Бригитта лихорадочно думала. Крепость расположена в десяти милях отсюда, за горами, скоро наступит ночь и в джунглях стемнеет гораздо раньше, чем гонец отправится в путь. Пираты зажгли факелы, ярко горевшие в надвигающемся сумраке, и огненная змея медленно, но уверенно вползала на холм.
Последний раз посмотрев в трубу на Кента — его высокая фигура, решительно пробирающаяся сквозь пышную растительность, была едва различима в свете стремительно догорающего дня — Бригитта сказала:
— Нет, не надо, — и отложила мушкет в сторону.
— Но, мадам, — заскулила Колетт. — Пираты! Мы должны всех предупредить!
— Тише, — проговорила Бригитта, спускаясь по лестнице обратно в спальню. — Никому ничего не говори, Колетт! — Ситуация такова, что придется действовать иначе. И притом хладнокровно.
У нее было одно красивое платье, которое она ни разу не надевала. Оно прибыло за ней из Франции двадцать лет назад, это было особенное платье, которое она собиралась надеть в день рождения короля. Но во время поездки на Мартинику она забеременела и после рождения первого ребенка не смогла уже влезть в него. Потом она забеременела снова, потом еще и еще и наконец окончательно распрощалась с мечтой надеть когда-нибудь это платье.
Верхнее шелковое платье было ослепительного розового цвета, корсаж был вышит алыми и пурпурным цветами, нижняя юбка контрастного ярко-желтого цвета, — по моде того времени — тогда наряды были призваны ослеплять, а цвета как можно больше шокировать и контрастировать друг с другом. Оно очень напоминало тропический закат: ослепительное сияние солнца на фоне розовеющего неба. После рождения седьмого ребенка она расплылась в талии, но все-таки смогла влезть в платье (корсет пришлось зашнуровать очень туго), правда, к тому времени оно стало уже безнадежно немодным. Этот пышный тяжеловесный стиль вышел из моды вместе со смертью Луи Четырнадцатого. Так что она уже не могла его носить. Так это платье стало символом ушедшей молодости и неиспользованных возможностей.
Сердце ее колотилось, когда она вынимала платье из сундука и отдавала приказания взволнованной Колетт. Нелегко было в спешке надеть столь непростой наряд — все эти корсеты, юбки, кринолины, да еще шнуровка — когда Колетт была перепугана так, что того и гляди готова была бросить все и бежать без оглядки. Бригитта и сама была объята страхом, но она все время держала в голове образ Кента — его темную зловещую фигуру. И, вдохнув поглубже, пока Колетт затягивала последний узел, она быстро произвела мысленные вычисления: выходило, что пираты уже должны были дойти до винокурни. А оттуда до особняка полмили.
Бригитта оглядела себя в зеркале и нахмурилась. Платье было ослепительным, но сама она осталась толстой и старой. Вряд ли Кент посмотрит в ее сторону дважды. И тут она вспомнила о Звезде Китая. Дрожащими пальцами она прикрепила брошь к нижней точке декольте, так что голубой самоцвет запорхал, подобно бабочке в оправе из бриллиантов и сапфиров, присевшей на ее обнаженную грудь.
Превращение произошло в один момент. Из зеркала на нее смотрела другая женщина. Самоцвет и в самом деле оказался волшебным! Бригитта Беллефонтен снова оказалась молодой, стройной и красивой.
Прежде чем спуститься вниз, она крепко сжала руки Колетт и сказала:
— А теперь послушай. Нам придется встречать незваных гостей. Ничего не бойся. И не пытайся убежать.
— Но, мадам…
— Колетт! Выслушай меня внимательно и сделай все в точности так, как я скажу…
Прежде чем выйти из спальни, она последний раз оглядела себя в зеркале и улыбнулась с мрачным удовлетворением. Взглянув на поставленный в угол мушкет, она подумала: «Порой платье действенней пальбы».
Хотя на Беллефонтена работало больше сотни рабов — на полях, на сахарном и ромовом заводах — их смогла испугать и подавить горстка вооруженных людей. Проходя через главную гостиную, Бригитта слышала снаружи грохот шагов и грубые голоса, время от времени до нее долетал звук кнута. Рабыни, обслуживающие главным образом семью хозяина, занимавшиеся домом, огородами и птичниками, сбежались, видя, как их мужчин пригнали на главный двор, в отчаянье завывали. Челядь ринулась к окнам и столпилась там, глядя перепуганными глазами.
Бригитта немного помедлила, собираясь с духом. Она едва могла дышать. Снаружи доносились вопли, крики и пальба. Но она стояла за закрытыми парадными дверями и ждала, успокаивая себя, как актриса перед большим выходом. Стараясь держать себя в руках — потому что больше всего ей сейчас хотелось убежать — она выждала еще одну томительную минуту, потом подошла к двери и медленно потянула ее на себя.
Пираты были вооружены до зубов: мушкетами, мушкетонами, абордажными саблями, кинжалами и пистолетами. Некоторые размахивали абордажными топорами, которыми рубят сети и оснастку. Человек пятьдесят, прикинула Бригитта, одетых в невообразимые лохмотья, с грязными волосами и в рваных башмаках. При свете горящих факелов они напоминают армию сатаны, во всяком случае, так подумалось Бригитте, — настоящие черти и дьяволы.
Анри связали веревками и поставили на колени. Бригитта с большим трудом подавила в себе порыв не броситься немедленно к нему.
На веранде густо разрослись всевозможные вьюны с цветами всех оттенков радуги, колонны были густо обвиты зелеными лианами. Там стоял густой тяжелый аромат, а над цветками жужжали несколько последних пчел. И, стоя в открытых дверях, как на сцене, Бригитта молчала, пока все тоже не замолкли, уставившись на нее.
Капитан Кент подошел к нижней ступеньке, когда до него дошло, что все почему-то замолчали. Он обернулся и поднял голову. И теперь, в зловещем зареве заката, при свете факелов, Бригитта отчетливее разглядела его черты — резкие и грубые. На Кенте был роскошный черный плащ, доходящий почти до щиколоток. Он был богато вышит шелком и золотом, пуговицы сверкали позолотой. На нем были черные панталоны, из-под которых выглядывали белые чулки и туфли с золотыми пряжками. Подбородок утопал в пене белого жабо, запястья окружали столь же пышные манжеты. Он не носил парика под своей широкополой треуголкой, его собственные длинные волосы были собраны в хвост, а над ушами по последней моде были завиты локоны. Джентльмен до кончиков ногтей, подумала Бригитта, как будто в оперу собрался, а не на грабеж.
Когда они встретились взглядами, странное воспоминание посетило ее: палатка гадалки в Версале на празднике в честь дня рождения короля. Старая цыганка сказала тогда шестнадцатилетней Бригитте: «Этот голубой камень заключает в себе огонь. Однажды он вырвется на свободу и охватит тебя. Это будет любовь. Страсть. Ты окажешься в объятиях мужчины, и он будет любить тебя так, что ты едва не умрешь от страсти».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});