– А ваш акцент?
– Я решил, что для работы натурщиком вы обычно приглашаете деревенских простофиль, поэтому мне показалось разумным притвориться таким же. – Он наклонил голову и посмотрел на Артемизию. – Однако, сказать по правде, работа не так проста, как может показаться на первый взгляд.
Искренность в его голосе слегка смягчила ее гнев.
– Верно, скорее всего, вы правы, – признала она. – Но зачем вы говорили с моим отцом?
– Неужели нужна причина для того, чтобы начать разговор с приятным пожилым человеком? – Немного лести никогда не помешает, а Трев знал, что он может быть очаровательным, если ситуация того требует. – Я не видел вреда в том, чтобы повеселить его такой чепухой. Поверьте, больше подобного не повторится.
Она фыркнула, и он понял» что его извинения, судя по всему, были приняты.
– Конечно же, не повторится. Я всегда прошу моих натурщиков говорить откровенно со мной, но я оценю, если вы больше не будете искать встреч с моим отцом. Впредь будьте добры сразу представляться Катберту, вместо того чтобы тайком шарить по саду. Многие сочли бы ваше поведение сегодня утром нарушением закона. – Артемизия бросила на него ледяной взгляд. – И если подобное повторится, именно так восприму его и я.
– Вчера вы отчитали меня за то, что я опоздал. Сегодня я пришел рано, а вы опять недовольны. – Тревелин решил, что лучшая защита – это нападение и подобная тактика даст ему определенное преимущество. К тому же ее светлость сама просила его высказывать свое мнение прямо и откровенно. – Есть хоть кто-то в мире, кто способен вам угодить?
Треву пришла в голову мысль, что ему еще только предстоит увидеть улыбку удовольствия на ее губах. Как бы хотел он стать тем мужчиной, которому удастся вызвать ее!
Однако пока что необходимо помнить свое место. Он был Томасом Доверспайком, простым пареньком, которому удалось путем обмана попасть к ней в студию. А она как-никак герцогиня, и об этом нельзя забывать. Тревелин Деверидж мог попытаться очаровать столь знатную особу, но Томас Доверспайк нуждался в работе. А ведь только что он позволил себе быть резким со своей благодетельницей.
– Прошу прощения, ваша светлость, я наговорил лишнего. – Он почтительно наклонил голову. Некоторое время герцогиня наблюдала за ним, нахмурившись, словно пыталась понять, достойны ли доверия его заверения.
– Вовсе нет, все хорошо. Вы сказали именно то, что думали, – в конце концов, промолвила она, – никто так не вел себя со мной уже довольно давно.
– Простите, если я оскорбил вас.
– Ничего подобного, – ответила она с сухой улыбкой, – и я на вас не сержусь. Иногда очень полезно услышать правду. Да, мне действительно сложно угодить, но лишь потому, что я так сильно люблю свою работу и редко бываю полностью ею удовлетворена. Полагаю, мое стремление к совершенству распространяется и на многое другое.
– Уверен, ваши картины просто великолепны.
– Вы не можете знать, ведь вы никогда их не видели.
Трев покачал головой.
– Никто не видел. Я решила изобразить весь пантеон греческих богов, и пока не закончу весь цикл, показ устраивать не буду. Живопись в этом отношении напоминает музыку. Разве кто-то будет довольствоваться лишь одним фрагментом симфонии? Каждая картина станет частью большого ансамбля.
– Вы собираетесь продать их все вместе?
– Продать? Зачем мне это нужно? – поинтересовалась Артемизия, нахмурившись.
– Наиболее распространенная причина – заработать денег.
Она пожала плечами:
– Честно говоря, у меня нет подобной необходимости.
– Как же вы тогда узнаете, хороши ли ваши картины? Я имею в виду вот что: если кто-то не пожелает расстаться ради ваших картин с полным кошельком гиней, как же вы поймете их истинную стоимость?
– Произведение искусства измеряется тем, насколько сильное впечатление оно оказывает на зрителя.
– И какое же влияние картины с обнаженными богами оказывают на вас? – Его голос прозвучал более резко, чем он намеревался.
Артемизия нарисовала несколько линий в альбоме, размышляя над его вопросом. Судя по всему, его подоплека ускользнула от внимания герцогини. При мысли об этом Трев облегченно вздохнул.
– Боги были идеализированными мужчинами, – наконец ответила она. – Разве все мы не ищем совершенства?
– Итак, ваша светлость, мне кажется, что вы просто ищете совершенного мужчину.
Глава 6
– Ищу совершенного мужчину? – Ее щеки порозовели. – Конечно же, нет. К тому же совершенство – всего лишь недостижимый идеал, который в мужчинах искать бесполезно. Я могу лишь изо всех сил стараться сотворить его своими руками.
– И таким образом превзойти даже Господа нашего? – Он поднял бровь, глядя на герцогиню. Артемизия опустила глаза к альбому, но наблюдавший за ней Трев заметил, как побелели костяшки пальцев, сжимавшие мел. Нет никаких сомнений, он подошел слишком близко к правде. Потом ее губы медленно изогнулись в загадочной улыбке.
– Присаживайтесь, мистер Доверспайк, – приказала она ровным голосом.
– Куда именно, ваша светлость?
– Конечно же, на ваш собственный постамент. Полагаю, Марс вряд ли наслаждался комфортом мягких кресел.
Он выполнил ее приказание, чувствуя себя еще более нелепо, сидя на холодном полу, нежели стоя. Если он подожмет колени, ему будет не слишком удобно, поскольку его мужское достоинство будет неловко свисать. Если же вытянет ноги перед собой, то станет выглядеть неестественно напряженным, словно деревянная марионетка, у которой обрезали нитки. Он скрестил ноги в манере индийских йогов, но даже так чувствовал себя слишком уязвимым.
Герцогиня вздохнула:
– Позвольте, я вам помогу. Я немного поэкспериментировала с позами в альбоме прошлым вечером. Перенесите вес на одно бедро, ноги вытяните в сторону.
Она положила альбом и подошла к нему. Этот маневр был явно рассчитан на то, чтобы Трев ощутил себя в подчиненном положении.
Тревелин пристально смотрел на нее, решив, что ни в коем случае не даст одержать над собой верх.
– Куда вы хотите, чтобы я положил руки?
– Обопритесь на одну ладонь, – предложила она. – Нет, руку немного дальше. Вот так, мистер Доверспайк.
Герцогиня опустилась на колени и отвела его руку подальше от туловища, так, что его торс принял почти горизонтальное положение.
– А знаете, я никогда не был голым в обществе женщины, которая не обращалась бы ко мне по имени, – заявил он, – при данных обстоятельствах не могли бы вы называть меня Томасом?
– Именно из-за этих обстоятельств я и должна называть вас мистером Доверспайком, – возразила она. – К тому же вы не голый. Правильнее сказать, что вы обнажены.