Читать интересную книгу Дело одинокой канарейки - Дельвиг Полина Александровна

Анна заскрежетала зубами:

– Да не перебивай ты! Именно это я и имела в виду. Гетеросексуальные значит нормальные. Ясно? Так вот, мы всю жизнь были... нормальными и встречались только с мужчинами. Но вдруг неожиданно поняли, что любим только друг друга. Понимаешь? – Не дождавшись ответа, она продолжила:

– А теперь вот стоим перед выбором: оставить все как есть и мучиться до конца дней своих или, решительно сломав все преграды и плюнув на презрение близких, броситься друг к другу в объятия! Ну как, здорово?

Лелька сидела, раскрыв рот. Крупное белое лицо ее стало еще белее. Наконец она как-то нервно хихикнула и запахнула кофточку на груди.

– Слушай, ты и правда в него влюбилась или таким способом до меня добираешься?

– Да на кой черт ты мне нужна, корова безмозглая! – возмутилась Аня. – Для меня это единственный шанс познакомиться с ним. Мы же подруги, Юлька, помоги мне, – уже со слезами в голосе добавила она.

– Нет, вы только посмотрите на эту ненормальную! – разозлилась Лелька. – Я и так на грани увольнения, а тут еще нате, здрасьте вам: мы не хиппи, мы не панки, мы девчонки-лесбиянки! Знаешь что, моя дорогая, я, конечно, сочувствую твоему горю, но ничем помочь не могу.

Аня вскочила со стула и принялась бегать по кухне, насколько позволяли размеры последней:

– Глупая, да после такой передачи твой американец тебя в жизни уволить не посмеет. Даже если ты вместо утреннего кофе нагадишь ему на голову!

– Это еще почему? – недоверчиво поинтересовалась Лелька.

Аня остановилась и, опершись руками о стол, склонилась к самому ее лицу:

– Он кто – американец? Американец. А у них там меньшинство под охраной. И вообще, это только так называется – меньшинство, а на самом деле они там давно в большинстве. Большевики. Понимаешь? Это же Запад, Леля! Да после этой передачи он до тебя и пальцем дотронуться не посмеет, будешь у него работать до конца жизни!

– Чьей? – подняла Полянская влажные коровьи глаза.

– Что «чьей»? – растерялась девушка.

– До конца чьей жизни?

Аня некоторое время растерянно стояла посередине кухни, не в силах подобрать подходящее обстоятельствам слово.

– Да какая разница! Станешь не списываемым остатком на фирме. Короче, будешь работать, пока не развалишься. Ведь чуть что – сразу в суд, мол, ущемляют права сексуальных меньшинств. Поняла?

На Лельку речь произвела впечатление, но все равно сама идея казалась ей абсурдной.

– Да у меня мужиков было больше, чем депутатов в Госдуме, это же курам на смех!

– Ну и что? Ты искала. Пыталась понять, чего тебе не хватает, искала это нечто в новых партнерах, не получая никакого удовлетворения...

Полянская снова хрустнула шкафом, но на этот раз даже не обернулась, так велико было ее возмущение:

– Да ты что говоришь, мать?! Не получая никакого удовлетворения! Да я сейчас вспоминаю – вот такие мурашки по заднице! – она выставила вперед указательный палец. – Как я им потом в глаза-то смотреть буду? Такие мужики были...

– Ну и сиди, корова сисястая, – разозлилась Аня. ~ Уволят тебя, куда пойдешь? В глаза им смотреть? Да на кой черт им твои глаза-то? А так шанс получишь, представь, сколько тебе потом мужиков напишет. Выберешь себе поприличнее и замуж выйдешь. А то, гляди, и в кино пригласят сниматься. У тебя вон какая фигура фотогеничная.

Полянская зарделась и огладила крутое бедро.

– Да уж, не отнять. – Но тут же подозрительно прищурилась. – А чего они мне писать станут, если я скажу, что я, мол, того, ну, что лесбиянка?

Петрова, устав от несвойственного ей всплеска эмоций, опустилась на табуретку. Расставив локти на столе, она посмотрела на соседку и вздохнула:

– Эх ты! Мужчины, они ведь как на самом деле думают? Что целый мир вращается не вокруг солнца, а вокруг их члена. Следовательно, он, я имею в виду член, и есть центр мироздания. И как только в галактике нарушаются причинно-следственные связи, происходит сбой, порождающий нескоррелированный объект, то последний необходимо незамедлительно переместить в центр, где магическое воздействие энергии фаллоса автоматически устраняет любое несовершенство. Так называемая теория фаллосо-центризма...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Что, есть такая теория? – недоверчиво поинтересовалась Лелька.

