами, и поехал шагом.
— Скорее! — крикнул ему Саид.
Но Кучак даже не пошевелил нагайкой.
Тогда разозленный Саид догнал его на коне и сильно хлестнул нагайкой коня под Кучаком. Конь поскакал.
Кучак ехал голодный и поэтому злой.
Кучак не спал уже вторую ночь и так глубоко погрузился в горестные думы, что мало удивился, когда встретил Джуру и Чжао. С ними были все пять караванщиков.
Не успел он рот раскрыть, как Джура ударил его нагайкой и закричал:
— Снимай халат!
Кучак даже застонал от злости: Саид бьет, Джура бьет! Ишачья жизнь! И он молча протянул халат.
— Возьми! — сказал Джура одному из караванщиков, в котором Кучак узнал старшего.
Вскоре они были уже у юрты. Возле костра стоял Саид.
— Вот караванщики! — сказал ехидно Кучак, показывая на подошедших, и, не ожидая приглашения, соскочил с коня, уселся у казана, запустил в него руку и, поймав в шурпе кусок мяса, поднес ко рту.
— Брось мясо! — закричал Джура так страшно, что у Кучака кусок выпал из рук, и Тэке тотчас же его съел.
Кучак плюнул с досады и выругался. Но то, что произошло потом, заставило его замолчать.
Джура подъехал к Саиду и тихо спросил:
— Ты кто? Бандит, вор, убийца? Зачем ограбил караван? Зачем погонщика камнями чуть не убил?
— Ты мальчишка! Учить меня? — ответил Саид. — Сам знаю!
— Бросай оружие! — закричал ему Джура.
Саид, широко оскалив зубы, визгливо засмеялся и сжал в руках берданку.
Камча Джуры со свистом обвилась вокруг берданки. Быстрым рывком он вырвал ее из рук Саида. Конец камчи ударил Саида по лицу, оставив на щеке темную полоску.
Саид, не ожидавший этого, растерялся.
— Ты понимаешь, кого ты грабишь? Ты понимаешь? Что с тобой делать? Говори!
Глаза Саида еще больше скосило от злости.
— Кто ты, Джура? Я думал, когда шел с тобой, что мы будем жить как люди, а мы жили как собаки. Чего хочешь ты?
Джура молчал.
— Сколько ты платишь? Ничего! — продолжал Саид. — Не кормишь, не поишь. Вот мой халат — рваная тряпка! А теперь, когда я сам себя одел, ты кричишь: «Бандит, вор!» Я бедный, я совсем бедняк, а Тагай, твой враг, платит своим бойцам двадцать рублей золотом в месяц и еще дает грабить.
— «Золото, золото»! — сердито сказал Джура. — Когда басмачи меня жгли раскаленным железом, они тоже кричали: «Золото, золото!»
— Нет, Саид, не говори, что ты бедняк, — заговорил Чжао. — У тебя есть золото, на которое ты мог бы купить себе одежду.
— У меня? — изумленно спросил Саид. — Золото?
— Ага, золото? Я и не знал, — сказал Джура. — Дай этим беднякам за оскорбление по золотому. Им придется зашивать вьюки, распоротые по твоей вине.
— Пусть они пьют мою кровь, нет у меня золота!
— Саид, — сказал Чжао, — ты ссоришь нас с дехканами. Ты плохо делаешь, Саид.
— Ты говоришь пустое, Чжао! — закричал Саид. — «Дехкане», «родина»! Кому это надо? Не мне! Счастливый человек — это богатый человек. Понял?
— Саид, дай караванщикам по золотому, — тихо повторил Джура.