— Я полагаю, этот случай особый, — сказал Арланд, принимая свою бумагу обратно. — Суд нельзя затягивать и я в праве потребовать, чтобы совет собрался немедленно. И еще: я хочу участвовать в совете.
— Да, конечно, имеете право, — кивнул старик. — Подождите в коридоре возле комнаты совета.
Старик побежал куда-то, а Арланд вновь повел меня по этажам и коридорам. Он не говорил ни слова, а я ничего не спрашивала.
Я уже не задумывалась о том, что стукнуло в голову инквизитору. Много ему чести, чтобы я тратила на него последние в своей жизни размышления.
Единственное, о чем я теперь думала, так это о том, что меня ждет.
Возможно, меня сожгут на костре… хотя огня я не боюсь и с легкостью освобожусь. Но вряд ли обученные инквизиторы повторят ошибку селян. Скорее всего меня повесят или отрубят голову завтра на рассвете или через пару дней… Интересно, а последний ужин или последнее желание тут есть?… скоро узнаю.
И все же глупо было уходить от Дейка. Я была права, когда думала, что без него не выживу в этом мире. Он не допустил бы, чтобы на меня накидывались селяне, с ним стражники бы меня и пальцем не тронули, а Арланд не посмел бы пойти на предательство… С Дейком у меня был шанс выжить, а теперь я погибну, и трех недель не пробыв без рыцаря.
Хотя… если подумать, то мне жалеть не о чем. Я испытала и перепробовала столько, что грех жаловаться. Многие старухи не видели и не знали того, что увидела и узнала я за каких-то полгода… Да уж, умирать в девятнадцать не страшно и не стыдно. Вот чем прелестен этот мир.
За рассуждениями о близкой смерти я не заметила, как один за другим к комнате, возле двери которой мы с Арландом ждали, подошли мужчины в разноцветных длинных мантиях. Тех, кто был в черных мантиях было четверо, в белом были двое, и только один был в красном. Все они расселись за большой круглый стол, оставив два места — для Арланда и для меня. Когда все было готово, две тяжелые двери в комнату захлопнулись и суд начался.
— Все мы знаем о деле Бэйр, ведьмы с Равнин, — громко и четко проговорил самый старый из всех присутствующих, одетый в красную мантию. — Не стоит повторять все преступления этой ведьмы, совершенные за последние три года. Сторона, голосующая за избавление мира от грешницы, прошу начать.
— Стоит заметить, что она молода. Она вступила на темный путь, будучи шестнадцатилетней девочкой. Того, в ком тьма с детства, трудно исправить, — тут же начал один из мужчин, сидящих по левую сторону стола.
Все сидящие по левую сторону стола были в черном и, видимо, выступают за мое убийство. Те, что в белом, по логике, наверняка отстаивают мое отправление в исправительную колонию для плохих магов, мою жизнь, то есть. А красный — главный судья, за которым последнее слово.
Что ж, забавно у них тут все устроено. Свидетелей нет, фактов нет, только слухи, по которым решается, жить или не жить человеку! Отлично… Арланд не врал, когда говорил, что понятия справедливости у них в Ордене нет.
— Она жила за счет запуганных горожан и крестьян. Существо, не привыкшее к честному труду, всегда будет ленивым и не способным к обучению. А исправление — тяжелый труд. Ей легче будет умереть, чем исправиться, — продиктовал со своего заранее приготовленного листка второй в черном. Видимо, они подготовились к суду, потому так быстро и четко отвечают.
— Она колдовала, не учившись в академии, и, как можно так же догадаться по ее смелым преступлениям, самонадеянность — ее главная черта. Она всегда думала, что справится, и совершала совершенно абсурдные вещи. Но все мы знаем: самонадеянный маг — пропащий маг.
— Она ведьма-стихийница, связанная с огнем. Что она может предложить в миру кроме выжженных полей? — впервые заговорил мужчина в белой мантии. — Но на войне она будет незаменима. Нужно ее сохранить и обучить. Она еще послужит отечеству.
— Многие заметили, что во всех ее преступлениях и кражах была система, — заявил второй мужчина в белом, показавшийся мне наиболее вменяемым из всех здесь присутствующих. Он был не так стар и глаза у него были живые. — Она убивала торговцев, находящихся у нас на учете, и о каждом из них мы знаем предостаточно. Все они были пропащими людьми, которых вряд ли что-то, кроме редко в нашем мире чуда, могло склонить на путь света. При этом Бэйр забирала из домов убитых не деньги и драгоценности, а только дорогие магические ингредиенты, которые не могла купить в силу своего положения и происхождения. Ни одному архимагу неизвестно, что она собиралась приготовить из них, так как нет зелья или порошка из этих продуктов. Думаю, есть смысл полагать, будто Бэйр создавала нечто для благих целей, учитывая то, как она выбирала жертв. Если мы узнаем, для чего именно она все это делала, многое может измениться.
Все выжидающе уставились на мага в красном.
— Хорошее предположение. Говори, ведьма, — попросил меня старик. — У тебя была цель?
— Да, — ответила я, точно зная, что у моей предшественницы была цель создать порошок, который я носила на поясе до встречи с Фавнгрифом. Но в чем состояло истинное предназначение этого порошка и что за цель у той силы, которая теперь находится у меня в левой руке? Не для того же ведьма Бэйр все это делала, чтобы лишить себя саму магии!…
— И в чем эта цель? — спросил старик.
— Говори правду, — напомнил мне Арланд шепотом и ободряюще сжал мою руку. — Только правду.
Я поняла, что от этого ответа может зависеть моя жизнь, так как если цель благая, то эти чокнутые юристы могут отпустить меня и пожелать удачи в светлых начинаниях. Потому я лихорадочно напрягала память, пытаясь выудить хоть что-нибудь о том порошке… Но все было тщетно, как и всегда, когда я пыталась вспомнить что-нибудь об опытах Бэйр, и понять, что с моей рукой.
— Я не помню, — ответила я в итоге, потратив на размышления время, показавшееся мне часами.
Ничего не испытав при этих словах, которые лишали меня последнего шанса на жизнь, я только подивилась своему спокойствию. Наверное, у меня глубокий шок… совсем ничего не чувствую.
— То есть, не помнишь? — старик в красном не ожидал такого ответа и опешил.
— Как можно не помнить, из-за чего ты убила десятки людей!? — возмутился один из тех, кто был в черных мантиях.
— Она полоумная! — воскликнул другой.
— Но она не лжет, — прервал крики Арланд, напрягая свой сильный звенящий голос. — В этой комнате невозможно лгать, стены тут же становятся черными, все мы это знаем. Но стены по-прежнему белые. Эта девушка в самом деле не помнит, почему она убивала. И, возможно, никогда не вспомнит.
— Что вы имеете ввиду… Арланд Сеймур? — спросил человек в красном, мельком взглянув на бумагу перед собой. — Объяснитесь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});