Читать интересную книгу Господь - Романо Гвардини

По Павлу это возвращение относится однако не только к концу времени - оно происходит уже теперь. В христианском существовании, каким познал его Павел, уже сейчас живет тревога, как бы являющаяся проекцией этого потрясающего события.

Это ясно из многих мест Посланий. Так, например, в первом Послании к Коринфянам Павел пишет о Евхаристии следующее: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: «примите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание». Также (взял) и чашу после вечери и сказал: «сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание». Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1 Кор 11.23-26). Евхаристия не представляется чем-то самодовлеющим, она указывает путь дальше. Она -не только жертва и таинство, но также и пророчество. Видимо, она служит указанием на то же самое, что выражено словами Христа на Тайной Вечере: «... Отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего» (Мф 26.29). Таинственные слова! Мы не можем сказать, что они означают, но чувствуем, что здесь имеется в виду бесконечная полнота, как и в других изречениях: «... придем к Нему и обитель у него сотворим» (Ин 14.23), «... войду к нему, и буду вечерять с ним...» (ОткрЗ.20).

Грядущее возвращение Господа влияет и на отношение христианина к мирским вещам. В первом Послании к Коринфянам Павел говорит об отношении к ценностям бытия, брака, имущества, обращения с мирским: «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего. А я хочу, чтобы вы были без забот...» (1 Кор 7.29- 32). Это - те часто цитировавшиеся фразы, которыми апостол якобы выразил свое пренебрежительное отношение к миру и ценностям человеческого существования, в особенности к браку. В действительности о пренебрежении здесь нет и речи. Слова эти призваны служить выражением не каких-то принципов, а убежденности в пришествии Господа. Павел думает, что оно очень близко, более того, он уверен, что сам доживет до него. На фоне этого предстоящего столь грандиозного события, когда «образ мира сего» прейдет, чтобы уступить место грядущему, ценности этого образа мира теряют для него значение. Поэтому он говорит: не связывайте себя. Оставайтесь свободными во имя того мгновения, которое изменит все! Это - то самое настроение, которое мы встречаем и в Деяниях Апостолов, когда многие продают свое имущество, а полученные за него деньги отдают апостолам, чтобы те распределили их между нуждающимися. Господь близко, зачем же имущество? И... и как там речь идет вовсе не о коммунизме или о вообще какой-нибудь теории справедливого распределения собственности, а о том, что всякая собственность теряет значение при приближении последних времен. Так и здесь речь идет вовсе не о принципиальном порицании брака, ведь именно Павел усмотрел божественную ценность брака, как норму в соединении Христа и Церкви (Еф 5. 20-28).

Вообще все Послания апостола объединяет это чувство: скоро придет Господь. Тогда все станет иным! Это придает наполненность христианскому существованию, каким познает его Павел и каким мы встречаем его также в Деяниях Апостолов и в самых ранних памятниках письменности. Быть христианином - значит быть готовым к тому, что вскоре произойдет. Все остальные слепы, они живут одним днем, как люди перед потопом. Христианин не таков; зная, что перемены грядут, он готовит себя к ним. Он бдителен и исполнен бескомпромиссной решимости; в то же время, все, что не вечно, сильно теряет для него в цене. Но здесь, вероятно, можно обнаружить и основное различие между нашим и новозаветным миром, а это подводит нас к вопросу: когда вернется Господь?

Павел придерживался, очевидно, того мнения, что это произойдет очень скоро, еще при его жизни. Уже приведенная нами цитата из первого Послания к Коринфянам гласит: «Не все мы умрем, но все изменимся» (15.51). Значит, он будет еще жив, когда это произойдет. Но потом, с течением времени, его взгляд меняется. Как сознание того, что ожидавшегося не произошло, так и спокойствие, возрастающее с возрастом, заставляют его считаться с той возможностью, что сам он не доживет до возвращения Господа. Филип-пийцам он пишет: «... знаю, ... при уверенности и надежде моей, что я ни в чем посрамлен не буду, но при всяком дерзновении, и ныне, как и всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то, или смертью. Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение. Если не жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать. Влечет меня и то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп 1.20- 24). Это место звучит иначе, чем приведенное выше из первого Послания к Фессалоникийцам. Горячка ожидания улеглась. Взгляду открывается под харизматически-героичес-ким слоем христианского бытия другой слой повседневной жизни, и из познания этого последнего возникает новое понимание христианства. Поэтому мысль глубже вникает в смысл благовествования о возвращении Господа и постигает, что это «скоро» нельзя мерить мерками времени, ибо и Сам Господь сказал, что никто не знает ни дня, ни часа (Мф 24.36). Да и Павел всегда указывал на знамения грядущего возвращения Господа: все язычники должны вступить в Церковь, а израильский народ должен обратиться. Неизвестно, однако, когда это произойдет: «Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей, - чтобы вы не мечтали о себе, - что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет (в Церковь) полное число язычников; и так весь Израиль спасется, как написано: «придет от Сиона Избавитель, и отвратит нечестие от Иакова. И сей завет им от Меня, когда сниму с них грехи их» (Рим 11.25- 27). Должен появиться и Антихрист: «Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это? И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему в свое время. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения» (2 Фее 2.3-10). Этих знамений еще нет, и разве можно предсказать, когда они будут?

Ранняя община верила в скорое возвращение Господа, и многое в ее жизни и позиции можно понять только в этой связи. Потом эта вера утрачивается.

Преследования, которые побуждают подвергающихся им людей страстно надеяться на скорые и кардинальные перемены, ослабевают. Дискриминация и гонения прекращаются. Быть христианином становится нормой, а в конце - даже общепринятой предпосылкой жизни в обществе. Возникают христианские общество и культура, которые, естественно, должны желать не внезапного конца, а дальнейшего развития. Затем, с наступлением нового времени, меняется вся картина мира. Под влиянием науки как космическое, так и историческое существование воспринимаются как нечто самостоятельное, руководствующееся своими внутренними законами. Поэтому вера в скорое возвращение Христа, которое положит конец этому существованию, не может не казаться бессмысленной.

Мы едва ли преувеличим, если скажем, что мысль о предстоящем возвращении Господа больше не имеет в христианской жизни серьезного значения. Это возвращение трактуется как нечто настолько отдаленное, что о нем и не помышляют. Между ним и существованием как таковым встает стена научного мировоззрения. Но не теряет ли при этом христианское мироощущение чего-то существенного? Оно прижилось в мире. В качестве «христианской культуры» оно стало составной частью этого мира, и возвращение Господа с легкостью отождествляется с тем концом истории, который естественным путем вытекает из нее самой. Вследствие этого теперешнему христианскому сознанию не хватает того напряжения, которым были полны первые века: строгости оценок, страстности самоотдачи, эмоций, а также той ясности сознания и той серьезности, которые проистекали из того факта, что большинство христиан обращалось к вере уже в зрелом возрасте. Тем не менее, вера в возвращение Господа существует и поныне, а вера - это всегда росток, в жизни которого чередуются периоды спячки и пробуждения. Возможно, что для этого христианское существование должно стать менее устойчивым, а понятие «христианская культура» - менее бесспорным. Разрыв между Откровением и миром должен вновь стать явным. Быть может, нужны опять времена поругания и гонений на него, чтобы пробудилось сознание его особого характера. Тогда оживет и вера в приход Господа. Но едва ли об этом можно сказать многое. Отдельным элементам христианской истины тоже положены свои сроки: времена, когда они ясны и владеют умами, и другие времена, когда их значение перестают осознавать и они тонут, чтобы позже снова всплыть как ответы на вопросы, которые вновь ставит жизнь.