Читать интересную книгу "Я у себя одна", или Веретено Василисы - Екатерина Михайлова

• Ну, и, конечно, есть еще потребности попроще — "быть не хуже" или хотя бы "знать, как быть не хуже", убедиться, что "не у меня од­ной". И наконец-то идентифицироваться с образом женщины-победи­тельницы — сексуальной, элегантной, богатой и всегда, всегда получаю­щей то, что хочет...

Честно говоря, я не знаю ни одной живой женщины, относящейся к "глян­цевой сласти" всерьез: мы все-таки гораздо умнее. Может быть, некоторое чувство превосходства, с которым небрежно закрывается очередная "Фам фаталь", — это тоже отдельная приманка? Может быть, и это просчитано?

Как бы там ни было, то представление о женщине, которое стоит за невин­ной болтовней легкомысленных страничек, просто пугает. Судите сами.

Эта "ОНА":

•   зависима — от мужчины, мнений окружающих, моды, чего и кого угодно;

•   не уверена в себе настолько, что все время нуждается в поглажи­ваниях и похлопываниях, сосках и погремушках;

•   озабочена не своим развитием, а судорожным "ремонтом фа­сада";

•   не способна к элементарному анализу фактов, причем даже фак­тов собственной жизни;

•   ревнива, завистлива, ненадежна в отношениях, склонна к мани­пуляциям;

•   в других — мужчинах прежде всего — видит не людей, а некое средство для достижения своих целей;

•   уж если любит, то достанет и удавит этой любовью так, что мало не покажется;

•   во всем, что делает, эта особа постоянно изобретательно неиск­ренна, причем завралась так давно и последовательно, что кон­цов уже не сыщешь;

•   и вновь — зависима, зависима, зависима...

Почему "ОНА" кажется такой ужасно знакомой — ведь среди нас такого хо­дячего убожества днем с огнем не сыщешь? Где же мы все-таки встреча­лись?

Эта неприятная особа, конечно, не живой человек... Я совсем не уверена, что пропитывающий все вокруг миф о женщине как создании бессмыслен­ном, инфантильном и неполноценном выдумали угнетатели-мужчины. Мифы — творчество коллективное, и тут приложили руку все кому не лень... Да и какая разница, кто что породил, — важно, что он давно и проч­но въелся, стал реально действующей силой, осколочком дьявольского зер­кала попадает то в глаз, то в сердце — и мы видим самих себя и мир в ис­каженном, недобром свете.

Женские журналы ничего не выдумали — они только подхватили и экс­плуатируют наши собственные страхи, иллюзии и желания, связанные с глубоким и тайным недоверием к собственному складу ума, души и тела. Они не виноваты — в их кривом зеркале отражается всего лишь карикату­ра, глубоко сидящая в нас самих. И вопрос только в том, как обнаружить, отследить и проверить реальностью тот кусочек нехорошего зеркала, кото­рый засел в единственной нашей голове, глазах, сердце. Мы не отвечаем за печальное наследство, полученное от многих поколений, — но, безуслов­но, отвечаем за то, как этим наследством распоряжаемся в своей един­ственной жизни.

Интересно, и как же?

ШЛЯПКА, САЛАТ И СКАНДАЛ

Это совершенно неважно.

Вот почему это так интересно.

Агата Кристи

Говорят, что женщина может сделать из ничего шляпку, салат и скандал. Не знаю, чего больше в этом утверждении — раздражения или восхищения такой способностью. Но в общем принято считать, что женщины могут огорчаться по пустякам и радоваться пустякам же. И в самом деле, что только не огорчает нас, глупеньких. Вот например, одна моя коллега полу­чила на работе жидкость для чистки компьютера. Оказалось, что жидкость одновременно имеет свойство смывать лак для ногтей. Нашим изумленным взорам предстала разъяренная, оскорбленная до глубины души женщина, несущая на отлете эту ужасную руку, изуродованную, пусть и не по-насто­ящему — что это, как такое могло со мной случиться? С двух — нет, хуже, с трех из десяти ногтей подло снялся лак. Ее гнев был совершенно серьез­ным, будто ее обманули, подвели, предали в чем-то очень важном. Можно сколько угодно иронизировать о ничтожности повода, но сам по себе гнев был настоящий, тут уж никакая ирония неуместна.

