Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А почему бы и нет? — невозмутимо ответил Ляхов, дожевав бутерброд и промокнув губы салфеткой. — Вот вы, например, вряд ли станете возражать, если я выскажу предположение, что у вас нет оснований считать хотя бы лично себя лишенным государственной мудрости, гражданского мужества, понятий о чести и должного уровня бескорыстия. Или меня. И, наконец, Его Императорское Высочество. Я не ошибаюсь?
— Ну, в такой постановке… Я ведь не отрицаю наличия в обществе энного количества носителей вышеуказанных качеств. Я просто говорю, что таких людей, по сравнению с прочими, намного меньше критической массы. И, даже сравнительно легко и успешно взяв власть, вы и ваши единомышленники столкнетесь со всем тем спектром явлений и причин, которые со времен Петра Великого так и не позволили нашей Родине по массе показателей стать вровень с той же Англией или Швейцарией. Национальный характер, если угодно. Либо бескорыстно умереть во славу Отечества, а если уж нет, так тогда… Стоит очередному демагогу провозгласить: «Грабь награбленное» — и создать минимально подходящие для этого условия…
— Вот тут вы правы и не правы одновременно, — с улыбкой возразил Ляхов. Прокурор не оригинален, все эти доводы и контрдоводы многократно использовались в клубных диспутах. — И заблуждаетесь вы прежде всего в том, что преувеличиваете размеры так называемой критической массы. На самом деле она не так уж велика.
Вот, к примеру, как обстоят дела в более близком мне военном деле. Чтобы сделать дивизию образцовой, совершенно необязательно укомплектовывать ее на сто процентов какими–то идеальными солдатами и офицерами выдающихся талантов и способностей.
Опыт показывает, что обычно достаточно грамотного и волевого комдива, подходящего ему по характеру и взглядам начальника штаба, ну и еще полномочий назначать и смещать, исходя из интересов дела, командиров полков. Как правило, такая ситуация позволяет за год–два самое разболтанное соединение вывести в первоклассные. Примеров тому — сколько угодно. От Ромула до наших дней… Да и по своей линии вы наверняка нечто аналогичное припомнить можете.
— То есть все ваши расчеты строятся на том, чтобы в масштабах государства повторить то, что, на ваш взгляд, легко сделать с дивизией?
Однако у нас даже дивизии отнюдь и далеко не все являются образцовыми… — Видно было, что, как и в прошлый раз, слова Ляхова если в чем–то коренном, исходном, кондовом Бельского и убедили, то в деталях ему требуется полная определенность. Да и то…
Согласиться «сменить флаг» — не самая сложная проблема, куда труднее понять, причем понять вовремя, на ту ли лошадь ты ставишь.
— И сколько же, по вашим расчетам, необходимо «идеальных людей», чтобы превратить Россию в рай земной?
— Не слишком много, как я уже имел возможность вам доложить. На первом этапе — человек триста–четыреста. Чтобы заполнить должности, так сказать, первой линии. Затем еще около двух тысяч. Дальше процесс пойдет вниз и вширь в самоподдерживающемся режиме. Десять тысяч, пятьдесят… После чего по соответствующим расчетам ближайшую задачу можно будет считать выполненной.
— И на какой же базе вы рассчитали именно такие пропорции, Вадим?
— А это уже совсем элементарно. Из практики управления давным–давно выведена аксиома: один командир может плодотворно руководить не более чем семью непосредственными подчиненными. Для надежности примем пять. Министр у нас будет иметь в подчинении пять департаментов, директоров которых он выберет по моей методике. Если пожелает, тем же образом лично проконтролирует отбор и назначение на должность двадцати пяти товарищей директоров… Дальше уже не потребуется. Процесс по нисходящей войдет в автоматический режим, уважаемый Василий Кириллович.
— Остается последний вопрос, и на сем будем заканчивать, поскольку меня ждут куда более неотложные дела, — эта фраза в устах прокурора прозвучала едва на грани вежливости.
Да и можно было его понять. Один из достаточно близких сотрудников арестован за попытку убийства и похищения родной дочери и этого вот теоретика, в недрах подчиненной ему конторы свили гнездо враги, а тут выслушивай фантазии насчет…
— Вопрос, как я понимаю, такой. Кто ты есть, господин полковник Ляхов, что имеешь наглость взять на себя ответственность за оценку людей, расстановку их по ступенькам и ячейкам и в конечном счете за судьбы державы? И поумнее, и покруче тебя были люди, и чем кончили? По каким критериям будешь этих самых идеальных людей подбирать, как назначать и как контролировать?
