Читать интересную книгу Чудовище маякаи другие хонкаку - Осака Кейкичи

Так просто. Полиция заявила, что у близнецов был мотив для убийства – страсть, поскольку женщина находилась в связи с близнецами, но я увидел обратную сторону и понял, что мотив был и у мужа – Яити Тогавы.

– Но кто же был его сообщником?

– Сообщник? Его не было.

– Погодите. Вы собираетесь отрицать мое чувство зрения? Я ясно видел двух убийц...

– Признаю, у вас есть право злиться на меня. Сообщник, о котором вы говорите, имеет тесную связь с зеркалом, помещенным в каменной стене. Убийца скрыл правду в, так сказать, чуде. Совершение убийства на глазах у вас, свидетеля, и особенно на глазах почтальона, всегда прибывающего к этому дому в одно и то же время, было частью его хитрого плана. О, в чем дело? Разболелась голова? Нет, все нормально. Чудо с каменной стеной – проблема действительно загадочная. У меня есть некоторые соображения по этому поводу, но не думаю, что вы мне поверите, если я просто коротко объясню вам. Потерпите еще пару дней. В любом случае, сейчас мне надо идти в полицию.

Тремя днями позднее Киосуке Аояма наконец устранил источник головной боли Ютаро.

Стоял невыносимо душный и жаркий день, точь-в-точь день убийства. Киосуке, Ютаро и полицейский Хатисука подошли к западной части ограды особняка Акимори, прожаренной палящим, но уже клонящимся к закату послеполуденным солнцем. Когда они дошли до того самого угла, Киосуке объявил:

– Начинается наш эксперимент. Полагаю, он будет успешен. Вернемся вдоль этой стены до главных ворот особняка Акимори, точки, где лежала жертва. Если мы сможем увидеть впереди почтовый ящик – ящик, который не должны увидеть, значит, я раскрыл секрет чуда. Согласны? Тогда вперед.

Ютаро и полицейский Хатисука шли и чувствовали, будто чем-то околдованы. Пять кенов. Десять кенов. Пятнадцать кенов. Оставалось всего пять кенов до ворот особняка Акимори, но ничего не происходило. Четыре кена. Три кена. И вот, наконец, чудо свершилось!

Они были примерно в трех кенах от места, где лежала жертва, но из-за каменной стены показался яркий красный объем почтового ящика, того самого красного почтового ящика, что стоял в тридцати кенах дальше по дороге, у входа в многоквартирный дом. По мере их движения вперед изображение становилось яснее и яснее, и, наконец, почтовый ящик словно отделился от каменной стены. Но как странно! Они видели еще один почтовый ящик – тот же самый ящик, и первый ящик перекрывал второй. Встав прямо перед воротами, они увидели два красных почтовых ящика, стоящих рядом в тридцати кенах перед ними. У Ютаро слегка закружилась голова, и ему пришлось закрыть глаза. Но тут Киосуке произнес: «Смотрите, брат-близнец почтальона!» Да, впереди гротескно виднелись два почтальона-близнеца, оба в черно-белой униформе и с большими черными мешками, спускающиеся по тротуару от почтового ящика. Но по мере приближения близнецов к троим зрителям их фигуры стали накладываться одна на другую и наконец слились в одного человека. А спустя мгновение настоящий почтальон широко раскрыл глаза от удивления и остановился, глядя на них.

– А! Это был мираж! – внезапно воскликнул Ютаро.

– Хм, вы не так уж неправы, но и не совсем правы, – сказал Киосуке. – По сути, это форма отражения воздуха. Когда из-за разницы температур происходит локальное перемещение воздушных масс, свет изгибается, и можно видеть проекции вещей с самых неожиданных углов. Это мы и называем миражом. Случившееся только что – уменьшенная версия миража. Сегодня очень жаркий день, как и день убийства. Эта недавно отремонтированная большая каменная стена, обращенная на юг, купается в тепле, отраженном от пустыря с другой стороны дороги, а также возникающего в силу более мелких условий, таких как длина и высота самой стены, что приводит к локальным изменениям в плотности воздуха непосредственно вдоль нее. Итак, с места, где мы сейчас находимся, свет, проходящий мимо почтового ящика, отражается в воздухе и изгибается самым причудливым образом – и рождается чудо каменной стены.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Киосуке подбородком указал на почтальона и засмеялся.

