экономических научных институтов.
В этих условиях члены Политбюро стремились найти безошибочную стратегию, балансируя между различными «группами интересов» и их идеологическими требованиями. Столкновение двух групп, ранее одинаково близких к Брежневу, но оказавшихся после него в самостоятельном плавании (Андропова — Устинова — Громыко — Горбачева и Черненко — Тихонова — Гришина — Щербицкого), было обусловлено не только личными конфликтами и претензиями. По большому счету речь шла о том, ударяться ли сразу и с ходу в новые экономические авантюры, связанные с неотложными делами, или оценить и стабилизировать ситуацию. Однако лидеры обеих групп — и Андропов, и Черненко — сходились на том, что для начала нужно навести элементарный порядок. Под этим понималось ужесточение мер борьбы со всеми «пережитками капитализма», то есть любыми криминальными проявлениями от мелкого воровства до «антисоветской агитации».
Однако наиболее важной темой в тот момент являлось не дисциплинирование. Непонятно было, какие меры будут эффективны в борьбе со связкой «денежный навес, инфляция, дефицит потребительских товаров». Финансово-экономический блок правительства настаивал на немедленном и резком (двукратном!) повышении розничных цен. Однако предыдущие повышения не только негативно воспринимались населением, но и вызывали протесты многих советников «первых лиц», отражавших мнение весьма значительных групп высшей бюрократии. Не достигали они и главной социальной цели — не наполняли прилавки. А тот факт, что они помогали наполнять бюджет, был для большинства членов Политбюро глубоко вторичен. Они были «политической властью», а не Совмином, которому было поручено зарабатывать и считать деньги.
Тут наиболее показательным примером явилась борьба за повышение цены на хлеб — ключевой товар, разрушающий как национальный бюджет, так и внешнеторговый баланс. Цену на него за двадцать с лишним лет так и не подняли. Поэтому 1 декабря 1982 года, когда не вступило в силу уже принятое при Брежневе, но отмененное при Андропове решение Политбюро о повышении цены на хлеб, можно считать одной из двух ключевых дат, запустивших механизмы окончательного разрушения советской экономики и государственности. Второй датой является 30 декабря 1979 года, когда началось вторжение в Афганистан, которое быстро привело к продовольственному кризису в СССР и резкому ускорению «гонки вооружений». Хотя этим процессам пришлось пройти еще несколько «поворотных пунктов» в соответствии с приоритетами первых лиц партии и государства.
В 1983–1984 годах, при правлении Андропова и особенно Черненко, публичную поддержку получила прежде всего четвертая идеологическая группа — жестких сторонников плановой экономики из числа открытых неосталинистов (группы Ричарда Косолапова), за спинами которых первая (осторожные прогрессисты) и третья (энергичные реформаторы-«товарники») группы разрабатывали «свежие идеи» для Андропова, Горбачева, Тихонова, Рыжкова. Порожденная ими записка «Об основных направлениях дальнейшего совершенствования управления», принятая Политбюро 26 апреля 1984 года, не только послужила основой для формирования постоянной Комиссии по совершенствованию управления народным хозяйством, но и во многом определила «программу» второго этапа перестройки (1986–1988 годов).
Однако на первом этапе, в начале реформ (1985–1986) Горбачев в экономической сфере начал реализовывать милитаристскую и дисциплинирующую программу Андропова 1982–1983 годов, которая подразумевала перевооружение ВПК и борьбу с «распущенностью», под которой понимался и алкоголизм. Даже создание Госагропрома на первом этапе было не мерой по либерализации, а существенным ужесточением системы управления в этой сфере, соответствующей горбачевскому проекту 1981–1982 годов. Лишь после отставки Тихонова и прихода на пост предсовмина Николая Рыжкова, а также резкого падения мировых цен на нефть, которое поставило под вопрос возможность проведения начатого курса на полное техническое переворужение промышленности, из запасников был вынут проект реформы 1984 года, частично отраженный в «плане Черненко» того же года, который стал подаваться как новаторство именно горбачевской и рыжковской команд. Со второй половины 1986 года идеология дисциплинирования постепенно начинает уходить в прошлое, однако стратегия поддержки милитаризации держится еще два года, поскольку является естественной для «производственников» во главе с Рыжковым и «аграрников» во главе с самим Михаилом Горбачевым.
Производственники и аграрники рассматривали третью группу, «товарников», в качестве полезного технического аппарата для разработки реформ. Их цель состояла в том, чтобы передать максимум власти директорам предприятий («ввести хозрасчет»), поддержать милитаристскую модернизацию (НТР), восстановить объемы нефтедобычи и нефтепереработки, удовлетворить запросы аграриев, а также погасить недовольство населения, наладив производство качественных товаров и услуг и предоставив большее количество бесплатного жилья и земли. В этот момент «товарники» не только конкретизировали планы реформ плановой экономики 1984 года. Они обосновали и проработали уже существовавшие у Андропова (и, как следствие, у Горбачева) и Яковлева идеи введения собственно частного предпринимательства в сфере производства и (в первую очередь) услуг. Она была реализована под видом знакомого элите «артельного» производства 1930–1950-х годов, получившего в перестройку наименование «кооперативов».
Вероятно, симбиотический комплекс идей «производственников», «аграрников» и «товарников» (и символическое утешение «плановиков», что все это будет соответствовать разрабатываемым планам и управляться если не Госпланом, то более или менее централизованно) можно было бы назвать консенсусом советской экономической элиты по состоянию на начало перестройки, то есть 1985–1986 годы. Этот консенсус позволил понять, «что против рынка не надо бороться вообще, это глупо»[1358], однако не предполагал какой-либо разработанной программы по действительно радикальной смене экономической парадигмы. Все предлагаемые ими идеи уже так или иначе бывали реализованы в советской экономике предыдущих трех десятилетий, и их восстановление многократно обсуждалось в 1970-е — начале 1980-х годов. Однако разработка и реализация конкретных мер находились в состоянии обсуждения, поскольку зависели от политической воли высшего руководства страны.
Очевидно, что для Андропова, Черненко, а также для Егора Лигачева (второго человека в СССР в период 1985–1987 годов) первым шагом было «наведение порядка» и укрепление дисциплины. Здесь они были не намерены отдавать репрессивные функции директорам или даже гражданским чиновникам, но использовали правоохранительные органы и репрессивное законодательство (включая борьбу с алкоголизмом). Для Горбачева приоритетом были крупные инвестиции в хорошо ему известное коллективное сельское хозяйство, а также раздача средств на скорое решение социальных проблем (прежде всего — жилья). Для Рыжкова и части членов Политбюро приоритетным были инвестиции в металлургию и машиностроение и реализация сложившегося в среде советских экономистов консенсуса о передаче больших прав директорам. И, наконец, для бывшего члена группы Шелепина Александра Яковлева, который в 1985–1988 годах стремительно вошел в узкий круг руководства страной и опирался не только на советский, но и на канадский опыт, приоритет явно лежал в развитии «рынка» за счет возрождения артелей и частного предпринимательства в рамках «плана».
Однако вопреки имиджу всех их идей и последовавших затем реформ как «продолжения косыгинских», они не совпадали с ними в одном, чрезвычайно важном пункте, а именно не подразумевали «комплексности» и сбалансированности развития и не