Уже эта демонстрация проницательности и умения читать в сердцах Василия Кирилловича озадачила. Слишком дословно будущий зять (а так он с недавних пор привык думать) произнес вслух его мысли. Частично конкретизированные, частично смутно ощущаемые.
— Именно это меня и интересует, — кивнул Бельский, все еще сохраняя самообладание. Внутреннюю растерянность на поверхность не выпустил.
— Отвечу, но сначала, как в Одессе, вопросом на вопрос. Ваш господин Герасимов хоть каким–то краем мог быть в курсе ваших с Майей интересов в отношении меня, разговоров, которые вы, возможно, вели, в том числе и аналогичных имеющему место сейчас?
— А черт его знает, — озадачился Бельский, но Майя, похоже, ухватила суть раньше.
— Ты хочешь сказать, что вчерашний инцидент может быть связан именно с твоим «планом»?
— Совершенно в точку. Я не интересуюсь системой ваших отношений внутри конторы, распределением обязанностей, степенью секретности внутренних документов и тому подобными частностями.
Лично мне можете вообще сейчас не отвечать. Но схему вот такую попытайтесь отследить. По службе вы присматриваете за деятельностью княжеских структур. Контролируете их внешнюю и внутреннюю политику, в том числе кадровую. Убедились, что уже не первый год Олег Константинович сосредотачивает под своей рукой слишком много авторитетных и профессионально состоятельных людей. Наверняка докладывали об этой тенденции в Питер. В какой–то момент взяли в разработку и меня. Вполне возможно, в той или иной форме были зафиксированы и мои «фантазии».
Но вы не один же там у себя сидите. Сотрудники обычно более в курсе дел учреждения, чем многие начальники. Особенно если имеют привычку обмениваться информацией.
Что, если тема ваших разработок вызвала интерес не только у Генерального прокурора? И кое–кто уловил их важность или потенциальную опасность, принял к сведению, тут же начал принимать превентивные меры?
— Нет, могу ручаться, ни один из моих сотрудников даже близко не был допущен к работе в этом направлении. Это, так сказать, чисто семейная разработка, — позволил себе сдержанно усмехнуться Бельский.
— Что касается лично меня — согласен. А в целом? И даже обо мне вы ведь с Майей на эту тему говорили? Думаю, даже не раз. Вон, даже кличку оперативную мне придумали. Что, если некие сотрудники слушают и пишут ваши разговоры? Я бы не удивился. Впрочем, система внутренней безопасности — ваше личное дело. Что же касается господина Герасимова, надеюсь, уже сегодня он скажет все, что знает. Именно — все. — Последнее он подчеркнул голосом. — Хотелось бы думать, что ничего, компрометирующего вас лично.
— Молодой человек! — прокурор обиделся уже всерьез: как он смеет, скороспелый полковник, подвергать сомнению…
Нет, ошибки могут быть у каждого, и он тоже, Василий Бельский, мог не усмотреть за чем–то в своем ведомстве, но так вот намекать! Находясь в гостях… Встать и указать ему на дверь, действительно не считаясь с последствиями?
Ляхов предвидел и это.
— Простите, Василий Кириллович. Вы не совсем верно меня поняли. Но если уж начали мы так вот беседовать, примите как данность. Ваши ведь прокурорские привычки и приемы наверняка не всем вашим пациентам, виноват, клиентам нравились.
Вадим перевел дух. Его опять начало нести. В хорошем смысле. Слова приходили на язык почти сами собой, собеседника он чувствовал, ловил его реплики, как актер (ранее уже приходил ему на ум этот образ), сыгравший с одним и тем же партнером сотню спектаклей.
Объект идет на вербовку, сам идет, он все для себя решил, но только хочет, чтобы произошло это нежно и ласково, как лишение девственности при полном непротивлении сторон.
Да нам же и не жалко. Нам еще работать и работать.
Майя, что–то понимая, а кое–что и нет, сидела за столом напряженно и молча. Крошила сухое печенье в чашку с кофе, сомнамбулически ловила ломтики ложкой, отправляла в рот.
Ее судьба тоже ведь сейчас решалась. Совершенно по Чехову. «Люди сидят, пьют чай, а в это время рушатся их жизни». За точность цитаты Ляхов не ручался, но примерно в этом роде. Только еще как сказать, рушатся или совсем наоборот.
Но объект вербовки в какой–то момент требуется резко «дожать». Так его учили. Дожать можно по–разному. Шантажом, деньгами, прямой угрозой. А можно и неожиданностью, приводящей в изумление.
- Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR] - Василий Звягинцев - Альтернативная история
- Андреевское братство [= Право на смерть] - Василий Звягинцев - Альтернативная история
- Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба» - Василий Звягинцев - Альтернативная история