Господин Даттам отложил указ и поглядел на господина Гайсина. Арест чужеземцев означал бы, что храм слабее экзарха. Этого бы Даттаму никто не простил.
Лицо господина Гайсина стало как вареная тыква, он вытащил из рукава платок и стал протирать им круглую, как яйцо, макушку.
– Господин Даттам! – с отчаянием сказал он. – Я бы… Я бы… Но ведь с вами – господин Арфарра! Ведь ему… Ведь он шесть докладов о таком указе подавал! Ведь он мне никогда не простит!
Тут господин Даттам молча усмехнулся и вышел.
Сайлас Бредшо остался сидеть и тупо глядеть за окно, где пилили дрова, и чувствовал он себя так же, как чувствовал себя три года назад господин Гайсин, сидя в большом ларе и слушая спор. Только, будучи в отличие от господина Гайсина, человеком умным, он не сомневался, что таких споров случайно не бывает и знал, про кого писан черно-розовый указ.
Через полчаса Даттам вернулся в сопровождении бывшего наместника Иниссы, бывшего королевского советника господина Арфарры. Несмотря на то, что день был уже теплый, Арфарра был в толстой меховой накидке, и долго возился, распутывая ее и ища печать у пояса. А Даттам стоял с ним рядом и, не очень даже тихо, шептал на ухо.
Арфарра, грустно усмехаясь, сказал Гайсину:
– Указ запрещает допускать на землю ойкумены чужеземцев. Но Горный Варнарайн теперь – часть ойкумены. А эти люди – граждане города Ламассы, стало быть – подданные государя. В чем же дело?
Гайсин кое-что сообразил:
– В вашем личном разрешении! – выпалил он.
Арфарра сел за стол, нашарил тушечницу и стал писать.
Даттам, скрестив руки, смотрел, как он пишет.
Боже мой, – думал он, – неужели мы – одногодки? От этого человека осталось имя – и печать. Да – и еще знания. Великий Вей, – это смешно, что люди, думающие подобно Арфарре, поглощают столько книг. Ибо что такое знание? Всякий человек при всяком строе жаждет обзавестись неотчуждаемым и прибыльным имуществом. Поэтому в королевстве так ценят предков и родовую честь: у сеньора можно отнять и жизнь, и замки, – а честь без его согласия отнять нельзя. Поэтому в империи так ценят образованность: можно сместить человека с должности, но нельзя отнять его знания. И ужасно смешно, что люди, подобные Арфарре, не замечают, что их существование противоречит их собственным убеждениям гораздо более, чем существование столь ненавистных им казнокрадов.
Даттам улыбнулся уголком рта и подумал: этот человек понимает, что потерял все. Экзарх – человек неблагодарный. Экзарху не будет смысла помнить, что Арфарра отдал ему в руки королевство и спас его от войны с варварами. Экзарх будет помнить только, что Арфарра хотел сделать из короля – образцового государя, соперника империи, и не его вина или заслуга, что король – глупец. И сохранит Арфарра свою голову или нет – это зависит только от покровительства храма. Если его, конечно, еще что-то волнует, в том числе и его голова.
Тут Арфарра кончил писать, отставил тушечницу, посыпал бумагу песочком и взялся за печать. Рука его, однако, задрожала, личная печать, жалованная государеву посланнику, покатилась в мышиные щели, к ногам господина Даттама. Даттам даже не шевельнулся. Начальник заставы Гайсин бросился ее поднимать, схватил.
Арфарра, запрокинув голову, смеялся и кашлял.
– Оставьте это Даттаму, – сказал он, поднялся и ушел.
Господин Гайсин застыл с печатью в руке. Даттам, усмехнулся, взял у него печать, оттиснул и отдал бумагу Гайсину. «Ставил-то печать Даттам, а голова в случае чего полетит у Арфарры!» – вертелось в голове господина Гайсина. Он был почти счастлив – впервые за три года.
* * *
Во второй день Шуюн второго десятка месяца Шейхуна, на 2089 году правления государя Иршахчана и двадцать втором голу правления государя Неевика, экзарх Варнарайна, наследник Харсома предстал перед государем в Малых Покоях.
Государь Неевик прослезился от радости при виде экзарха, несколько нарушив тем заведенный чин.
Экзарх изъявил свое восхищение возможностью лицезреть государя.
Государь осведомился:
– Как обстоят дела в провинции Варнарайн?
Экзарх поклонился:
– Ваша вечность! Народ благоденствует и славит доброту императора.
Первый министр империи выступил вперед и возразил:
– Увы! Светлейший экзарх введен в заблуждение своими чиновниками! Принципы управления нарушены в Варнарайне. Служащие чинят произвол и творят зло. Частные люди живут во дворцах. Бывшим мятежникам даровано самоуправление. Они рассылают проповедников и готовятся к новому бунту. Торговцы поддерживают сношения с варварами. Все больше приобретателей и нищих, все меньше крестьян и честных чиновников. Монастыри превратились в притоны разврата и меняльные лавки. Араван и наместник не следят друг за другом, а сговорились меж собой и обманывают господина экзарха! Истощенный народ вот-вот восстанет!
Харсома был возмущен.
– Это клевета, – сказал он. – Господин министр введен в заблуждение недобросовестными доносчиками!
Император вздохнул.
– Я уже стар, – сказал он. – Скоро я увижусь с моими отцами на небе. Что я отвечу им, если они меня спросят: «Как мог вспыхнуть бунт в провинции, отданной наследнику? Как посмели вы омрачить начало нового царствования?» Сын мой! Я назначаю вас экзархом Иниссы. Совесть моя требует послать в Варнарайн комиссию для предупреждения бунта.
Экзарх поблагодарил императора за мудрое решение и удалился в свои покои. Его сопровождал главный управитель дворца, господин Джахвар.
– Я пытался переубедить государя, – сказал смотритель Джахвар, – но я не смог переубедить государеву совесть, которую зовут государыня Касия.
В паланкине экзарх Харсома еле сдерживал себя. Пальцы его судорожно скребли по подушке, выдирая из нее дорогой голубоватый жемчуг. Сердце горело. Он чувствовал себя как крестьянин, расчистивший делянку в лесу и вырастивший урожай, крестьянин, которому мирской совет разъяснил, что делянка не его, а общая, половина урожая причитается государству, половина – деревне… Он, он расчистил делянку по имени Варнарайн! О Великий Вей!
И экзарх выдрал из подушки еще одну жемчужину.
– Я убежден в вашей преданности империи, – кивнул он главному управителю дворца, – и восхищен справедливостью Его Вечности.
Пытаясь успокоиться, экзарх откинулся на подушки и, придерживая рукой полог паланкина, щурился на бесчисленные улочки и стены дворца. Императорский дворец – Город Города, Столица Столицы, Государство Государства. Люди несведущие смеются: император не может испить кружку воды без помощи тридцати человек. Люди простые ропщут: «Смотрители левых покоев и правых покоев, ведающие запасами и хранители тишины, – на что они? Тысяча чиновников на местах судит и управляет, а зачем нужна тысяча смотрителей во дворце?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});