– Конечно, – не моргнув глазом ответила Аня и продолжила, – таким образом, из женщины, с которой можно переспать и даже не спросить имени, ты превращаешься в ошибку природы, ее генетическую небрежность, которую следует немедленно устранить. А исправлять ошибки природы под силу только Богу. Следовательно, фаллос становится не просто магическим жезлом в руках Бога-мужчины, он с ним сливается, что при дополнительном влиянии мужского либидо, вечного, как перпетуум-мобиле, образует святую троицу всеобщей мировой мужской экзистенции – Членобога единого. О чем, кстати, подробно рассказывает теория теофаллизма. А кто не хочет почувствовать себя Богом? – Она горько рассмеялась. – Переспать с обыкновенной женщиной, пусть даже самой красивой, тьфу, ерунда, в конце концов все зависит от количества денег, а вот превратить лесбиянку обратно в женщину, вернуть последней ее изначальное предназначение – искусство, подвластное немногим. Так Пигмалион вдохнул жизнь в мраморную статую, так Господь из ребра Адамова сотворил праматерь нашу. С такими женщинами не расстаются. Их берегут и лелеют как редкое произведение искусства, ибо они являются живым и наглядным доказательством могущества и безграничной силы мужчины-созидателя.

Полянская завороженно слушала страстный монолог, и воображение рисовало ей грандиозные картины. Американец, в белоснежной тоге, с молотком и стамеской в виде фаллоса, высекает, кусок за куском, из мраморной глыбы ее божественное тело. Отсекая все лишнее, его волосатая рука с крепко зажатым инструментом спускается все ниже и ниже...

– Ты меня слушаешь? – Аня постучала по столу.

– Хорошо тебе, – Лелька стряхнула наваждение и незаметно перекрестилась. – Ты вон в институте училась. А моя мать ни про какие теории слушать не станет. Она мне сразу сиськи оторвет, как в телевизоре с тобой увидит.

Петрова болезненно сморщилась. Об этом она не подумала – общественное мнение.

– А ты скажи, что просто нас попросили сняться. За деньги. Мол, желающих больше не было. Подумаешь, столько лет ей врала и еще раз обманешь – ничего с тобой не станется. Зато, подумай, сколько сразу выгод.

– Ох, не знаю, подруга, не знаю. Это дело такое... сразу прям в один раз и не обдумаешь, – Лелька выдохнула и пожевала губами. – Так ехать мне сегодня к этому паразиту или не ехать? Если не ехать, так что сказать, он ведь ждать будет...

– Скажи, что у тебя месячные! – грохнула ладонью по столу Анна: Лелька с ее коровьим темпераментом могла вывести из равновесия кого угодно. – Трахнет, не трахнет! Ты что Гамлет, что ли? Какая тебе разница? Этот хотя бы, в отличие от всех твоих бывших ухажеров, сам все купит. Не будешь у меня деньги на презервативы занимать.

– Ну, знаешь, – засопела раскрасневшаяся Лелька. – Я у тебя уже давно ничего не занимаю. И потом, для меня любовь главное.

– Да оставь ты любовь в покое! – Аня устало опустилась на стул. – То, чем ты занимаешься, не имеет к ней никакого отношения...

– Ну, знаешь! – запальчиво повторила Полянская и окинула взглядом хрупкую фигуру собеседницы. – И вообще, будешь доставать меня, одна пойдешь на свою дурацкую шоу. Возглавишь партию онанистов.

– Мастурбаторов, – автоматически поправила Аня и с тоской уставилась в окно.

Мир погряз в грубости и цинизме.

Глава 9

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

1

Глухо грохнула дверь в подъезде. Даша открыла глаза и испуганно приподнялась на локте. В первую секунду она не сразу поняла, где находится, но заметив на столике фотографию улыбающегося бородатого мужчины, сердито откинулась на подушку.

Проклятый склеротический Митрич! Вчера он рассказал обо всем, кроме одного – где именно находится его «Москвич». В результате ей пришлось проторчать здесь почти до ночи в надежде, что хозяин позвонит, да только время зря потратила. Теперь придется ждать понедельника. Даша зевнула.