о неожиданное препятствие, резко вильнул вбок. Из-за того, что до этого я нёсся на бешеной скорости, я в результате не только свалился с сидушки, но и, зацепившись ногой за раму, прилично прочертил по асфальту боком и бедром, пока взбунтовавшийся железный конь не остановился до конца и не придавил меня. Ручка руля упёрлась мне прямо под дых, и я, задержав дыхание, сжал зубы от боли.
Марк, подъехав ко мне, чуть ли не на ходу соскочил на землю, и бросился поднимать мой велосипед. Откатив его на обочину и небрежно бросив в кусты, он присел на корточки рядом со мной.
— Ничего не сломал?
Марк обеспокоенно бегал взглядом по моему телу, чуть дольше задержавшись на задравшейся футболке и разодранной ткани шортов, и, не обнаружив никаких катастрофических повреждений, помимо содранной кожи, зло прорычал:
— Дурак, у тебя хотя бы какой-нибудь инстинкт самосохранения присутствует?
— Велосипед… Он целый? — приподнимаясь на локте, спросил я, переживая только о том, что одноклассник меня прибьёт, если я верну ему покорёженный велик.
Марк, продолжавший сверлить взглядом мои пострадавшие участки кожи, на какую-то секунду напрочь лишился всех слов.
— Нормально всё с твоим велосипедом, — процедил он. — Может, поцарапался немного, но у отца в гараже есть краска, подкрасим. И вообще… Чёрт, ты бы лучше о себе подумал!
Марк встал и пнул меня по коленке.
— Вот это сейчас как-то совсем жестоко было, — простонал я и болезненно поморщился, больше разыгрывая Марка, чем реально страдая от боли. Бок и бедро пекло, но в конце концов это были всего лишь ссадины, которых у меня и прежде бывало немало.
— Придурок, — пробубнил Марк, помогая мне подняться. Хоть он и продолжал хмурится, я заметил, что его руки немного тряслись.
«Неужели он и правда испугался за меня?» — я почувствовал укол совести. Стараясь сильно не хромать, я поднял свой велосипед и, пытаясь придать своему голосу привычную беззаботность, спросил:
— Не возражаешь, если назад до твоего дома мы прогуляемся пешком?
Марк вздохнул, ничего больше не говоря, и мы пустились в обратный путь.
Когда же мы вернулись на участок, я горько пожалел о том, что, упав, снова не залез на велосипед и не умчал от Марка на канадскую границу. Сначала он заставил меня раздеться до трусов, чтобы в саду тщательно промыть раны проточной водой из шланга. Я уже от одного этого чуть не умер со стыда, а когда Марк начал осторожно промакивать содранные участки кожи полотенцем, совсем оторопел.
Убедив чересчур заботливого друга, что самостоятельно смогу справиться с нанесением антисептика, я сидел на кровати в его комнате на втором этаже, пока Марк искал внизу на кухне бинты. Как самый настоящий мазохист, я специально концентрировался на жжении от наносимого лечебного средства, чтобы вызванное прикосновениями Марка напряжение внизу живота спало. Но стоило мне снова подумать о том, как он, пусть и через полотенце, дотрагивался до меня, в горле пересохло.
Наверное, я выглядел весьма странно, потому что, когда Марк поднялся наверх, он застыл на пороге, не решаясь зайти в свою собственную комнату. Однако, заметив, что баночка с мазью на прикроватной тумбочке осталась почти не тронутой, он в очередной раз упрекнул меня.
— А говорил, что сможешь помазать сам. Ты хотя бы немного умеешь заботиться о себе?
Марк опустился рядом и, взяв на пальцы большую каплю антибактериальной мази, толстым слоем начал наносить её на мои рёбра. У меня не хватало выдержки для того, чтобы вытерпеть это, и я нервно остановил его запястье.
— Ладно, ладно, я понял, я слишком мало нанёс этой мазни. Сейчас всё будет.
Когда я закончил, обмазавшись белой субстанцией чуть ли не целиком, удовлетворённый результатом Марк помог наложить повязку и наконец позволил мне одеться.
Покончив с не очень приятными процедурами, которые благодаря Марку всё же приобрели некоторый положительный оттенок, я откинулся на кровать, прикрывая локтем веки. Марк тоже лёг и будто назло моим попыткам взять себя в руки коснулся своим бедром моей ноги.
— Что-то мне подсказывает, что снова кататься на велосипедах мы пойдём ещё не скоро, — произнёс он.
— Ничего, лето длинное, — отозвался я, толком не зная, что ещё сказать.
Какое-то время мы молчали, пока Марк, не выдержав затянувшейся паузы, не оторвал мою руку от лица, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Эрик, что с тобой?
Новое прикосновение вызвало у меня очередную волну трепета. Марк был настолько близко ко мне, что я чувствовал на своём лице его дыхание, от чего сильнейшее желание прикоснуться к нему вспыхнуло как никогда сильно.
Думается, я напрочь лишился каких-либо остатков разума, если решился сделать то, что последовало далее.
Я запустил руку в рыжие волосы сводившего меня с ума парня и прошептал:
— Марк, дело в том, что ты мне нравишься. Очень нравишься.
Не дожидаясь ответа, я закрыл глаза и припал к тёплым губам, крадя и у Марка, и у себя самого первый в жизни поцелуй.
Марк не шелохнулся. Его рот был плотно сжат, и он нисколько не отвечал на движения моих губ. Вместе с тем он и не отталкивал меня, застыв в полном бездействии, позволяя мне делать всё, что вздумается, и при этом никак на это не реагируя.
Из-за того, что мне начало казаться, что я целую неживую статую, я пришёл в себя и распахнул глаза. Осознание того, что я делал, отвесило мне хлёсткую затрещину, и я резко отстранился.
— Прости… Я не знаю, что на меня нашло, я…
— Ты уже думал о том, чем займёшься после выпуска из школы? — ровным голосом спросил Марк.
Совсем неуместный в сложившейся ситуации вопрос застал меня врасплох. Я растерянно уставился в янтарные глаза напротив. Марк сверлил меня проницательным и невероятно острым взглядом. От его серьёзного выражения лица в груди заныло.
Будучи не в состоянии вынести того, как он смотрел на меня, я отвернулся, и, еле сдерживая слёзы досады, посмотрел в потолок. В тот момент я хотел, чтобы белый натяжной пласт обрушился на меня всем своим весом и чтобы этого хватило для того, чтобы вышибить из тела мою никчёмную душонку, решившую, что она достойна взаимных чувств человека, которому я даже в подмётки не годился.
Самым лучшим вариантом было прикинуться, что ничего не произошло, но я не мог избавиться от предательски застрявшего в горле разочарования от самого себя. Я в очередной раз повёл себя слишком самонадеянно и ветрено, даже на долю секунды заранее не озадачившись возможными последствиями совершаемого мною действия.
Выдать Марку свою симпатию, поддавшись действию