метёлочками для пыли.
— Константин, дружище! — заорал мой муж, осторожно ставя меня на ноги. — Когда я уходил, то, кажется, заказывал завтрак?
Ты не поверишь, но этот прекрасный маленький человечек даже не дрогнул! Ни единым мускулом на лице! И отозвался без промедления:
— А так же обед и ужин, сударь. Прикажете накрыть в парадной столовой в честь вашего возвращения?
— Ты гений, дружище! Конечно, в парадной. И зови всех, немедленно. Во-вторых, я жутко по всем соскучился, а во-первых и в главных — я представлю вам мою Элизабет, мою супругу!
— А мы… кажется, знакомы, — с запинкой ответил дворецкий. И низко поклонился. — Рад видеть вас в добром здравии, сударыня. И…
Только сейчас голос его ослаб.
— … живой.
И двинулся вниз не слишком уверенно. Кажется, у него плохо сгибались ноги.
— Дружище! Как же я рад тебя…
Распахнув объятья, мой муж радостно двинулся ему навстречу. Но так и застыл. А я, не сдержавшись, охнула, только сейчас заметив кровоподтёк, украсивший скулу верного слуги.
— Сударыня-то в добром здравии, — деревянным голосом сказал Ник. — А вот что с тобой приключилось, а? Тебя что… избили? Кто посмел?
— Очень интересно, — добавил за моей спиной дон Теймур.
Дворецкий не был бы дворецким до мозга костей, если бы не распорядился сперва немедленно организовать чай с горячими бутербродами, плавно переходящий с обещанный завтрак и ужин. Под протесты, а затем и сдержанное рычание хозяина он озвучил подробную инструкцию горничным, почтительно ловящим каждое его слово, спровадил их на кухню, лично распахнул перед нами двери гостиной и не успокоился, пока не вручил каждому из мужчин по стакану какого-то забористого, судя по запаху, и престижного, судя по бутыли, пойла, наполовину разбавленного льдом, а мне, с благоговением косясь на мой заметный живот, какого-то соку. Необычайно вкусного… С достоинством выслушал пояснения Ника о том, кто есть кто из нагрянувших вместе с ним гостей, бровью не повёл на угрозу «ни слова больше не выдать о своих похождениях, прежде чем не услышу от тебя, что здесь вообще происходит!», величаво выдержал паузу.
Во время неё я чуть не умерла от любопытства и восхищения. Какой артист! Какой… аристократ в изгнании, гордый мученик, скромный труженик, всего лишь выполняющий свой долг! Я даже затрудняюсь выбрать, что из этих определений ему больше подходит, вероятнее — всё сразу. Но вот он бесшумно отставил поднос на каминную полку, выпрямился ещё величавее — оказалось, это возможно — и возвестил торжественно, будто объявляя о приезде короля:
— Считаю своим долгом сообщить, сударь, что мы в осаде!
— Это я уже понял, — фыркнул Николас. — Ещё на входе. Моя защита активирована по всему периметру, причём недавно, не больше суток; но уже отбила три попытки через неё прорваться. Так?
— Точно так, сударь. — Бесстрастное лицо впервые дрогнуло. — Так это было… Неужели это и впрямь ваше… волшебство? А мы сперва не поняли, почему все стёкла в доме целы: ведь палили по ним в упор.
— Стоп!
Ник решительно хлопнул ладонью по столу.
— Садись. Докладывай по порядку. Ни на что не отвлекайся: удивления, вопросы — всё потом. Гони информацию в чистом виде. Сядь, я сказал!
— Не могу, сударь. Этикет! — сурово отозвался дворецкий.
И, вытянувшись в струнку, принялся докладывать. Как солдат генералу.
— После вашей пропажи, сударь, поднялась большая суматоха. Разумеется, были объявлены поисково-спасательные работы, но длились они три дня: потом гору основательно тряхнуло. То ли спонтанно, то ли раскопы начали неправильно и сдвинули какие-то пласты. А может, и диверсия, но не докажешь. В общем, если поначалу сохранялась надежда, что вы уцелели в одной из пещер, то после подземного толчка её не стало: половина горы просто сползла. Если бы там кто и оставался…
Константин отвернулся. Кажется, глаза этого железного человека увлажнились, всего на несколько секунд, не более.
— Правда, ваша команда во главе с Антуаном отстаивала версию, что вы могли за это время набрести на неизвестный тоннель, сквозной, ведущий вглубь хребта. А потому — пока никто не видел тела и не засвидетельствовал смерть, официально и юридически объявлять вас погибшим рано. Бывали прецеденты, когда без вести пропавшие в горах возвращались живыми и почти невредимыми через несколько месяцев…Одним словом, Совет Директоров обратился к Верховному Суду с просьбой о непринятии решения до истечения положенного законом срока: шести месяцев. И только после этого вскрыть ваше завещание и обустроить бизнес, ценные бумаги и обязательства в соответствии с вашей последней волей.
Краем глаза я заметила, как в своём кресле кивнул с пониманием дон Теймур. А заодно и сообразила, почему Ник не поддался на уговоры матери погостить ещё немного, «не сбегать вновь из родительского дома, не разбивать материнское сердце…» Уходил-то он на сей раз не навсегда, а вот, засидевшись в Эль Торресе, рисковал потерять почти всё, чему отдал пятнадцать лет жизни.
— У вас… очень стойкий Совет Директоров, сударь, — сдержанно заметил тем временем Константин. — Но не весь. На экстренном созыве почти треть высказалась за немедленное признание очевидного факта вашей гибели. Эти ренегаты оказались в меньшинстве.
Николас вздохнул.
— Ну почему сразу «ренегаты»! Их можно понять. Они живут делом; моим делом, между прочим! Они отвечают перед прочими собственниками и рядовыми акционерами за вложенные этими людьми капиталы… Для меня, кстати, их позиция — не сюрприз. Я знаю этих личностей как непредвзятых, ставящих интересы компании выше привязанностей. Даймон, Кристенсон, Голдрум, Тагор и их команды, так? Вижу, угадал. Продолжай. Но ни один из них, кстати, не опустился бы до того, чтобы выбивать из тебя информацию кулаками.
— Точно так, сударь. Это не их рук дело. Это, видите ли, Брэдшоу.
Дворецкий умолк, глянув на хозяина с плохо скрываемым сочувствием. Тот крутанул полупустой стакан, поднёс к губам… отставил. Оттянул ворот рубашки.
— Всё-таки предал. Хоть и ожидаемо; но мне как-то всё время хотелось думать о нём лучше. Ладно, я понял, и не особо удивлён. Продолжай.