Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петька, потянувшись, закинул руки за голову и прикрыл глаза. Как надоело смотреть и на это серое небо, и на мокрый асфальт аппель-плаца, и на всю чужую, неприветливую землю.
Вокруг Петьки пулеметные вышки, колючая паутина с током высокого напряжения. Всюду смерть, смерть, смерть…
И так захотелось домой! Вспомнилось Петьке одно совсем маленькое событие.
Произошло это, кажется, в начале мая. Петька шел к морю купаться. День жаркий, солнце так и сияет. Воробьи хлопотливо и весело порхали в густых ветвях каштанов. Чирик, чирик, чирик… Неожиданно в двух шагах от Петьки из сени каштана выпорхнул молодой воробушек и почти упал на мостовую. Оказавшись один, он беспокойно закрутил головой и призывно пискнул. «Пропадет, глупенький, — пожалел Петька. — Сцапает какая — нибудь кошка». Он наклонился, чтобы взять птенчика и посадить на каштан, но в этот миг почти прямо на голову Петьке свалился большой нахохленный воробей, Петькино лицо обдало легким ветерком. Следом за первым воробьем слетел второй. Они, вздыбив перышки и подняв хвостики, тревожно кричали во всю воробьиную мочь, бегали вокруг своего детеныша и как будто говорили ему: «Ну взлетай, взлетай, не бойся». А он никак не решался. Самый большой воробей, видимо отец, яростно и смело подбегал к Петьке, словно хотел напасть. Ну и храбрец!
Петька отошел в сторону и стал наблюдать за интересной сценой. Все три воробья потихоньку успокоились, лишь посматривали по сторонам, готовые отразить новое нападение врага, если он появится. Тем временем молодой воробушек собрался с силами, взмахнул крылышками и…полетел!
Даже воробьи беспокоятся о своих птенцах. А как же тяжело матерям и отцам ребят.
Ведь они не знают даже, где их дети, что с ними. От слез, наверное, глаза не просыхают.
И впервые в жизни у Петьки мелькнула мысль: «Ну и хорошо, что у меня никого нет. Никто из — за меня не переживает, не мучается. А уж один-то я как — нибудь».
Петька ласковыми глазами посмотрел туда, где сидел Илюша Воробей. Малыш читал букварь, шевеля губами. Чувствуя себя старшим братом, Петька подошел к малышу и положил руку на его худенькие плечи:
— Ну как, Илья, выучился читать?
— Не совсем еще, по слогам…
— Почитай — ка вслух, проверю.
Илюша начал:
— Папа, ма-ма, Ма-ша, ча-ша…
А потом, лукаво взглянув на Петьку, враз перевернул несколько страниц и уже не по слогам, а бегло, без запинки начал выпаливать целыми словами и предложениями.
— Э, друг, да ты хитер! — засмеялся Петька. — Здорово у тебя получается. Вот удивишь отца с материю, когда приедешь домой. Смотрите-ка, скажут они, наш Воробушек — ученый.
— Хорошо бы так было, — сразу загрустил Илюша. — Пошел бы в настоящую школу учиться… Интересно!..
— Обязательно так и будет! Вот только бы фашистов поскорее разбить. Но трудно их одолеть. — Петька вздохнул. — Ведь сколько танков да самолетов понаделали…
— Все равно им крышка, — сказал Илюша.
— Крышка им будет, это уж наверняка. А надо чтобы скорее… Значит, и мы должны что-то делать, помогать нашим войскам.
— А что делать? Давайте ночью нападем на эсэсовцев! — запетушился Илюша.
Петька криво улыбнулся:
— Они так нападут, что порток не соберешь! Надо, Илья, с умом все делать. Понял?
И он рассказал другу обо всем, что делал в тире, как вредил немцам.
Илюша так внимательно слушал, что ни разу не моргнул, а когда Петька закончил, то с жаром спросил:
— Петь, а нельзя ли и мне туда устроиться, а?
— Нет, нельзя. Там только один нужен. Но ты когда-нибудь мне потребуешься.
— Верно? Я все могу, ты мне лишь скажи…
— Ладно, Илья. Пока жди. — Петька протянул Илюше руку. — Ты понимаешь, что это смертельная тайна?
— Понимаю. Умри, но молчи.
— Правильно. Ну, по рукам!
— По рукам! Ты сам узнаешь, Петя, какой я твердый.
— Верю, Илья, верю!
— А Владеку и Мите Бужу ты ничего не говорил?
— Пока нет. Тебе первому. Понял?
— Понял.
— Ну и все.
В то время, когда Петька рассказывал другу о своей тайне и обсуждал с ним смелые планы, в тир пришел заместитель коменданта лагеря Шуберт. Лицо его предвещало грозу. Он, ни слова не говоря, быстро подошел к первой пирамиде и взял первую попавшуюся винтовку. Внимательно осмотрел ее всю, особенно прицельное приспособление. Подошел к барьеру. Потребовал у Ганса патрон. Солдат услужливо положил на барьер, слева от Шуберта, полную коробку.
— Заряди, — кивнул лагерфюрер на винтовку.
Ганс выполнил приказание.
— А теперь повесь свежую мишень.
— Слушаюсь!
