— Слушай, сделай чай или кофе, я сейчас переоденусь и прибегу на кухню, — сказала Лена и поспешила в спальню.
— Хорошо. Ты сегодня все-таки решила съездить в институт?
— Ну… в общем-то да, — послышалось из спальни.
Славик пошел следом за женой, остановился у двери.
— А что так поздно?
— Тебе какое дело? — раздраженно крикнула Лена. — Ты что, следить за мной надумал? Я не обязана тебе отчитываться, где бываю, что делаю!
Он пожал плечами и отправился на кухню. Заварил две чашки растворимого кофе, сел за стол. Конечно, они договорились не ревновать друг друга и не подозревать в чем-то страшном, а честно рассказывать обо всем. Но если жена очень уж сильно красится в его отсутствие, возвращается поздно и не хочет говорить, где была, то это… И дураку понятно что. Он мрачно усмехнулся.
Да, он любил Ленку, да, хотел сделать так, чтобы она жила с ним как за каменной стеной, и делал. В смысле финансов нет, конечно, да ей это и не нужно было. Вот казус: главный показатель мужской состоятельности — деньги Ленку интересовали меньше всего. Они у нее всегда были и всегда будут, папа-миллионер не оставит единственную дочь без денег. Во всем остальном Славик был для нее и мужем, и папой, и мамой. Но где-то в глубине души понимал, что однажды она может сделать нечто такое, что он простить никогда не сумеет. Просто соберет свои вещи и уедет в Левобережную. Поэтому и спокоен был, жил в чужой, снимаемой квартире, хотя был бы рад своей, ну, Ленкиной, пусть самой захудалой, однокомнатной, где-то на окраине, но где они бы чувствовали себя истинными хозяевами. И от дорогих подарков в виде иномарок отказывался легко. Да и вообще, честно говоря, чувствовал себя неуверенно. Потому и выглядел таким спокойным, даже равнодушным.
Но сегодняшняя встреча с тестем что-то растревожила в его душе. Значит, уважаемый человек, хороший человек, пусть и богатый, верит ему? Надеется на него, хочет помочь по-мужски, не денег сунуть, как очередному тузику дочки, а дать возможность самому работать, вникать в смысл сложного производства. Не хотелось его подводить, не хотелось терять такую интересную, увлекательную работу. Он знал, что сможет, оправдает доверие, но Ленка…
Не любой ценой он будет оправдывать доверие тестя, не любой… Но теперь все стало намного сложнее.
Лена пришла в кухню, облачившись в шелковый халатик, обняла Славика, чмокнула в щеку, села на стул рядом с ним.
— Ой, пироги! Слушай, классно! Вот эти длинненькие с капустой? — Она взяла пирожок, откусила сразу половину. — Обалдеть! Узнаю мамашку. А эти квадратные с картошкой, да?
— Лена…
— Ну Славик! Перестань, я сказала! Да, не была в институте, ездила по магазинам.
— И что купила?
— А ничего, не нашла то, что понравилось бы, понял?
— Лена, понимаешь, мне было неловко, у тебя замечательные родители, Елизавета Ивановна, Афанасий Егорович…
— А я дура, да? Ты прав, дура. Но я люблю тебя, Славик, только тебя, понимаешь? — Она крепко обняла его, прижалась горячими губами к его губам.
— Ну хорошо, ешь пирожки, — сказал он после долгого поцелуя. — Я разогрел их.
— Ты у меня просто прелесть, Славик! Никогда не думай, что я тебе изменила. Если захочу — ты первый узнаешь об этом, мы ведь так договорились, верно?
Да, они давно решили, что будут честны друг перед другом, но теперь обстоятельства изменились.
— Лучше сразу скажи, до того.
— Почему ты так говоришь, Славик? Кстати, зачем предки вытащили тебя в Тулу?
— Афанасий Егорович познакомил меня со своим заводом, с перспективами развития… Гринин все объяснил…
— Кто такой Гринин?
— Генеральный менеджер. Ты не знала этого?
— А на фига мне знать про какого-то Гринина? Нет, погоди, Славик… Так это что ж получается… Папашка решил сделать тебя своим наследником? А меня спросить забыли, да?
— Тебя же звали, но ты не захотела… Никаким наследником меня там не делали, но Афанасий Егорович предложил после Нового года работать в фирме, пока стажером, пятьсот баксов в месяц. Знаешь, мне понравилось…
Лена решительно перебила его рассказ:
— И ты будешь сам по себе начальником, деньги станешь зарабатывать у моего предка, а я тогда кто? Глупая баба при тебе, так получается, да?
— Нет, не так, — не менее решительно возразил Славик. — Я всего лишь твой муж. И все, что буду делать — ради тебя. Это точно. И Афанасий Егорович так думает. Если тебе это не нужно — скажи сразу. Я откажусь.
Лена снова обняла его, поцеловала.
— Слушай, ты там выпивал с предком, нахал? Мог бы и для меня купить бутылку вина.
— В столовой обедали… Знаешь, Лен, ни в одном ресторане такого не видел. Три официантки стоят, готовы любой заказ мигом исполнить! Это такой сервис!..
— А меня ни разу не повел в эту свою столовую! Ну и ладно… Да я и не рвусь туда. А они, значит, уважают тебя?
— Тебя, Лена. Твой выбор. Я там кто? Просто твой муж.
Лена съела три пирога с капустой, два с картошкой, допила свой кофе.
— Обожралась. Муж ты мой, муж! Славик, я думаю, это классно. Ты будешь представлять мои интересы в корпорации отца. А то ж там и других мудрецов навалом, все хотят себе урвать побольше. Знаешь, мне это нравится.
— Ну а чьи же еще интересы я там буду представлять?
— Только не очень зазнавайся, понял?
— Лен, я без всех этих дел мог бы дать тебе по шее за вчерашнее. Ты курила «травку»? Я утром видел твое лицо. Мне это важнее всех корпораций.
— Все, Славик, хватит. Я уже сказала, что я дура. Но ты же у меня умный, верно? Убери тут все, а я пока душ приму. И жди меня в постели. О-ох, как я уже хочу туда!
Она чмокнула Славика в щеку и побежала в ванную. Вот такую Ленку он и любил, ради такой и согласился жить в Москве, в чужой квартире. Но она ведь не всегда бывает такой.
Хотелось, чтобы все было просто и понятно. Он-то знает, что не предаст, не подведет ни жену, ни тестя. А вот Ленка… От нее всего можно ожидать, причем в самый неподходящий момент. Да, наверное, в мире и нет простых и понятных вещей, иначе он был бы слишком скучен.
В кабинете главного менеджера НПО «ОТОН» было густо накурено, хозяин кабинета Василий Гринин курил «Кэмел», одну сигарету за другой. Хмурое утро светилось за неплотно прикрытыми жалюзи окон. В кресле у стены сидел начальник службы безопасности фирмы Михаил Васильчук, вид его тоже был невесел.
— Вася, твой мандраж мне непонятен, — угрюмо сказал Васильчук.
— Да понятен он тебе, понятен на все сто, Миша! Тебе эти фамилии ни о чем не говорят, да?! Сегодня снова звонили! Я за Егорыча, но в таких делах он не силен. Они поставили ультиматум — или мы с ними, или… Нас тут не будет. Просто не будет, понимаешь, Миша?