Читать интересную книгу Елизавета Петровна - Николай Павленко

Сенатор быстро оделся, сел в карету и отправился к дворцу Елизаветы. На пути оказались толпы народа, так что он вынужден был добираться до цели пешком. Слышались голоса: «Здравствуй, наша матушка Елизавета Петровна». Во дворце он встретил сенатора А. Д. Голицына. «Мы, сдвинувся поближе, спросили тихо друг друга, как это сделалось, но и он, так же как и я, ничего не знал». Наконец, оба сенатора встретились с П. И. Шуваловым, который «рассказал нам о сем с помощью всемогущего начатом и благополучно оконченном деле».

Объяснять восшествие на престол волеизъявлением светских и духовных чинов — не изобретение сочинителей данного манифеста; такое объяснение можно обнаружить и в предшествующих и последующих манифестах, извещавших подданных о восшествии на престол нового государя или государыни в результате переворота кучки заговорщиков. Политика, как видим, и в то отдаленное время была делом нечистоплотным.

Аналогичную фальсификацию можно обнаружить и в другом манифесте, связанном с воцарением Елизаветы Петровны. Если цель манифеста 25 ноября состояла в информировании подданных о том, что отныне трон заняла цесаревна Елизавета, то задача манифеста, обнародованного спустя три дня, 28 ноября, заключалась в обосновании прав Елизаветы на престол, в доказательство того, что она не узурпаторша, а законная его наследница. Манифест ссылается на завещание (Тестамент) Екатерины I, определившее порядок наследования после смерти Петра II бездетным: трон, как помним, должна занять Анна Петровна и ее наследники, и только после нее могла претендовать Елизавета Петровна с наследниками. Анна Петровна скончалась в 1728 году, родив сына Карла-Петра-Ульриха. Он и должен стать наследником после смерти Петра II. Однако члены Верховного тайного совета игнорировали Тестамент, избрав императрицей Анну Иоанновну.

Манифест обвиняет Остермана в том, что он скрыл Тестамент Екатерины, согласно которому наследовать трон должна якобы Елизавета. Но шансов у Елизаветы стать императрицей не было: верховники, за исключением Г. И. Головкина и А. И. Остермана, являясь представителями знатнейших в России фамилий, считали, что сама Екатерина, бывшая служанка пастора Блока, не имела никаких прав царствовать, а ее дети Анна и Елизавета являлись внебрачными. Поэтому имя Елизаветы даже не фигурировало в качестве наследницы престола, и обвинение Остермана в том, что он скрыл существование Тестамента, является зряшным.

Вернемся к заговору. Он происходил не по сценарию, предусматривавшему активное в нем участие Франции и Швеции. Финансовая помощь Франции Елизавете была ничтожной — из запрошенных Елизаветой 150 тысяч рублей на подкупы она получила всего две тысячи дукатов. Шетарди, депеши которого пестрели фразами о его исключительной роли в организации заговора, точнее в подталкивании Елизаветы к тому, чтобы совершить рискованный шаг, не только не участвовал в ночных событиях 25 ноября, но и не знал о них. Маркиза известили о состоявшемся перевороте, когда он был завершен, и ему ничего не оставалось, как поздравить сообщившего ему эту новость П. И. Шувалова с успехом. Посол Франции испытывал некоторую неловкость перед королем и отправил ему пространную депешу с описанием таких деталей переворота, которые создают видимость его активного в нем участия.

На обочине событий оказалась и Швеция. Надежды реваншистов были опрокинуты успешными действиями русской армии, разгромившей в самом начале шведский корпус у Вильманстранда. Поражение лишило шведов возможности триумфально войти в Петербург, чтобы там посадить на трон Елизавету. Эта же неудача, как и переворот, совершенный без участия Швеции, освободили императрицу от выплаты каких-либо компенсаций, ибо услуга не была оказана. Манифест Левенгаупта, вызвавший, по словам Шетарди, у Елизаветы «радость», которая равнялась ее нетерпению, тоже не достиг цели, ибо мог быть распространен после переворота. Поэтому устные обещания цесаревны утратили силу, что бесспорно укрепило позиции и престиж императрицы.

На радостях императрица на третий день после переворота отправила Людовику XV личное послание: «Мы нисколько не сомневались, любезнейший брат и истинный друг, что ваше величество не только по дружественному отношению наших августейших предков с удовольствием узнаете об этом счастливом событии, благоприятном для нашего государства, но будет одушевлено теми же намерениями, которые мы имели касательно всего, что может служить для ненарушимого и прочного сохранения и упрочения дружбы, к счастью, связывающей оба двора, ибо мы, с нашей стороны, во все наше царствование приложим особое старание к тому и с радостью воспользуемся всеми случаями, чтобы все более и более убеждать ваше величество в наших искренних и неизменных чувствах».