Все готово для стрельбы. Ганс встал по правую руку лагерфюрера и был, как всегда, спокоен, уверен в себе. Шуберт не первый раз приходит в тир, и нет ничего особенного в том, что он сегодня захотел пострелять из винтовки.
Лагерфюрер целился старательно. Вот он выпустил всю обойму. Прогремел последний выстрел — и Ганс почти бегом направился к мишени, еще издали всматриваясь в нее и надеясь увидеть большую дыру в середине. За свою работу пунктуальный, старательный немец был спокоен и надеялся, что ни одна винтовка из правой пирамиды его не подведет. Эта уверенность усиливалась потому, что Шуберт — стрелок не плохой, не хуже Ганса. Но, не добежав до мишени трех шагов, солдат остановился, не веря своим глазам: ни одна пуля не попала в центр мишени с силуэтом советского солдата.
— Доннер веттер! — проворчал Ганс. На его лице изобразилось крайнее удивление. Что-то тут не так. Это случайность.
Ему не хотелось показывать мишень Шуберту, но служба превыше всего. Он понес. Лагерфюрер осмотрел ее, не сделал никакого замечания, лишь потребовал следующую винтовку.
«Ну уж из этой-то он не промажет, — усмехался про себя Ганс, подавая лагерфюреру заряженную винтовку. — Сам фюрер останется доволен…» Он с видом победителя посматривал то на припавшего к прикладу Шуберта, то на мишень. Не успел лагерфюрер положить винтовку после последнего выстрела, а уж Ганс, выставив левое плечо вперед, будто пробиваясь сквозь толпу, приближался к щиту.
— Майн готт! — прошептал он, наклонившись к мишени, и побледнел.
Эта мишень оказалась еще хуже первой Ганс трясущейся рукой положил ее на барьер перед молчаливым, затаившим грозу лагерфюрером, потом сделал шаг назад и замер, вытянувшись в струнку.
Шуберт не спеша достал носовой платок, снял офицерскую фуражку и стал вытирать почти совсем лысую голову.
— Ты что же, дурак, так плохо пристреливаешь винтовки, негромко, но значительно спросил лагерфюрер, после того как положил платок в карман.
Шуберт разыгрывал из себя уравновешенного, хорошо воспитанного человека, хотя был сейчас внутренне взбешен.
— Так, так, — продолжал он играть с Гансом, как кошка с мышкой. — Совсем негодное оружие собираешься на фронт отправлять? А? Тебе что, дурак, работать здесь надоело? В команду отправить? Или, может быть в гестапо захотел? Что молчишь, отвечай!
При упоминании о гестапо у Ганса задрожали поджилки. Хотя он сам был порядочный головорез и много невинных жизней погубил, служа фюреру, но страшно боялся попасть в руки других головорезов. Преданный идеям нацизма эсэсовец не хотел испробовать на себе все его прелести. Устремив на лагерфюрера фанатичный взгляд и выпятив вперед подбородок, похожий на носок старого сапога, солдат залепетал:
— Я все исправлю… Я… Я все сделаю, герр лагерфюрер.
— Ну, ну, — многозначительно произнес Шуберт и вышел из тира.
Оставшись один, Ганс долго еще стоял на том месте, где разразилась над ним гроза. Потом, прошептав «майн готт, майн готт!», солдат поплелся к пирамиде и взял винтовку. Проверил ее бой. Он был хороший. Ганс еще одну винтовку взял из этой же, левой пирамиды. Винтовка стреляла плохо. Третья-тоже. Четвертая била кучно, метко.
Ганс проверил и правую пирамиду. То же самое. Одна винтовка бьет хорошо, другая плохо. Полная неразбериха. И это у него, у человека, который любит идеальный порядок! От этой мысли эсэсовец, старый вояка, заскрежетал зубами.
Все было ясно. Винтовки в пирамидах перепутаны. Но как это случилось? Ведь они не сами же поменялись местами.
— Доннер веттер! — прорычал вдруг Ганс.
Он забыл про русского подростка! Над Петькой нависла опасность.
ЕСЛИ БЫ НЕ НАХОДЧИВОСТЬ
— Дядя Яша, расскажите какую-нибудь сказку, — послышался звонкий голос из глубины барака, с верхних нар.
Яков Семенович Гофтман только что вошел в спальню.
— Вот, стоит только к вам ступить — и уж давай сказку, — рассмеялся он. — Сегодня будет не сказка. Нет больше у меня их в запасе.
— А что же Вы расскажете? — свесилось с нар сразу несколько голов.
— Да так, разные слушки, побасенки всякие…
— Рассказывайте, рассказывайте!..
И Яков Семенович, сыпля шутками и прибаутками, передает ребятам всю очередную сводку Совинформбюро. Посторонний человек, случайно зашедший в барак, мог бы подумать, что штубендинст с ребятами просто забавляется. Так, мол, пустячки какие-то. А дяде Яше только того и нужно было: дети понимают, а остальным не надо. Сегодня ребята узнали, что наши войска, очистив остатки родной советской земли от врага, уверенно гонят его на запад. И сразу загорелись детские глазенки, пошел по всем нарам восторженный приглушенный шепот.
- Долгий путь - Хорхе Семпрун - О войне
- Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том I - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне