Сглотнув ком возбуждения, я приподнялась на локтях и с нетерпением чуть шире раздвинула ноги. Второго приглашения Глебу не понадобилось. Опустившись на кровать, он навис надо мной громадной глыбой, обволакивая упоительным ароматом стопроцентной сексуальности.
— Прости, мышуля, но сегодня ты только моя. — Улыбка властного хищника окончательно стёрла все преграды.
Издав неразборчивый всхлип, сдалась без боя на милость победителя. В голове была лишь туманящая разум дымка. Дыхание сбилось, и сердце бешеным галопом гоняло кровь по венам.
Я гладила ладонями его плечи, когда он ласково скользил губами от шеи вниз, целовал груди, втягивал в рот возбужденные вершинки, прикусывал их и тут же зализывал ранки. Царапала кожу на крепкой спине острыми ноготками от натиска властного языка, гулявшего по промежности.
Стонала, выгибаясь навстречу мучителю, игравшему на струнах моего чувственного упоения.
Закинув мои бедра к себе на талию, Глеб, сжав возбужденную тяжелую плоть в кулак, прошелся раз-другой ею по всей длине, разбавляя и без того хмельную атмосферу вокруг хриплым гортанным рыком. Провел налитой головкой по моим влажным складочкам, задев клитор, и с томительной медлительностью погрузился в жар моего естества на всю длину. Замер, глядя в мои глаза, словно давая мне время привыкнуть к величине его мужского достоинства, а затем возобновил движение, сминая мои губы голодным поцелуем, глотая мои стоны и даря свои.
Я цеплялась за его широкие плечи, борясь с накатывающими волнами экстаза, желая, чтобы наше слияние длилось как можно дольше. Подавалась бедрами навстречу его паху, когда он покидал меня. Безмолвно молила о продолжении и получала сполна.
— Какая же ты охрененно тугая и сладкая! — сипел Глеб, продолжая вколачиваться в меня, а я могла лишь томно всхлипывать и брать все, что он мне давал, отдавая себя без остатка.
Наш первый оргазм накрыл нас одновременно какофонией пошлых звуков соединения влажных тел и стонов упоения. Разгоряченное тело Глеба чуть придавило меня к матрасу, распластав под собой. Но мне было настолько хорошо, что я лишь еще крепче обвила его стан всеми своими конечностями.
Довольно хмыкнув, Глеб перевернулся на спину, увлекая меня за собой. Одна его крепкая ладонь легла на мои ягодицы, вторая аккуратно опустилась на затылок, позволив моей голове разместиться на его груди. Дыхание в унисон убаюкивало, и я на мгновение провалилась в дремоту, чтобы спустя время очнуться от требовательных поцелуев и жаркого продолжения.
Уснули мы лишь под утро — точнее, уснул Глеб, а, я пролежав притихшей мышкой в его объятиях минут пятнадцать, дожидалась, когда он крепко уснёт. Дождавшись, тихонько выскользнула из кровати, подобрала разбросанные по всей комнате вещи, быстро оделась и покинула номер, оставив только прощальный поцелуй на его искусанных мною губах.
Глава 11
*Ксения*
(настоящее)
— Прием, прием… Земля вызывает Ксю, — театрально голосит Ришка, беспощадно разрывая пелену окутавших меня воспоминаний.
А следом в сознание врывается чуть недовольный детский голосок. Максик бузит и требует внимания, при этом упираясь маленькими ладошками в мою грудь и пытаясь выбраться из моих объятий.
— Эй, ты как? — уже слегка взволнованно и с нотками заботы уточняет сестра, трогая меня за плечо. — Все хорошо? Ты словно на другой орбите.
Трясу головой, прогоняя прочь все видения прошлого. Делаю глубокий вдох, чтобы окончательно прояснить разум и вернуть себе возможность здраво мыслить и рассуждать.
— Прости… — Мой голос звучит немного хрипло из-за образовавшейся сухости во рту, и я откашливаюсь. — Я просто на миг вернулась в ту… — И запинаюсь, замолкая: Ришка еще мала, чтобы делиться с нею такими подробностями. — Всё хорошо, — тихо выдыхаю, опуская сына назад в песочницу.
