Читать интересную книгу Тайна жрецов майа - Владимир Кузьмищев

Три дня он до боли напрягал глаза, чтобы разыскать среди копошащихся в котловане фигурок ту, ради которой пришел сюда. Раза два ему показалось, что он видел Каменотеса, но потом снова терял его в муравейнике человеческих тел.

Даже по ночам, когда в каменоломне загорались костры, вокруг которых спали изнуренные работой люди, Быстрееоленя высматривал Каменотеса. Сам он не мог разжечь костер и всю ночь дрожал от холода. А днем камни раскалялись так, что до них было невозможно дотронуться. Только такой опытный, как он, лазутчик мог выдержать все эти испытания. И вот сегодня, когда ему наконец удалось определить место, где обычно спал Каменотес, и наметить путь, по которому он ночью прокрадется в каменоломню, Каменотеса куда-то уводил помощник Великого Мастера!

Быстрееоленя успел заметить, что Каменотеса повели по дороге на строительство. Сегодня ночью и он проделает этот путь; теперь же нужно отдохнуть. И Быстрееоленя заставил себя заснуть, хотя солнце стояло прямо над головой и беспощадно жгло его обнаженное тело.

Так повелели боги

За многие месяцы строительных работ бревна-катки хорошо утрамбовали дорогу, и бежать по ней было легко и приятно. Великий Мастер не любил носилок. Он пользовался ими лишь для того, чтобы избежать лишних пересудов жрецов, внимательно следивших за каждым его поступком. Они никак не могли смириться с тем, что простой жрец-рисовальщик, переписывавший священные книги и украшавший их рисунками, неожиданно стал главным зодчим священного города Спящего Ягуара. Он и так позволял себе много вольностей. Великий Мастер прекрасно понимал, что о каждой из них слишком быстро узнавал правитель, и в конце концов наветы жрецов могли достичь цели.

Собственная судьба не волновала Великого Мастера. Он боялся не за себя, а за строительство, за дело, которое ему могли помешать довести до конца. А то, что он задумал, было необычно и грандиозно. Воспоминания о прошлом нахлынули на Великого Мастера...

...Он понял: сейчас или никогда! Невероятным усилием воли заставил свои окаменевшие от страха ноги сделать вперед четыре шага, только четыре, как требовал обычай, и поднял левую руку к небу в знак того, что хочет говорить. Он почти не сомневался, что всемогущий Ицамна немедленно поразит его, младшего жреца, осмелившегося на такую невероятную дерзость, и от этого на душе стало легче.

Но боги молчали, молчали и люди.

- Говори! - резко и гневно прозвучал голос ахав кана - Верховного жреца.

Младший жрец не стал говорить, а лишь вплотную приблизился к трону, на котором восседал правитель в окружении знати и служителей всемогущего бога Ицамна. Не поднимая головы, чтобы не осквернить их своим взглядом, жрец быстро вынул из-под плаща сложенные гармошкой страницы книги-хууна и растянул их на груди.

- Говори! - повторил тот же грозный голос.

Но жрец продолжал молчать: он только еще выше поднял растянутую "гармошку" - хуун. И тогда правитель и жрецы наконец увидели, что показывал этот странный человек в одежде младшего жреца: на широких листах из луба фикуса танцевали и пели, сражались и умирали, радовались и страдали маленькие человеческие фигурки.

Зачарованные, затаив дыхание, они разглядывали рисунки и, потрясенные, узнавали себя. Хоровод тел, фантастическая оргия цветов были подчинены строгому порядку, в котором легко угадывались события, совсем недавно разыгравшиеся здесь, на этой площади, среди величественных храмов и дворцов священного города Спящего Ягуара. Вот что они увидели.

