читал. Булка, купленная на пустой, серой утренней улице, запомнилась не вкусом, а мягкостью и картинками Радлова в книжке, над которой она жевалась. Белый размазанный по блюдцу творог, присыпанный хрустящими сахаринками, тесно связан с белыми простынями полубольной постели, где я лежу с книжкой о Робин Гуде. Помню дырчатый кусок сыра на бутерброде, когда его кусаешь, масло продавливается сквозь дырочки и по бокам, я запиваю его сладким чаем над старым «Костром» с «Джаббервокками»; пресный вкус яичного пирога на дощатой дачной террасе, где я что-то выписываю из толстого тома средневековой истории, а спелая, прогретая солнцем земляника – это мы перечитываем с А. «Старика Хоттабыча» в Тарусе…
ВКУС. Зачем отвергать? Если останется только то, что нам нравится, – ведь станет очень скучно. Мир, нравящийся нам, был бы ужасен. Именно поэтому Сципион отстаивал сохранение Карфагена.
ВКУС. Качалов чуть не заплакал от злобы на себя за то, что ему не понравилось, как читала Ермолова (Виленкин).
ВКУС. Кузмин ценил в Маяковском такое же приятие безвкусицы, дурного тона, какое было у него.
ВКУС. Положим в кастрюлю добродетели манну милосердия, польем елеем благочестия и заправим приправою смирения («Голос минувшего», 1926, № 2).
ВКУС. Спрашивать, «какие стихи вам нравятся», вероятно, так же непристойно, как «какие женщины вам нравятся». «Какие современные поэты вам нравятся?» – спросил нас с Падучевой и Успенским Пятигорский. Я не догадался ответить, что мы уже в том возрасте, когда любят не поэтов, а стихотворения, я сказал: Юнна Мориц.
ВНЕМАТОЧНАЯ ПОЭЗИЯ. Цветаева была в хроническом состоянии влюбленности – такой, что неважно в кого (в ее записях 1918 г. я прочитал: «Стахович умер – значит, мне нужно влюбиться в Волконского).
ВОДКА. Сухой закон 1914 г. был введен по требованию общества, правительство боялось потери дохода и тревожилось о непривычном самоограничении. Когда война затянулась, это вызвало лозунги: «Мира!»
ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ Аракчеева давали небывалые урожаи; Николай I забросил их только потому, что боялся этого как бы государства в государстве.
ВОЗРАСТ. «Молодые люди всегда одарены, это вроде возрастной болезни» (Брехт). «Пушкин нам кажется старше себя, а Лермонтов моложе, потому что он глупее, глупость очень молодит», – заметила Р.
ВОЗРАСТ. «Он не старый, он бывший молодой».
ВОЗРАСТ. В 38 лет я чувствовал себя на 48, в 48 – тоже на 48, а в 50 почувствовал себя на 60, боюсь, что в 70 почувствую себя на 80, а то и больше.
Сын кричал «Не хочу взрослеть!» в тринадцать лет, внучка – в пять. А я точно помню даже место на улице, под фонарем, где в десять лет подумал, что хорошо бы пропустить взрослый, ответственный возраст и сразу стать стариком, на которого уже махнули рукой и с которого ничего не спрашивают. Вот и дожил до старости – а спрос не уменьшился.
ВОЗРОЖДЕНИЕ с его национальными языками, вавилонское столпотворение европейской культуры.
ВОЙНА. Эйзенштейна спросили: «Ваша воинская специальность? – «Вероятно, движущаяся мишень».
ВОПРЕКИ. «Корабли Тихоокеанского флота даже выходят в дальние походы, – как говорят офицеры, вопреки реальности» (командующий, по телевидению). Как будто вся Россия существует не вопреки реальности. См. I, ФЛОТ.
ВОПРОС. «У вас слишком мало неотвеченных вопросов», – сказал мне С. Ав. Общество не учило меня никаким вопросам, а природа осыпала слишком многими, вот я и чувствую себя вечным экзаменуемым, призванным к ответу.
ВОР. «Разделяясь без остатка на бездарных хозяйственников и талантливых воров» (кажется, 1913 г.). Ср.: «Не могу понять ваше правительство: почему не дать человеку то, что он все равно украдет?» (кажется, 1985 г., А. Л. Жовтис).
ВОР. Молитва пахаря: «Боже, взрасти… и на трудящего, и на крадящего» (зап. книжки М. Шкапской, РГАЛИ). Заговор «от волка и напрасного человека» у тувинских старообрядцев.
ВОСПИТАНИЕ. В конце 1917 г. было покушение на Ленина, его заслонил Ф. Платтен, доска в память которого висит на Инязе. С покушавшимся провели воспитательную работу и отправили его в Красную армию. Потом в 1937-м он оказался с Платтеном в одном концлагере.
ВОСПИТАНИЕ. Вырастили, дали все, что могли, и внушили отвращение ко всему, что дали.
ВОСПИТАНИЕ. Криминолог Н. Гернет писал: «Воспитание человека начинается за 100 лет до его рождения».
ВОСПИТАНИЕ. По определению миссис Пипчин, заключается в том, чтобы дети не делали того, что им нравится, и делали то, что им не нравится («Домби и сын»). Цивилизация как инерция садизма.
ВОСТОК И ЗАПАД. В конце войны немцы предпочитали сдаваться союзникам, потому что слишком разъярили нас; а японцы – нам, потому что слишком разъярили китайцев и американцев.
ВРАЧ. Иногда спрашивают: «Какие книги для вас свои?» А это вопрос бессмысленный. Все книги – чужие, потому что Гораций писал не для меня, и Пушкин не для меня, и (подозреваю) писатель-сосед пишет тоже не для меня. Когда в чужой монастырь со своим уставом приходит иноверец, это страшно, когда приходит врач – это не страшно. Я хочу приходить в литературное произведение как врач. Хотя бы как патологоанатом – все же это нравственней, чем быть гальванизатором трупов.
(В. Непомнящий гальванизирует мертвого Пушкина точкой зрения липовых крестьян.) Разница читательского и исследовательского отношения к тексту – это разница человеческого и врачебного отношения врача к больному. Я могу любить или ненавидеть пациента (желать ему смерти), но буду резать его так, чтобы спасти: я давал гиппократову клятву моей науке.
ВСЕ. «В английской революции короля поддерживали все помещики, все крестьяне и все поэты, кроме Мильтона».
Оказывается, не все. У Гюго Кромвель говорит Мильтону: «Ты хороший стихотворец, хотя и похуже Уизера и Донна. Этот Уизер (Wither, Пушкин писал «Вайверс»), автор богом забытых сатир, тоже воевал за парламент. Г. Кружков рассказывал (по Обри), что однажды Уизер попал в плен, его хотели расстрелять, но один поэт (Данхем) сказал: «Не надо. Сейчас самый плохой английский поэт – это он, а если его казнить, то худшим окажусь я».
ВСЕ. Подростку: «Быть как все – значит быть хуже, чем каждый».
ВСЕ. Англичанин сошел на берег, увидел одного рыжего голландца, потом другого и записал в книжечку: «Все голландцы – рыжие». Мы смеемся над ним, а между тем сами по одной встрече с собой решаем: все – такие, как я.
ВСЕ. Лотмана спрашивали: «Как вы могли принять ее в соискатели?» – «Но она талантлива». – «Все наши враги талантливы» («Вышгород», 1998, № 3).
ВСЕ. Толстой говорил: «Все хвалят – плохо, все бранят – хорошо, половина