Читать интересную книгу Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уир

Он не дурак, мой дядюшка. Не то что Кэт, несчастная целомудренная матрона, которая поддалась на уговоры своекорыстного проходимца.

— Когда король сделал мне предложение, — продолжала Кэт, — я заколебалась. Мне не хотелось возлагать на себя тяжесть королевской короны. Признаться, я этого боялась. Не сочти за дерзость, Фрэнсис, ибо он твой дядя, но его величеству не сопутствует счастье в семейной жизни.

— Это правда. Однако здесь не только его вина.

— Нет-нет, — поспешила согласиться она. — Но, почитая его как монарха, я не любила его, как я люблю — любила Тома. Прости Господи, но когда король попросил меня выйти за него замуж, я сказала ему, что скорее предпочту стать его любовницей, чем женой.

Ее чувства можно было понять. В нашем королевстве положение супруги короля сопряжено с большими опасностями. Женщина с сомнительным прошлым совершает государственную измену, если выходит замуж за короля, не уведомив его, что ранее вела порочную жизнь. А после замужества она должна позаботиться о том, чтобы быть, подобно супруге Цезаря, вне подозрений. Поскольку две жены моего дядюшки уже отправились на эшафот, немного при дворе найдется женщин, мечтающих о чести стать королевой.

И все же вот она, Кэт, рядом с моим дядей принимает поздравления гостей и весело сжимает его руку, идя с ним от молельни. Он мужественно ступает вразвалку на своих больных ногах, широкий и величественный в расшитой драгоценными камнями короткой мантии, под руку с Екатериной — миниатюрной в её малиновом дамасте. В личных покоях, где все готово для праздничного пиршества, жених и невеста, широко улыбаясь, в превосходном расположении духа, протягивают руки для поцелуев, а лорды и леди, как пестрые павлины, кланяются и приседают перед ними.

— Миледи Дорсет, мы рады приветствовать вас, — произносит новая королева, когда я делаю реверанс. — Я была бы благодарна, если бы вы завтра посетили меня. В моем доме необходимы дамы вроде вас.

— Это большая честь для меня, ваше величество, — говорю я под одобрительным взглядом мужа.

— Уж Фрэнсис тебя вышколит, Кэт, — вмешивается король с улыбкой. — Строгая дама моя племянница! — Говоря так, он улыбается мне, и я смеюсь:

— Ваше величество ко мне несправедливы.

Я очень люблю моего дядю, с которым мы весьма схожи характерами. Я знаю, что многие его боятся, но ко мне он всегда относился по-доброму, и я полагаю, это оттого, что я говорю с ним откровенно и знаю, как к нему подойти, я выявляю самое лучшее, что в нем есть. Я еще помню, каким он был задолго до того, как его ожесточили бесконечные неприятности в семейной жизни и страх за судьбу престола, и я до сих пор способна разглядеть что-то от прежнего блестящего молодого атлета, сквозь складки жира и распухшее до безобразия лицо.

Король приглашает нас сопровождать его на завтрашней охоте, затем они с невестой отходят к другим гостям. Вдруг я оказываюсь рядом с Анной Клевской, от которой по-прежнему идет запашок и которая приветствует меня на своем гортанном английском, иронически поглядывая в сторону королевской четы.

— Нелегкое бремя взвалила на себя мадам Екатерина! — бормочет она.

— Я уверена, что она справится, — парирую я. — Его величество о ней самого лучшего мнения.

— Такого же мнения он был и о прежней королеве, и о тех, что были до нее, — отвечает Анна. — За исключением меня, конечно. — Она улыбается. — Но я не жалуюсь. И я рада, что мой дорогой брат наконец-то нашел свое счастье.

Не секрет, что принцесса Клевская совсем не огорчилась, когда король так бесцеремонно от нее отделался. Она прилично на этом разбогатела и теперь живет в свое удовольствие вдали от опасных дворцовых интриг. И сохранила голову на плечах!

Натянуто улыбаюсь в ответ. Я не в восторге от германской принцессы с ее колкими замечаниями. Ей все-таки следует помнить, что она разговаривает с племянницей самого короля. И тут Анна внезапно хватает меня за руку.

— Надеюсь, я вас не обидела, — выкручивается она. — Уверяю вас, его величество очень славно со мной обошелся, очень щедро. Я счастлива быть его дражайшей сестрой и жить в этой чудной Англии.

С поклоном я отхожу от нее, думая про себя, что мой дядя не преувеличивал — эта женщина ужасно пахнет. Неужели у нее на родине не принято менять нижнее белье?

Я иду к мужу, который поглощен разговором с моими кузинами, леди Марией и леди Маргаритой Дуглас, подружкой невесты.