– Ха-ха. Взгляните. Почтальон подошел к нам ближе, чем нужно, и перестал казаться двумя близнецами. Должно быть, он видел нас примерно так же, поэтому и стоял там в таком изумлении. Через тридцать минут каменная стена начнет остывать, и, как только исчезнет любое из сложного сочетания условий, необходимых для появления этого чуда, мы больше не сможем увидеть отсюда почтовый ящик. О, похоже, ваша головная боль уже прошла?

Чудовище маяка

1

Темное небо затянула пелена морского тумана, весьма характерного для северной части Тихого океана в ту роковую ночь, когда без всякого предупреждения внезапно исчез свет маяка Сиомаки. Мы работали в морской лаборатории на другой стороне залива.

Лаборатории рыболовства и маяков не подпадают под одну юрисдикцию, но нас и наших соседей с маяка связывало не просто общее дело – море; мы были добрыми друзьями в этом отдаленном от человеческой цивилизации уголке. Действительно, когда мы глядели в наши микроскопы, чтобы рассмотреть рыбьи икринки или оценить качество водоросли комбу, успокаивающий вид маяка Сиомаки, простирающего ночью мягкий сияющий луч света над дикими морями, всегда утешительно воздействовал на нас. Внутри себя мы преклонялись перед нашими береговыми братьями. Поэтому, когда ночной сторож вытащил меня и директора лаборатории Адзумая из постелей, чтобы рассказать о странном исчезновении света, мы отправились темной пляжной тропой в сторону мыса Сиомаки с замиранием сердца.

Мыс Сиомаки выступал в море примерно на половину навигационной мили, окруженный множеством рифов. В точке, расположенной в нескольких милях к северу от мыса, холодные воды, движущиеся на юг от Курильских островов вдоль побережья Санрику, вступают в контакт с теплыми, движущимся в северном направлении. Встретившись, они образуют свирепое подводное течение, устремляющееся в район рифов мыса Сиомаки. Бесчисленные выступы на морском дне разрезают это течение, которое распадается и внезапно поднимается на поверхность. Если бы вы взглянули на морскую гладь, то увидели бы множество потоков, бесшумно противостоящих друг другу. Вот почему в нóчи густых туманов здесь происходило непропорционально огромное количество кораблекрушений, и моряки боялись этого места, называя его Мысом Демона.

Несколькими месяцами ранее начали распространяться сообщения, исходящие от экипажа грузового судна, которое едва избежало столкновения с рифами. В сообщениях утверждалось, что свет маяка Сиомаки иногда действовал беспорядочно, особенно в ночи с густым туманом. В нормальных условиях маяк посылал луч яркого света каждые пятнадцать секунд, но тут начал светить каждые тридцать. Кроме того, там есть маяк Инубо, в нескольких сотнях миль южнее, работающий в режиме тридцати секунд, поэтому пароходы, совершающие свой трудный переход назад из северных морей сквозь плотный туман, могли быть дезориентированы этим жутковато неустойчивым светом. Если бы они взяли право руля на радостях оттого, что достигли мыса Инубо, их немедленно бы отнесло на скалы с рифами и затянуло в водоворот. Моряки – народ суеверный. Ужасный слух, ложный он был или правдивый, начал овладевать умами, и вскоре после этого – около месяца назад – то грузовое судно в особенно туманную ночь все-таки налетело на подводные скалы. Оно разослало десятки сигналов бедствия, повторяя свои сообщения об аномалии с маяком Сиомаки, но корабль в конце концов исчез бесследно. Этот инцидент стал достоянием общественности, и маяк Сиомаки получил серьезное предупреждение от властей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Маяк Сиомаки был маяком третьего класса и контролировался непосредственно Министерством связи. Обслуживали его два смотрителя, а всего, включая их семьи и другой персонал, там проживало шесть человек. Одному из смотрителей, в частности Дзороку Кадзаме, чрезвычайно ответственному сотруднику, олицетворению надежности, было почти шестьдесят лет, и он жил там со своей дочерью Мидори. Его суровый характер, напоминавший людям старого воина, пользовался немалым уважением. Надежность старого смотрителя еще больше укрепляла страстная вера в науку – он верил в нее и не верил в сверхъестественное, как многие из его ровесников. Даже когда пришло предупреждение от властей, он лишь резко заметил: