Читать интересную книгу День лисицы. От руки брата его - Норман Льюис

— О чем это вы? — спросил полковник.

— Я говорю об этой осведомительнице, цыганке, — ответил Кальес. — Ее любовник оказался замешанным в поножовщине. Нам удалось поприжать ее. Она работает в театре и всегда все знает.

«Вот это и есть государство, — размышлял полковник. — В высших сферах пышные парады, дипломатические приемы в Эль-Пардо, море шампанского, опереточные мундиры и фейерверки, а держится все на грязных цыганках-осведомительницах и бездушных чурбанах вроде этого типа».

— А вы завели тут какие-нибудь знакомства? — спросил полковник. — Я имею в виду рыбаков.

Кальес покачал головой.

— Они настороже — никого к себе не подпускают. И в душе все до единого — красные, хотя никто ни за что в этом не признается, даже если будет в стельку пьян.

— Возможно, я сумею вам помочь, — сказал полковник и протянул лейтенанту листок. — Возьмите на заметку это имя. Может пригодиться. Человек этот имеет военные заслуги — сражался на нашей стороне. Быть может, он как раз то, что вам нужно.

Глава VII

Дон Федерико Виланова завтракал, как обычно, в половине одиннадцатого утра на небольшой, сложенной из кирпича площадке в углу обнесенного высокой оградой сада. Дом его, самый высокий в деревне, являл собой источенные временем остатки некогда хорошо укрепленного замка, в стенах которого род Виланова, неотвратимо приходя в упадок, прожил более двух столетий. Со своего места дон Федерико мог при желании обозревать пять заливов, три невысоких горных вершины и все, что находилось между ними; ему доставляло неизъяснимое наслаждение наблюдать, как бредет по руслу пересохшей реки вереница черных коз или как пляшет на крыше соседнего дома, прищелкивая наподобие кастаньет прищепками для белья, полоумная служанка. Лежавший под рукой бинокль помогал дону Федерико развлекаться.

В саду, полном хризантем и тощих кошек, появилась с кофейником в руках красивая женщина средних лет — его экономка Мария, — и Виланова, с беспокойством следивший за ней, протянул руку к биноклю. Опустив кофейник на стол, Мария остановилась около хозяина, осуждающе глядя на него сверху вниз, а он делал вид, что совершенно поглощен созерцанием облюбованного им кусочка вселенной. Внизу, невероятно приближенный биноклем, возился с черепахой рыбак: он перевернул ее на спину, осторожно, едва заметным поворотом ножа, отделил панцирь, и вода окрасилась кровью. На берегу снимала платье какая-то иностранка, но под ним оказался вполне приличный купальный костюм, что и отметил, с легким огорчением, дон Федерико. Рядом послышался не то кашель, не то ворчание, и, нехотя обернувшись, Виланова вернулся к действительности. Ну конечно, Мария, одетая, как всегда, в поношенное черное платье, с хмурым видом стояла рядом, и чуть заметные усики ее вздрагивали от возмущения.

— Так что вам сегодня приготовить?

— Как Коста, поймал что-нибудь?

— Боюсь, дорогой, что ждать, пока Коста что-нибудь поймает, придется очень долго.

Виланова вздохнул.

— Я ведь объяснял вам свою позицию. Только так могу я выказать сочувствие человеку, который в одиночку ведет борьбу с темными социальными предрассудками.

— Тогда на обед вам придется довольствоваться сочувствием.

— Нет, на обед я предпочитаю тушеные бобы, а сочувствие оставим на ужин. Мне полезнее легкий ужин.

— Ах так! Вам нельзя много есть, а я должна страдать?

— Приготовьте побольше бобов — чтобы хватило и на обед, и на ужин. Вы же не обидитесь, если я не составлю вам компанию, — продолжал Виланова. — Скажите Косте, чтобы в другой раз он оставил для нас рыбы. Я всегда за того, кто противостоит толпе. А во имя чего он это делает, меня не касается!

Он снова взялся за бинокль, но Мария и не думала уходить.

— Я хочу серьезно поговорить с вами.

Виланова сделал протестующий жест:

— Как-нибудь в другой раз. В другой раз.

— Нет, вы от меня так просто не отделаетесь. Эта женщина снова была у вас прошлой ночью, не так ли?

Дон Федерико притворился, будто наводит бинокль.

— Прогнивший мир, но как он бывает прекрасен! — пробормотал он.

— Я жду ответа.

— Я не намерен вам отвечать, — бросил Виланова. — Вы забываетесь.

— Меня нисколько не волнует, что вы строите из себя дурака, но, возможно, вам будет интересно узнать, что бронзовые настольные часы исчезли. Только и всего.

— Совершенно верно, — быстро сообразил дон Федерико, — я отдал их в починку.

— Ничего подобного. Часы у вас украли, но вы из гордости не желаете в этом признаться. Или вы воображаете, что такой девице нужно от старого петуха вроде вас что-то еще?

— Она, безусловно, права, — произнес дон Федерико, размышляя вслух, что с ним теперь нередко случалось. — Что ей еще может быть нужно? В мои годы игра уже не стоит свеч. Ничто уже не может заглушить горького привкуса, который оставляет любовь.

— Пречистая дева Мария! — донесся снизу чей-то голос, еле слышный из-за неумолчного жужжания пчел, облепивших садовую ограду. Дон Федерико посмотрел вниз и увидел нищего, страдавшего болезнью Паркинсона.

— Пожалуйста, уйдите, — сказал он экономке, — я не хочу шокировать нашего друга. Что ты сказал? — спросил он, перегнувшись через стену.

Нищий громко повторил свое приветствие.

— Вот так-то лучше. Терпеть не могу, когда бормочут себе под нос.

За удовольствие отчитывать нищего дон Федерико платил ему каждое утро песету. Он вынул из-под бутылки бумажку. Нищий протянул палку с расщепленным концом, и Виланова засунул туда песету.

— Господь вам воздаст, — сказал нищий так же громко.

— Да, да, разумеется.

Нищий ушел, взмахнув на прощанье палкой. Отношения между ними были превосходные, и дон Федерико считал нищего надежным источником информации, хотя и делал вид, что новости его вовсе не интересуют. Виланова позвонил в колокольчик, и из дома вышел дурачок Хуан, помогавший по хозяйству.

— Спусти гнездо, — приказал хозяин.

Хуан убрал металлический обруч, не дававший кошкам забираться на миндальное дерево, залез на него и спустил на землю гнездо с пятью птенцами. Виланова нежно посмотрел на них и, подцепляя зубочисткой хлебные крошки, бросил по одной в каждый желтый разинутый клювик.

— Верни их на место, — сказал он Хуану. — Ума не приложу, что мы станем делать с кошками, когда птенцы оперятся и начнут летать по саду.

Неприятный осадок после стычки с Марией улетучился, и Виланова был готов наслаждаться чудесным безмятежным днем. По утрам слышны были только лягушки и стрижи: лягушки весело квакали в бесчисленных водоемах, и казалось, что это покрикивает на своих мулов погонщик, а в небе пронзительно кричали стрижи. Дон Федерико поднял чашку, тонкий согнутый палец его цветом и хрупкостью напоминал старинный фарфор. Пролетавшая птица капнула на тыльную сторону руки, и Виланова осторожно снял белую каплю кончиком салфетки. Как хрустально-чисты радости уединенной жизни! Дон Федерико никогда не сожалел, что покинул свет: он продолжал наблюдать за ним насмешливым оком. Внезапно милый сердцу день оказался испорченным: проверяя резкость наводки бинокля, Виланова увидел три направлявшиеся к его дому фигуры. «Какая досада! — мелькнуло в голове. — Ну ничего, Мария может сказать, что меня нет дома». Тут он узнал в одном из мужчин своего друга, доктора Росаса, спастись от которого было невозможно. Мало того: доктора сопровождали двое в полицейских мундирах. Дон Федерико пришел в бешенство. Он органически не переваривал полицейских и был возмущен наглостью Росаса, осмелившегося привести этих типов к нему в дом.

— Мерзавцы! — громко самому себе сказал он. — В конце концов, почему я должен это терпеть? Вот увидите, как я их выставлю, за дверь.

На полпути решимость покинула доктора Росаса. Его охватило беспокойство. Кальес одним своим присутствием действовал ему на нервы. С ним надо было все время держаться начеку.

— Разумеется, не нужно забывать, что старик — невообразимый чудак. Я бы даже сказал — немного тронутый. Не уверен, добьемся ли мы от него толку.

— Очень любезно с вашей стороны, доктор, тратить на нас свое драгоценное время, — сказал полковник. — Но право же, было бы очень жаль упустить возможность познакомиться с самым крупным здешним землевладельцем. Так редко удается выбраться и побывать во вверенной тебе области.

Росас, уже жалевший, что предложил полковнику представить его своему другу, сказал:

— Боюсь, что Виланова произведет на вас весьма странное впечатление. Когда знаешь его давно — дело другое. Но будьте уверены, что в сущности это благороднейший человек.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал полковник.

— Может быть, вы имеете в виду, что ему не очень-то по душе теперешний режим? — сухо, по-казенному спросил лейтенант, и доктору подумалось, что таким вот тоном ведут перекрестный допрос.