Присаживаюсь на корточки, пусть это и не очень удобно в узкой юбке, надеваю на лицо маску беззаботности и только тогда позволяю себе взглянуть в глаза сестре. Та чуть сощуривается, смотрит на меня испытующим взглядом и медленно кивает, будто безмолвно укоряя меня в замалчивании. Я также без единого слова качаю головой, мол, давай не сейчас, и получаю ее немое согласие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы дружно делаем вид, что все замечательно, забавляемся с Максом в его покорении песчаных просторов местного масштаба. Затем вместе идем в небольшое кафе, полюбившееся нами за разнообразное меню: здесь можно найти блюда даже для малыша на спецдиете. Максик не страдает отсутствием аппетита и в еде почти неприхотлив, поэтому заказываю для него суп-пюре из цветной капусты с куриными фрикадельками, и на десерт у него бутылочка с молочной смесью.
Нам с Ришей приносят большую пиццу «Пепперони», молочные коктейли и по ломтику чизкейка к чашке фруктового чая. Наевшись до легкой тяжести в желудке и сонливости во всем теле, покидаем кафе и, уложив Максика спать в коляску-трость, идем гулять в тишину тенистых парковых аллей.
Так безмятежно и спокойно под сенью раскидистых старых деревьев, скрывающих в своей листве солнечные лучики и проблески небесной синевы! Прохлада овевает нас, и неспешный променад дарит состояние отрешенности. Мы просто идем, негромко болтаем о разных мелочах или молчим каждая о своем. И лживое ощущение идеальности, словно ядовитая лиана-паразит, захватывает душу в свой удушающий плен.
— Так он тебя просто отпустил? — все же не сдерживается Ришка и возвращается к теме моего утреннего визита.
— Да, — устало вздыхаю я.
— Но ты же понимаешь, что такие мужики, как Глеб Сергеевич Шумский, просто так даже пальцем не пошевелят. — И это не вопрос, а констатация факта, который я так старательно игнорировала, наивно рассчитывая на что-то.
— Ты права, Риш, — соглашаюсь с ней.
Арина Андреевна Бекетова, моя младшенькая сестренка, на деле оказывается смелее меня. Смотрит с прищуром и хмурит брови, готовая вступить в бой за честь ближнего.
— И?.. — подгоняет меня нетерпеливая собеседница.
— Что? — Вижу впереди лавочку и ускоряю шаг, отвоевывая пару секунд, чтобы подумать и перевести дух.
Она нагоняет меня, когда я опускаюсь на прохладное деревянное сиденье, и разворачиваю коляску так, чтобы видеть спящего малыша, и, вздохнув, откидываюсь на спинку на удивление удобной парковой скамьи.
— Я понимаю, Риш, что просто так он ничего не делает, что его игра по непонятным мне правилам не окончена, далеко не окончена. И что он предпримет дальше, боюсь даже предположить. Но пока у меня есть время, а значит, надо использовать его по максимуму, чтобы помочь отцу, — тараторю так быстро, что даже задыхаться начинаю, но иначе боюсь просто не высказать все, что крутится в голове назойливым роем взбудораженных пчел.
— Ксю…
— Да, я знаю, что я еще новичок и только недавно получила диплом, но я уже работала в фирме отца, и пусть не с юрвопросами (этим у него занимался приходящий юрист), но все же я что-то да знаю. Ну, и у меня есть знакомые в этой сфере, — улыбаюсь чуть хвастливо. — И потом, я член семьи, я больше заинтересована в деле, чем папин нынешний сторонний эксперт. Да и работает он, я тебе скажу, не на все сто.
— Ты надеешься отстоять папин бизнес?
Я не виню ее в скепсисе, я и сама сомневаюсь в стопроцентной победе, но пробовать-то надо: ведь, если «СтройДом» рухнет, папа этого не переживет — не сейчас и не в его возрасте. Мысленно усмехаюсь тому настрою, что возвращается ко мне, когда нет рядом возмутителя моего разумного поведения. Заношу в виртуальный блокнот еще один пункт в свой список причин держаться подальше от Глеба Шумского!
— Попробую.
— А может, ты… — Ришка запинается, прикусывает губу и будто подбирает правильные слова. — Ты… Блин! — ругается она, теребя ремешок своего рюкзака.
— Риш, — освобождаю ее от мучительного желания предложить мне крайнюю меру для решения насущного вопроса, — давай мы это оставим на крайний, самый крайний случай, а лучше — на «никогда».