Читать интересную книгу Достигнуть границ - Олеся Шеллина

Когда пистолеты были снаряжены, они взяли в левые руки кинжалы и, кивнув друг другу, вскочили на ноги, одновременно разряжая пистолеты в двоих разбойников. Их появление было неожиданным, и это позволило выиграть драгоценные секунды. Очень скоро все было кончено, и Петька ударом рукояти кинжала в висок, отправил в глубокое беспамятство предводителя этой странной пятерки, который байку про Петра сочинил.

— Ну а теперь узнаем, кто это были на самом деле, — проговорил Иван, наблюдая, как Митрич сноровисто связывает единственного оставленного в живых противника. Буквально через минуту тот приоткрыл глаза и застонал. Когда его взгляд сконцентрировался на князе, Долгорукий вытащил кинжал и поднес его к лицу пленника, прислонив кончик под глазом. — Я, конечно, не Андрей Иванович, тому даже кинжала не требуется, чтобы кого-то разговорить, чаще всего, но я тоже кое-что умею, так что, мил человек лучше по-хорошему рассказывай, кто ты и что делаешь здесь?

После окончания допроса, Иван Долгорукий без всяких сантиментов перерезал пленнику глотку, и они с Шереметьевым снова тронулись в путь. Некоторое время ехали молча, а примерно через полчаса напряженного раздумья Петька задал вопрос.

— На что они рассчитывали? В их байку все равно никто бы не поверил.

— Ну не скажи, — Ванька покачал головой. — Мало кто знает, как выглядит на самом деле Петр Алексеевич, и какое-то время местный народ вполне можно было держать в сомнениях, а от сомнений недалеко и до бунта. Просто Швеция уже хватается за соломинку, пусть и такую сомнительную. Кто-то все равно поверит в эти россказни. Главная цель у них остается неизменна — Кронштадт. А вот Ревельскому губернатору нужно посоветовать пристальнее следить за своими подчиненными.

— И Андрею Ивановичу нужно передать про эту байку. Не может быть, чтобы эта пятерка была единственной, кому поручено такие сказки рассказывать, — Петька нахмурился. — А еще нужно как-то убедить государя, что пора портрет рисовать и профиль на монетах печатать, дабы подданные были в курсе, как их император вообще выглядит.

— А вот это правильная мысль, — Ванька улыбнулся. — А то уже я даже начал забывать, какой он. А так, на монету посмотрю и сразу вспомню.

* * *

— У нас проблемы, — Ушаков вошел без стука и сразу же сел в кресло.

— А когда их у нас не было? — я посмотрел на свою тошнотворную попытку написать письмо испанцам, скривился и смял лист, отшвырнув его в сторону. — Что на этот раз? — достойная дочь Албании была послана обратно к Ахмеду с заверениями дружбы и просьбой озвучить, как я могу помочь царственному собрату. Сейчас оставалось только ждать результата и готовить войска к выступлению.

— Надир-шах написал письмо Махмуду, в котором выражает надежду на заключение мира, на том основании, что они принадлежат к одной ветке тюркских народов, — я удивленно посмотрел на Ушакова.

— И что послужило такой разительной переменой в планах самого Надира? — я смял уже чистый лист бумаги. И швырнул его в сторону исписанного.

— Он недавно вырезал последних представителей Сефевидов, и взял Кабул. А сейчас движется прямиком к Индии, потому что мечтает о павлиньем троне, — Ушаков скривился. Вот это поворот, как говорится. Надир в своих действиях ведет себя совсем не так, как я помню. Вот он пресловутый эффект бабочки, или, скорее всего, слона. — И да, Юсуп Арыков снова бузить вздумал. Ведет активную переписку с шахом Мухаммедом из Среднего жуза.

— Дьявол, — я почувствовал, как ломается в моих руках перо, а пальцы пачкаются чернилами, — они что, сговорились? Вот что, Андрей Иванович, пошли к Шафирову гонца, пущай он делает что хочет, но письмо Надира или должно затеряться, или его должны отвергнуть. И еще. Англичане при дворе Надира присутствуют? — Ушаков усмехнулся и утвердительно кивнул.

— Да. В количестве аж шести рыл. И они весьма неплохо справляются с тем, что поют ему в уши как сладкоголосая птица Сирин. И какой он красивый и какой замечательный и зачем ему союзники, ежели он сам способен завоевать Великого Могола и все, что ему принадлежит.

— И они, как это ни прискорбно, правы, — я стиснул зубы и недоуменно посмотрел на переломанное перо. — Головин должен ускориться с проталкиванием Акта о гербовых сборах. Это важно, Андрей Иванович. Румянцев пущай летит в Испанию как на крыльях и разузнает, что нужно Изабелле. Чем мы можем заплатить, чтобы та территория, пусть и урезанная, с которой пришел Долгорукий, стала нашей. Если мы сейчас не зацепимся за Америки, то не зацепимся за них никогда. Черт, — я яростно начал стирать чернила с пальцев, но казалось, что только больше размазываю их по коже. — Черт! — отшвырнув в сторону платок, я с ненавистью посмотрел на смятую бумагу. Если я до сегодняшнего момента еще мог как-то пользоваться своим послезнанием, то теперешние события показали во всей своей красе, что уже не могу. Все, это совершенно другая история, и люди здесь ведут себя не так, как я привык думать. То преимущество, что у меня было, растаяло как дым, остались такие мелочи, типа причины Войны за независимость. Зато Долгорукий припер первый пенициллин — вроде бы мелочь, а приятно. Тем более, что Флемингу, похоже, лавры не достанутся.

— Что делать с башкирами? — деловито спросил Ушаков.

— Пригласи лидеров сюда. Поговорим, выясним, чем они вечно недовольны. Если не придем к какому-либо решению, то предложим им переехать на один из тех островов, которые нам достанутся после совместной с французами экспедиции. Пущай где-нибудь подальше баранам хвосты выкручивают, — Ушаков согласно кивнул, делая какие-то заметки.

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел Брюс, торжественно неся в руках такой знакомый прибор. Поставив его передо мной на стол, он посмотрел на часы и молча поднял вверх указательный палец. Как только стрелки передвинулись в ту позицию, какая была нужна Якову Вилимовичу прибор ожил и по столу поползла бумага с четко отпечатанными на ней знаками морзянки. Я вместе с Ушаковым с приоткрытым ртом смотрел на это чудо, которое очень мало было похоже на тот опытный образец, который я давным-давно собрал на коленке в мастерской Петра Великого. Я даже забыл про выпачканные руки, которые так и не оттерлись от чернил. Торжественно оторвав бумагу, закончившую выползать из специального отверстия, Брюс торжественным жестом, широко улыбаясь, протянул ее мне. Я принял телеграмму дрожащими руками и попытался разобраться, что на ней написано.