на тренера.
— Витя, не знаю, стоит ли это говорить, но, пожалуй, скажу. Я сказал, что посадил всех, кто причастен к смерти твоих родителей, но это не так. От меня тогда ускользнул один молодой пацанчик. Сначала в армию ушёл, потом в Москву сбежал. У меня не было ничего на него, и на тот момент я его не тронул. Дело было уже закрыто, и я просто махнул на него рукой. Звали его Афанасьев Паша. Когда я уже был на пенсии, один человек перед смертью сказал мне, что именно Афанасьев застрелил твою мать. Никаких подтверждений, кроме его слов, у меня нет, но он был из тех людей, которые слов на ветер не бросают. Я навёл справки и узнал, что Афанасьев служит в КГБ, на Лубянке. Сейчас он, скорее всего, уже в генералах, и его не достать, но земля круглая. Каждому воздастся. Я подумал, что лучше тебе всё-таки это знать.
— Спасибо вам за правду, Юрий Иванович, — Виктор ещё раз посмотрел на могилку родителей, и они стали пробираться к машине.
Виктор подумал, как в жизни всё переплетено. Разве тогда, в тринадцатилетнем возрасте, можно было предположить, что спустя двадцать шесть лет он в первый раз побывает на могиле родителей и его тренер откроет ему ещё одну тайну?
Назад ехали молча. Настя отказалась заезжать к маме, сказала, что в следующий раз. Эмоций на сегодня уже хватило, и Виктор было согласился, но потом остановил машину на обочине, посмотрел на Настю.
— Настюха, мы должны поехать к твоей маме сейчас, как и договаривались. Не повторяй моих ошибок. Я сегодня многое понял. Как бы ни сложилась жизнь, в какие бы условия она тебя ни поставила, семья — это главное. Какая бы она ни была, это твоя мама. Она дала тебе жизнь, и она по-своему тебя любит, а тем, кто тебя любит, надо всегда давать второй шанс.
Настя молча кивнула. Виктор развернул машину и, подняв облако пыли, поехал туда, где она родилась и выросла, к её маме, в Нижнюю Мондому. Через полчаса они уже стояли возле такого же древнего деревянного дома, как и множество построек со времён Советского Союза. Зашли. По двору бродило десятка два разноцветных куриц, которые что-то постоянно клевали. В центре на пеньке сидел деревенский мужичок и курил. На вид ему было около пятидесяти лет. Фланелевая рубаха в большую клетку, засученные по локоть рукава. На голове кепка. Возле него была навалена внушительных размеров гора только что расколотых дров. Он повернул голову и, увидев Настю, сразу заулыбался, вставая.
— Дядя Толя, привет, — сказала Настя. — А мама дома?
— Ой, Настюша, привет, дочка! Ты приехала. Да, мама дома, приболела правда немного, — он по-отечески обнял Настю.
Обнял аккуратно, еле касаясь, будто бы она была из тончайшего стекла.
— Это Виктор, мой мужчина, — представила она Виктора, и тот протянул руку.
— А, здравствуй, Виктор, а я — дядя Толя, — продолжая улыбаться, смущённо представился он, пожимая руку.
Рукопожатие было слабым и каким-то безвольным. Рука тонкая и шершавая, как наждачная бумага, видимо, от постоянной деревенской работы.
— А где Джек? — спросила Настя, глядя на пустую собачью конуру.
— Настюша, а Джек умер, дочка. Уже несколько месяцев как умер. Старый ведь был совсем, — сказал дядя Толя и перестал улыбаться. — Да пойдёмте в дом, пойдёмте. Ну-ка, кыш, кыш! — зашикал он на куриц, которые отовсюду лезли прямо под ноги.
Когда утром Виктор спросил у Насти, сколько лет её маме, она со смехом сказала, что мама всего на пять лет старше него. Ну что поделать, приходилось всё принимать как есть, раз уж так сложилось. Хотя на самом деле разница была больше ещё на четыре года, но Настя этого не знала. Знали только Виктор и Нуо.
Зашли в дом, Виктор огляделся. Обычный деревенский интерьер. Всё небогато, но чисто. На деревянном полу — дорожки, на стенах — ковры, которые, вероятно, висели здесь ещё до рождения Насти. Мама лежала на узком старинном диване с деревянными лакированными ножками. На груди у неё расположился огромный рыжий котяра с наглой мордой и неистово громко урчал. Когда мама увидела вошедшую Настю, её безучастное лицо расплылось в улыбке, она тут же зашевелилась и сказала хрипловатым басом:
— Ой, Настя приехала! — И тут же добавила, сгоняя котяру: — Ну-ка, брысь, Пудинг!
Кот не торопясь спрыгнул на пол и, вальяжно потянувшись, зевнул, открыв пасть так, что туда без труда влезла бы средних размеров курица, причём целиком. Мама Насти меж тем, нащупав ногами большие, обрезанные до щиколоток валенки, обулась, встала и обняла Настю, приговаривая:
— Как хорошо, что приехала, доча, а я как раз собиралась позвонить тебе, с днём рождения поздравить. Дай-ка я хоть посмотрю на тебя, какая ты у меня красавица! А я прилегла, чего-то давление скакнуло. Но сейчас вроде хорошо уже.
Виктор стоял у порога и молча наблюдал, как радовалась мама внезапному приезду дочки. Ольге Павловне, маме Насти, было всего сорок пять, но выглядела она лет на десять старше. Обычная деревенская женщина, похоже, в молодости была красавицей, но, вероятно, алкоголь в больших количествах сделал своё дело. Серый цвет лица, мешки под глазами, но взгляд добрый, открытый. Котяра меж тем подошёл к Виктору, поднял голову и внятно посмотрел прямо в глаза: типа чего стоишь? Гладь давай.
Зашёл дядя Толя.
— Пудинг, иди на фиг на улицу! — сказал он и легонько подтолкнул того ногой из комнаты.
Кот сделал вид, что и сам собирался уйти, без всякой помощи. Посмотрел ещё раз на Виктора и не торопясь, с достоинством вышел вон.
Ольга Павловна суетилась, накрывая на стол и приговаривая, что, если бы Настя позвонила и предупредила, то она бы хоть пирогов напекла. Виктор поставил на стол огромный торт, который они с Настей купили в магазине «Каравай» на выезде из Череповца. Пожалел, что не додумался купить праздничных свечей, чтобы Настя их задула на своё двадцатидвухлетие. Просить о таком у Нуо сейчас казалось каким-то кощунством. Он смотрел на Настину маму и на её сожителя Анатолия, и картинка никак не вписывалась в Настин рассказ об их беспробудном пьянстве. Всё здесь было ухожено, прибрано. Выдвинули на середину комнаты стол. Тут же появилась большая белая скатерть, Ольга Павловна поставила на середину кастрюлю с дымящимися зелёными щами. Уселись, Виктор сидел, как на именинах. Настя налила ему огромную тарелку щей, от которых шёл вкуснейший аромат.
— Вы кушайте, Виктор, — сказала Настина мама. — Это щечки из своего мяса. Свои курочки —