И мне, и многим из вас случалось горько рыдать по поводу подгоревшего пирога. Ну, казалось бы, какая чушь! Ну, поскоблим корочку, ну, заменим этот пирог чем-то... Уж наверное, он был не единственным блюдом в за­планированном ужине. Но так горько, так обидно, так подло — выверен­ный рецепт, пекла такой пирог сто раз — и вот на тебе! Весь день пошел наперекосяк, да и жизнь не задалась — обобщения множатся и расширя­ются. Бог с ним, с пирогом, но ощущение какой-то глубинной, тягостной обиды — оно-то настоящее. Одна моя приятельница как-то раз достала из хранения любимый свитер, надела, собираясь выходить из дома. Не тут-то было. Как вы догадываетесь, неожиданно обнаруживается несколько ма­леньких противных дырочек, проделанных молью и ускользнувших от внимания при перекладывании зимних вещей. Какая беда, какая печаль, и ведь самый любимый свитер, и ведь перебирала вещи, и ведь клала ка­кую-то антимоль, таблетки, бумажки. Все фуфло, ничему нельзя верить! Чума, катастрофа. Свитер носился лет десять, свое отработал. В конце концов, можно было придумать способ эти дырочки художественно зашто­пать. Наши мамы и особенно бабушки владели такими "маленькими хит­ростями": сделаем то-то и то-то, и ничего заметно не будет! Бабушка Раи­са Григорьевна говаривала не без иронии: "Пол-Москвы не заметит, а на остальную наплевать". И конечно, через день приятельница сама смеялась над таким ужасным горем, но опять-таки в тот момент, когда обнаружи­лась эта печаль, эта беда, эти семь маленьких дырочек на видном месте, отчаяние было непритворным. И может быть, еще было немножко стыдно, потому что в глубине души ничтожность повода вполне осознается. Но всплеск этого сильного, тяжелого, когда гневного, когда страдальческого чувства — он ведь есть.

А уж как мы огорчаемся по поводу того, кто и что о нас сказал! И сказано-то было как-то двусмысленно, не то чтобы злобная однозначная гадость! Но если случается услышать "это" краем уха или получить в виде цита­ты, — как горько, как печально, как рушатся просто незыблемые, важные вещи в жизни. Даже девчонками мы гораздо больше обижаемся не тогда, когда нас по-настоящему подвели, а именно на это "сказала". "Она про меня сказала" — и как это простить, скажите на милость? Очень во многом отношения в девчоночьей стайке и в восемь лет, и в двенадцать строятся на пресловутых "сказала, посмотрела". Не так посмотрела. Наверное, уже и "сказала".

Конечно, в столь юном возрасте мы не склонны задумываться, почему же так обидно, почему такая сильная реакция, да и в более поздние годы как-то всегда не хватает времени или внимания додумать, обратить внимание на силу собственной обиды: что же так сильно задело? Потому что надо срочно спасать пирог. Или искать другой свитер, чтобы выйти из дома. Или приводить в порядок испорченные ногти. Надо что-то делать! Хотя бы потому, что, делая, мы выкручиваемся, чинимся, собираем себя по кускам. И опять все отлично, мы в очередной раз переиграли подлую жизнь, кото­рая нам подсунула такой неприятный сюрприз, и об этом можно больше не думать. Виктория! Иногда случается, что мы натыкаемся на такую — слиш­ком сильную, как говорят окружающие, — реакцию раз за разом, и тогда уж хочешь — не хочешь, приходится обратить на нее внимание. Но что же это такое, почему меня так это тревожит, задевает? Что-то здесь другое, что-то не так. И тогда, если нам хватает смелости и терпения совсем чуть-чуть додумать, отчего мы гневаемся, отчаиваемся, плачем в такие моменты, мы можем понять что-то важное. И почти всегда это бывает не про ногти, не про дырочки и не про горелую корку пирога, а про гораздо более серь­езное. Настолько, что подумать и почувствовать про это прямо мы не ре­шаемся, слишком страшно. И боль настоящая. Такая, что допустить ее до себя всю сразу — трудно.

Расскажу вам историю "о пустяках" замечательной, умной, красивой жен­щины средних лет — назовем ее Нора. В качестве темы своей работы она выдвинула вот что: "Меня безумно раздражает, выбивает, выводит из себя тот бардак, который все время существует у меня дома. Я хочу или на­учиться относиться к этому философски-равнодушно, или, не злобствуя и не расстраиваясь, между делом быстро все убирать. То есть или наплевать, или делать, но без этого тяжелого переживания, которое всегда сопровож­дает ситуацию, когда я вхожу домой и вижу опять тарарам".

Как и всегда в нашей групповой работе, тему, заявленную той или иной участницей, выбирает группа. Группа была довольно большой — человек 15. Норину работу выбрали 10 из 15. Отозвалось. Когда я предлагаю груп­пе выбирать, кто сейчас будет работать, я всегда подчеркиваю, что мы вы­бираем не человека, а тему, работа с которой сейчас важна больше, чем с другими темами. И такой дружный — ну просто бегом — выбор говорит о том, что нечто кажется знакомым и важным. И наконец мы оказались в та­ком месте, где про это можно говорить, и никто не оценит наше беспокой­ство как слишком мелкое, нестоящее. И никто не посоветует "быть выше" чего бы то ни было и не обращать внимания на "мелочи жизни".