Читать интересную книгу Фрактальный принц - Ханну Райаниеми

В те времена муталибуны были еще более неразговорчивы, чем сейчас. Они берегли голоса и объяснялись жестами, если случалась нужда. Даже их охотничьи джинны казались безмолвными тенями, выходящими из кувшинов, чтобы порывами кровожадного ветра преследовать в ночи видения мертвецов. Юношу приняли за своего — всего лишь еще одно согбенное существо, отправившееся в долгий путь по пустыне. Однако он едва не выдал себя, когда в первую ночь, остановившись на отдых в оазисе деревьев-мельниц, попытался открыть свою фляжку раньше, чем это сделал предводитель. Его спас только суровый взгляд другого муталибуна.

Но мечты гнали его дальше, а окружающая пустыня прислушивалась к ним. Город, о котором он мечтал, появился внезапно — сверкающий аль-Джанна Пушки. Но старший муталибун, похоже, собирался просто пройти мимо, и юноша знаками сказал предводителю, что надо изменить направление. Старик только покачал головой. Тогда юноша отправился один. Оставив группу, он вошел в город, уверенный, что только у него хватило смелости завладеть скрытыми внутри тайнами.

В первый момент он почувствовал себя королем. Он увидел машины джиннов, сохранившиеся с давних времен, виртуальные миры, куда можно было мысленно заглянуть, корпуса механизмов, в которые облачались джинны, и они показались ему прекраснее любых рабынь. Они взывали к нему, и юноша взялся за инструменты муталибуна, чтобы извлечь их души и заключить в кувшины.

А потом перед ним явился Аун во всех своих воплощениях. Принцесса-трубочист. Кракен из света. Зеленый Солдат. Принц-цветок.

Расскажи нам правдивую историю, или мы заберем твою жизнь, потребовали они.

Но юноша знал только одну правдивую историю.

Давным-давно, еще до того, как Крик Ярости потряс Землю и Соборность запустила когти в ее почву, в городе Сирре жил юноша…

Таваддуд отводит взгляд. Как же древние люди справлялись со всем этим? Призраки, созданные кем-то другим, окружали их со всех сторон, готовые овладеть разумом и подчинить его чужой воле. Но в Сирре призраки реальные, и они скрываются в историях.

— Мне кажется, я знаю, кто это, — говорит Таваддуд.

Она надевает атар-очки и шепчет слова, которым научил ее Аксолотль. И вот в голове женщины она ясно различает два переплетенных контура. Многие похитители тел действуют более тонко. Но только не этот.

— Ахмад, — строго произносит она, глядя на пациентку. — Ахмад Недуг.

В мозгу женщины вспыхивает тонкая цепочка нейронов. Зацепила.

— Ахмад, я знаю, что это ты. А ты знаешь, кто я?

Пациентка начинает хихикать.

— Да, детка, я тебя знаю. Ты шлюха Аксолотля. Давненько не виделись, — отвечает она высоким свистящим голосом.

Стоящий рядом Абу Нувас резко втягивает воздух.

Проклятье. Как не вовремя. Все уже было готово, чтобы отомстить Дуни, чтобы соблазнить его.

Таваддуд встряхивает головой и подавляет разочарование. Какими бы ни были ее планы, надо позаботиться о пациентке.

— Значит, тебе известно, что я умею? — понизив голос, продолжает она. — Я владею Тайными Именами, которые сотрут тебя в порошок. Если я их произнесу, они отыщут тебя и начнут пожирать. Ты этого хочешь?

— Махмуд, о чем она говорит? — неожиданно восклицает женщина. — Где я? Не позволяй ей меня обижать.

Акробат делает шаг вперед, но Таваддуд поднимает руку.

— Не слушай ее, это уловка. — Она смотрит в глаза пациентке. — Уходи, Ахмад. Пусть контур девушки отторгнет тебя. Убирайся в Город, и я не открою Кающимся, где твое логово. Ну, что скажешь?

Женщина вырывается из рук акробата и вскакивает на ноги.

— Сука! Я сожру тебя!

Таваддуд произносит первые слоги Тридцать Седьмого Тайного Имени. Пациентка неуверенно замирает. Затем ложится на коврик у койки.

— Ты победила, — произносит она. — Я передам от тебя привет Аксолотлю. Говорят, у него новая подружка.

После этого женщина расслабляется, ее глаза закрываются и дыхание становится спокойным. Еще несколько мгновений Таваддуд наблюдает за ее мозгом, чтобы убедиться, что существо по имени Ахмад, проникшее в разум женщины через слова и атар, рассеялось бесследно. Опущенные веки пациентки начинают вздрагивать.

— Теперь она проспит день или два, — говорит Таваддуд Махмуду-акробату. — Окружи ее знакомыми вещами. Когда она проснется, все будет хорошо.

