- Полжизни ей надо дать! - сказал "скорый Ганс". - Я из нее полудурку сделаю...
- Это что полудурка? - спросил следователь.
- Это я ее по темени, - показал себе на голову Ганс, - я ее по материнскому родничку надавлю рукой, а в руку возьму предметы по потребности.
- Роза скончает жизнь, - сказал следователь.
- Отдышится, - убедительно произнес "скорый Ганс", - я ее умелой рукой, я ее до смерти не допущу...
"Он будет фюрер малого масштаба", - подумал следователь о Гансе и велел ему действовать.
Наутро Розу выпустили из тюрьмы. Она вышла оттуда в нищем платье, обветшалом еще от первых, давних побоев, и босая, потому что башмаки ее пропали в тюремной кладовой... Была уже осень, но Роза не чувствовала осенней прохладной поры: она шла по Рославлю с блаженной робкой улыбкой на прекрасном открытом лице, но взор ее был смутный и равнодушный, и глаза ее сонно глядели на свет. Роза видела теперь все правильно, как и прежде, она видела землю, дома и людей; только она не понимала, что это означает, и сердце ее было сдавлено неподвижным страхом перед каждым явлением.
Иногда Роза чувствовала, что она видит долгий сон, и в слабом, неуверенном воспоминании представляла другой мир, где все было ей понятно и не страшно. А сейчас она из боязни улыбалась всем людям и предметам, томимая своим онемевшим рассудком. Ей захотелось проснуться, она сделала резкое движение, она побежала, но сновидение шло вместе с нею и окостеневший разум ее не пробудился.
Роза вошла в чужой дом. Там была в горнице старая женщина, молившаяся на икону богоматери.
- А где Роза? - спросила Роза, она смутно желала увидеть самое себя живой и здоровой, не помня теперь, кто она сама.
- Какая тут тебе Роза? - сердито сказала старая хозяйка.
- Она Роза была, - с беспомощной кротостью произнесла Роза.
Старуха поглядела на гостью.
- Была, а теперь, стало быть, нету... У фашистов спроси твою Розу там всему народу счет ведут, чтоб меньше его было.
- Ты сердитая, злая старуха! - здраво сказала Роза. -Роза живая была, а потом она в поле ушла и скоро уж вернется.
Старуха всмотрелась в нищую гостью и попросила ее:
- А ну, сядь, посиди со мной, дочка.
Роза покорно осталась; старуха подошла к ней и опробовала одежду на Розе.
- Эх ты, побирушка! - сказала она и заплакала, имея свое, другое горе, а Роза ей только напомнила о нем. Старуха раздела Розу, отмыла ее от тюремной грязи и перевязала раны, а потом обрядила ее, как невесту, в свое старое девичье платье, обула ее в прюнелевые башмаки и накормила чем могла.
Роза ничему не обрадовалась и к вечеру ушла из дома доброй старухи. Она пошла к выходу из города Рославля, но не могла найти ему конца и без рассудка ходила по улицам.
Ночью патруль отвел Розу в комендатуру. В комендатуре осведомились о Розе и наутро освободили ее, сняв с нее красивое платье и прюнелевые башмаки; взамен же ей дали надеть ветошь, что была на одной арестованной. Дознаться, кто одел и обул Розу, в комендатуре не могли - Роза была безответна.
На следующую ночь Розу опять привели в комендатуру. Теперь она была в пальто, с теплым платком на голове и посвежела лицом от воздуха и питания. В городе явно баловали и любили Розу оставшиеся люди, как героическую истину, привлекающую внимание к себе все обездоленные, павшие надеждой сердца.
Сама Роза об этом ничего не ведала, она хотела лишь уйти из города вдаль, в голубое небо, начинавшееся, как она видела, недалеко за городом. Там было чисто и просторно, там далеко видно, и та Роза, которую она с трудом и тоскою вспоминала, та Роза ходит в том краю, там она догонит ее, возьмет ее за руку, и та Роза уведет ее отсюда туда, где она была прежде, где у нее никогда не болела голова и не томилось сердце в разлуке с теми, кто есть на свете, но кого она сейчас забыла и не может узнать.