— Уверен, что вы рады за вашего батюшку-короля, который сделал такую удачную партию, — обращается Генри к Марии, а я тем временем занимаю свое место рядом с ним.

— Это благодать Божия после того, что было прежде, — отвечает она, тараща на него близорукие глаза.

Марии двадцать семь лет, она на год старше меня; но если я крепкая и здоровая, то она маленькая и тощая, давно увядшая от горя и разочарования, ее мучат хвори, истинные либо надуманные. Сегодня на ней узорчатое платье темно-желтого дамаста с кистями и белыми батистовыми подрукавниками, отороченными бархатной малиновой тесьмой. Ее вьющиеся рыжие волосы с пробором упрятаны под французский капор, тонкие пальцы нервно теребят золотой молитвенник, висящий на ленте, прикрепленной к поясу.

Мне искренне жаль Марию, но я не могу на нее не злиться. У нее была тяжелая жизнь, король и вправду жестоко с ней поступил, когда развелся с Екатериной Арагонской, но девчонка сама проявила непозволительное упрямство, отказавшись признать, что брак ее матери был незаконным.[5] Такая дерзость никому не сходит с рук. Так что король держал ее отдельно от матери, чтобы привить ей послушание. Он не позволял Марии навестить Екатерину, даже когда королева находилась уже при смерти. Вместо того Марии объявили незаконнорожденной, плодом кровосмесительного союза и определили фрейлиной к Елизавете, новорожденной дочери Анны Болейн. Удивительно, но Мария, у которой ее приниженное положение отняло возможность выйти замуж и стать матерью, вскоре нежно привязалась к Елизавете. И отнеслась к ней с сочувствием, когда Елизавету, в свою очередь, объявили незаконнорожденной, после падения Анны Болейн. Еще более удивительно, что эти сестры, несмотря на смертную вражду матерей, имеют так много общего и так искренне преданы друг другу. Более того, обе очень любят своего брата Эдуарда.

Младшие дети короля здесь не присутствуют. Принц Эдуард, которому уже исполнилось пять лет, находится в Хаверинге, а леди Елизавета — в Хатфилде. Они пропускают такой веселый праздник потому, наверное, что его величество, как всегда, опасается, что они подхватят какую-нибудь заразу при близком общении с придворными.

Когда я подхожу к буфету, чтобы положить себе на тарелку глазированный марципан и засахаренные апельсины, музыканты в углу начинает играть размеренную павану. Но никто не танцует. Все галдят, кубки наполняются вином, вельможи расхаживают по комнате, сбиваясь в группки. Король сидит на своем троне, новая королева — на кресле справа, и приглашает избранных придворных побеседовать с ними. Время от времени он берет руку невесты, подносит к губам и целует, и его голубые глаза при этом лучатся похотью. При всей его немощи, в моем дяде сохранилось еще многое от молодого Адама, и я не сомневаюсь, что он при первой возможности потащит Кэт в постель.

Я наблюдаю за этими трогательными заигрываниями краем глаза, обсуждая событие дня с Генри и графом Хартфордом, братом покойной королевы Джейн, и вдруг резко переношусь в мир политики, потому что его светлость переводит разговор на животрепещущую тему:

— Вы слышали о договоре, Дорсет?

— О договоре? — удивляется Генри.

— Тогда лучше помалкивайте, — говорит Хартфорд, понижая голос и наклоняясь к нам, чтобы мы могли его расслышать. — Его величество только что подписал договор с шотландцами о помолвке принца с их маленькой королевой.

Я просто сражена. Прошлым летом шотландский король Яков Пятый умер, оставив на шотландском престоле свою малолетнюю дочь Марию.[6] Я знала, что мой дядя строит планы женить на ней принца и таким образом объединить Англию и Шотландию под властью Тюдоров, и мы испугались, когда услышали, что он отправил посланцев в Эдинбург к королеве-регентше просить руки ее дочери, но я никогда не думала, что шотландцы ответят согласием. Это жестокий удар для нас с милордом, давно лелеявших надежду, что Эдуард женится на нашей Джейн, и теперь я через силу выдавливаю из себя улыбку.

— Конечно, — продолжает Хартфорд, — шотландцам это не по нраву, но у них нет сил сопротивляться. Существуют опасения, что вдовствующая королева попытается попросить помощи у Франции, чтобы разорвать договор, но она должна понимать, что это означает войну.

— Она женщина, — замечает милорд, — а женщины не могут судить о таких вещах.

Я хотя и бросаю на него пронзительный взгляд, но не так глупа, чтобы затевать с Генри споры на людях. Он бывает такой бестактной свиньей. Может, я и женщина, но держу пари, что понимаю в этом больше, чем он. Тонкость никогда не была его сильной стороной.