Она отмахивается от горячей благодарности Махмуда. Ощущая одновременно усталость и торжество, Таваддуд оглядывается на Абу и кивает. Видишь? Это еще одна причина, по которой я прихожу сюда.Она пытается отыскать на лице торговца гоголами малейшие признаки ужаса или отвращения, но видит лишь странный жадный блеск латунного глаза.

С наступлением ночи поток пациентов иссякает. Абу Нувас покупает у уличного торговца две шаурмы, и они с Таваддуд едят в палатке, сидя на надувном матрасе скрестив ноги. Снаружи шумит квартал Бану Сасан, непрерывно гремят поезда душ, вспыхивает и грохочет База, испускают холод пожираемые диким кодом здания Соборности.

— Знаете, я не так уж часто прихожу сюда, — произносит Абу. — А наверное, стоило бы. Чтобы напоминать самому себе, как много здесь надо сделать. И как силен здесь дикий код.

— Если бы не дикий код, мы давно стали бы рабами Соборности.

Абу не отвечает.

Стараясь согреть руки, Таваддуд обхватывает пальцами горячий сверток.

— Итак, что вы теперь думаете о рассказах, относящихся к девушке из семейства Гомелец? — спрашивает она.

Больше нет смысла притворяться.

— То, что похититель тел говорил о вас, правда? — интересуется Абу.

Таваддуд вздыхает.

— Да, истории верны. От моего первого мужа я убежала в Город Мертвых. Там один из джиннов позаботился обо мне. И мы стали близки.

— Джинн. Аксолотль?

— Некоторые так его называют. Но его настоящее имя Зайбак.

— Он действительно существует?

Таваддуд поначалу тоже сомневалась в этом: ожившая легенда — Отец похитителей тел, пришедший в Сирр сто лет назад и воплотившийся в половине города.

— Да. Однако не все, что о нем говорят, соответствует истине. Он не собирался делать того, что сделал. — Она откладывает в сторону остатки еды. — Но если вам нужно объяснение для моего отца, шлюха Аксолотляничуть не хуже других. — Таваддуд прикрывает глаза и сильно тянет себя за волосы. — В любом случае спасибо за приятный вечер и за то, что показали мне город. Другой город. Это было чудесно.

Абу отворачивается и смотрит в сторону. Теперь, когда латунного глаза не видно, он внезапно кажется ей невероятно юным: при всем своем богатстве он, вероятно, моложе ее.

— Не беспокойтесь, — произносит Таваддуд. — Я к этому привыкла.

— Дело не в этом, — отвечает Абу. — Есть причина, по которой я не прихожу сюда. — Он прикасается рукой к латунному глазу. — Вы просили рассказать мою историю. Все еще хотите послушать? — Он говорит бесстрастным тоном, прикрыв человеческий глаз.

Таваддуд кивает.

— Мои родители погибли в Крике Ярости. Некоторое время я оставался с женщиной Бану, которая позволяла мне спать в ее палатке. Но как только она поняла, что я способен слышать Ауна, она продала меня сплетателю. Мне тогда было шесть лет. И сплетение происходило не так, как сейчас, с ведома Совета, оно было насильственным.

Меня поместили в резервуар с теплой водой, куда не проникал ни один шорох. Зато в моей голове звучал голос, голос существа, когда-то бывшего человеком, голос джинна, вопившего от боли. Его звали Пачеко. Он поглотил меня. Или я поглотил его. Я не знаю, сколько времени занял этот процесс, но когда меня — нас — выпустили, я был тощим, словно палка. Я был слаб. Глаза болели. Но я видел атар, мог контактировать с атаром. Поначалу я просто бродил словно потерянный среди призрачных зданий Тени.

И еще я мог слышать пустыню, слышать зов аль-Джанна и Небес и древних машин с другой стороны мира. Сплетатель был очень доволен. Он продал меня муталибунам. Вместе с ними я отправился в пустыню на поиски гоголов. — Абу улыбается. — К счастью, у меня это получалось. Не поймите меня неправильно, все было не так уж плохо. И самым удивительным из всего, что я видел, были рух-корабли — белые, изогнутые, словно древесная стружка, и такие же легкие. Рух-птицы легко несли их, и охотничьи джинны парили рядом с ними по небу, подобно ярким облакам. И еще пустыня. Я не понимаю, почему ее до сих пор называют пустыней, ведь там есть дороги и города, разные чудеса и стада машин фон Неймана, мрачные моря мертвых, пески, которые прислушиваются к тебе и воплощают твои мечты…

Абу качает головой.

— Простите, я увлекся. Все это не имеет значения. Я неполноценный мухтасиб, существо только наполовину человеческого рода. Поэтому я не способен любить как мужчина. Я хотел найти кого-то, кто мог бы понять и человека, и джинна. Я думал… — Он сильно сжимает виски ладонями.