Роза просила прохожих увести ее в поле, она не помнила туда дорогу, но прохожие в ответ вели ее к себе, угощали, успокаивали и укладывали отдыхать. Роза слушалась всех, она исполняла просьбу каждого человека, а потом опять просила, чтоб ее проводили за руку в чистое поле, где просторно и далеко видно, как на небе.
Один маленький мальчик послушался Розы; он взял ее за руку и вывел в поле, на шоссейную дорогу. Далее Роза пошла одна. Дойдя до контрольного поста на дороге, где стояли двое немецких часовых, Роза остановилась возле них.
- Скорый Ганс, ты опять меня убьешь? - спросила Роза.
- Полудурка! - по-русски сказал один немец, а другой ударил ложем автомата Розу по спине.
Тогда Роза побежала от них прочь; она побежала в поле, заросшее бурьяном, и бежала долго. Немцы смотрели ей вслед и удивлялись, что так далеко ушла от них и все еще жива полудурка, - там был заминированный плацдарм. Потом они увидели мгновенное сияние, свет гибели полудурки Розы.
1943 год
Наши войска успешно форсировали Днепр.
Из оперативной сводки Совинформбюро
7 октября 1943 г.
Василий Гроссман
Первый день на Днепре
1.
Командир дивизии генерал Горишный встретил один из батальонов полка Борисова на подходе к Днепру. Генерал вышел из машины и громким, медленным и отчетливым голосом - этот голос слышали все бойцы - сказал комбату:
- Капитан Ионин, приказываю вам выйти на рубеж реки Днепр и занять оборону по берегу.
Ионин знал задачу до того, как генерал отдал этот приказ. Горишный знал, что Ионину задача известна. Но генерал нарочно торжественно, перед лицом красноармейцев, произнес слова, которые полны были величайшего смысла и значения для тех, кто шел в этот час по полям и лесам Украины.
И как только Горишный произнес слово "Днепр", точно тронуло ветром батальон. Люди, подняв винтовки, стали кричать "ура".
Первым вышел к Днепру батальон старшего лейтенанта Гаврилова. Быстрая, прозрачная вода бесшумно бежала вдоль песчаного берега. Белый, необычайно чистый песок зашуршал под ногами.
Дно Днепра было покрыто таким же чистым песком, и вода, бегущая у берега, казалась светло-желтой, а песок мягко светился под ней то голубоватым, то зеленым цветом.
Впереди лежал плоский песчаный остров, поросший лозой, дальше снова блестела полоса воды, а за ней в дымке вставал поросший темным лесом правый берег Днепра. Люди сошли к воде, начали мыть лица. Многие становились на колени и пили днепровскую воду. И делали они это не потому, что им хотелось пить после долгого и мучительно утомительного перехода, а потому, что и умывание и питье днепровской воды - все приобрело в эти минуты значение торжественного символа.
Год тому назад дивизия генерала Горишного отражала первые атаки 6-й германской армии, предводительствуемой фельдмаршалом Паулюсом на великом волжском рубеже в Сталинграде. Бои шли у Мамаева кургана. Таких боев не знал мир. То не были бои за Мамаев курган. То не были бои за один только Сталинград. То были бои за судьбу России. Думал ли кто-нибудь из тех, кто в сентябрьские дни 1942 года среди развалин Сталинграда на крутом берегу Волги, среди дыма и пламени, под вой немецких пикировщиков отражал зловещий натиск германских танковых и пехотных дивизий, что через год войска Красной Армии огромным победоносным фронтом, от Смоленска до Днепропетровска, выйдут к Днепру? Мечтали ли об этом сталинградцы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});