Это письмо — свидетельство наивности императрицы, слепо верившей в искренность добрых отношений Франции к России, о которых постоянно напоминал ей Шетарди. В апреле 1742 года австрийский посол Ботта передал царице перехваченную в Вене инструкцию министра иностранных дел двора «любезнейшего брата и истинного друга» послу в Турции де Кастелану, содержавшую самые недоброжелательные выражения в адрес России: «последний переворот означает конец московского величия»; «цесаревна Елизавета решила не предоставлять ни одной высшей должности иностранцам», «предоставленная самой себе Россия не преминет вернуться в свое прежнее ничтожество».

Прочтя эти строки, Елизавета была удивлена, но продолжала находиться в плену изысканных любезностей Шетарди, хотя инструкция несколько остудила пылкую любовь, лично ею испытываемую по отношению к Франции.

Глава третья

После переворота

Легкость, с которой досталась корона дочери Петра Великого, вызвала всеобщее ликование. Радовались успеху не только Елизавета и ее ближайшее окружение, гренадерская рота, совершившая переворот, но и многие вельможи, чье самолюбие и достоинство унижали немцы, окружавшие трон при Анне Иоанновне и сохранившие свое влияние при Анне Леопольдовне. На Дворцовой площади раздавались приветственные возгласы в адрес новой императрицы, восторг народа, запрудившего обширное пространство у Зимнего дворца, был очевиден.

У заговорщиков был план захвата власти, но отсутствовал план, как распорядиться этой властью после удачного исхода переворота, какие изменения последуют в ближайшем и отдаленном будущем во внутренней и во внешней политике страны. Правда, предшествующая глава убеждает нас в том, что заговорщики руководствовались не заранее составленным планом, а сценарием, стихийно и неожиданно возникшим вследствие изменившихся условий.

Что касается планов на будущее, то они отсутствовали — среди участников переворота не было лиц, мысливших категориями государственного масштаба, способных предложить новые пути, по которым должна двигаться страна, либо скорректировать старые. Начнем с самой Елизаветы Петровны, по отзывам современников, не лишенной ума, имевшей сказочно привлекательную внешность, общительную, сострадательную, хотя и мстительную, натуру, не прощавшую нанесенных ей обид. Перечисленных качеств вполне достаточно для положительной оценки частного лица, но они не восполняют отсутствия качеств, необходимых государственному деятелю: масштабного мышления, осознания ответственности за свои поступки перед подданными, желания быть слугой государства и способности тянуть нелегкую лямку этой службы. Словом, добродетели Елизаветы Петровны не были дополнены навыками управления государством и, как увидим в следующей главе, желанием овладеть этими навыками.

В самой общей форме Елизавета Петровна обещала восстановить порядки, существовавшие при ее отце, заявив: «Пусть все будет, как при батюшке». На деле это заявление оказалось выполненным лишь частично — реставрация порядков петровского времени коснулась далеко не всех сфер жизни общества, судеб некоторых учреждений. Так, Сенат из Высокого вновь стал Правительствующим, но более громоздким, чем при Петре Великом: при нем было девять сенаторов, а стало четырнадцать. Восстановлены три центральных учреждения, ликвидированных преемниками реформатора: Берг-коллегия, Мануфактур-коллегия и Главный магистрат. Упразднено учреждение, в котором верховодил А. И. Остерман, являвшееся оплотом немецкого засилья, Кабинет министров. Ликвидирована также недоброй памяти Доимотная комиссия, беспощадно выколачивавшая доимки по налогам и разнообразным сборам. Восстановлен существовавший при Петре порядок назначения на важнейшие должности в государственном аппарате русских вельмож, а не иностранцев.

Перечисленными мерами ограничивалась реставрация петровских порядков. Поэтому обещание «пусть все будет, как при батюшке» имело скорее декларативное, чем реальное значение. Упрекать в этом Елизавету Петровну нет оснований. Напротив, здравый смысл подсказывал ей, что реанимация отвергнутых временем порядков и узаконений грозила утратой короны: не был восстановлен указ о единонаследии 1714 года, вызывавший протест дворян, поскольку он обязывал родителей передавать недвижимое имущество только одному из сыновей; не соблюдалась практика прохождения службы дворянскими отпрысками в качестве рядовых солдат гвардейских полков — для них был учрежден дворянский шляхетный корпус, учебное заведение, освобождавшее их от обременительной солдатской службы; не была восстановлена громоздкая структура областной администрации, породившая колоссальное количество чиновников. Более того, императрица отважилась совершить акцию, противоречившую воле «батюшки», — она восстановила упраздненное им гетманство на Украине. Все это, вместе взятое, свидетельствовало об отсутствии приведенных в систему намерений, которые она собиралась претворить в жизнь.