...Окруженные челядью полководцы-наконы облачались в ритуальные одеяния. Словно гигантские крылья, вырастали у них за спиной огромные плюмажи из перьев кетсаля - священной птицы несравненной гордости и красоты. Гордость птицы была такова, что, плененная, она умирала в руках охотника! Никто и никогда не видел живого кетсаля в клетке! Красота его сине-красного оперения ослепляла человека - так гласила молва. Недаром перья кетсаля служили у индейцев разменной монетой. Яркие ткани накидок, фартуки и пояса из шкур ягуара, тонкие кожаные ремни и многочисленные драгоценные украшения - браслеты, ожерелья, бусы - дополняли туалеты наконов. На ногах тяжелые сандалии также из шкуры ягуара...

...У подножия пирамиды главного храма бога Ицамны возвышался трон Верховного правителя. Подобрав под себя ноги, халач виник сидел на священной циновке ягуара - символе могущества и власти. По краям трона пристроились его жены.

На нижних ступенях пирамиды стояли батабы - правители селений. Их длинные белые плащи были украшены морскими раковинами - символами земли, которой они правили по наследству. Они тихо переговаривались между собой, и причудливые головные уборы батабов мерно покачивались в такт неторопливому разговору.

Солнце склонялось к закату.

...Внезапно гулкая дробь барабанов и вой длинных труб заполнили город. Вместе с воинственной музыкой, будто гигантские птицы, на площадь влетели трое высоких мужчин. Это наконы - полководцы. За ними бежали их воины в масках чудовищ, наводившие ужас и страх. Сотрясая оружием, маски неслись по площади, образуя водоворот человеческих тел, над которым плыли штандарты боевых отрядов.

Водоворот захватил толпу городской бедноты. Трещотки и сухие тыквы-барабаны сотрясали воздух пронзительными звуками. Все танцевало, грохотало, ревело, и казалось, что даже могучие каменные стены храмов и дворцов покачнулись и пришли в движение. А люди-птицы летели все быстрее: они уже сцепились в клубок из разноцветных перьев, тканей и лент... И вдруг все замерло: люди-птицы бросились к главной пирамиде; они летели вверх по ее крутым ступеням, а там, наверху, у жертвенного камня, их ждал сияющий золотом Ицамна, окруженный своими верными служителями...

С трудом оторвав зачарованный взгляд от рисунка на хууне, халач виник спросил:

- Жрец! Камень расскажет о победе богов?

Больше нельзя было молчать, и жрец негромко, но решительно ответил:

- Нет, Великий! Краски на стенах храма будут петь гимн твоей великой победе. Так повелели боги, - и младший жрец склонился в глубоком поклоне.

- Какого храма? - удивился халач виник.

- Боги приказали построить храм на берегу реки Лачанха. Прикажи, и я приведу туда строителей...

Только так можно было говорить с халач виником, ибо только боги могли приказывать в стране, которой он правил уже многие годы. Разве жрец виноват, что боги пожелали говорить с халач виником именно его устами, а не устами ахав кана - Верховного жреца? Ведь не мог же какой-то младший жрец сам придумать такое? Да и мысль о храме с рисунками пришла ему в голову в тот самый момент, когда ахав кан сказал однажды жрецам, что Верховный правитель требует от богов ответа, как и чем должен он увековечить свою победу и разгром соседнего царства, а Ицамна молчит и не принимает даже жертвы. Вот тогда-то (это было ровно месяц назад) он, простой жрец - переписчик хуунов, и подумал о храме. Правда, он ничего не сказал другим жрецам, но по ночам стал рисовать свои хууны, которые с таким вниманием теперь рассматривали правитель и вся знать города Спящего Ягуара. Но какая в том беда, если так повелел ему сам Ицамна? И жрец молча развернул перед правителем свой второй хуун.

Здесь была изображена битва.

...Нападение воинов Спящего Ягуара застало противника врасплох. Без доспехов, вооруженные чем попало, враги вели неравный бой, постепенно отходя к центру своего города. Пики, дубинки, камни, случайно подвернувшийся тяжелый брус или даже опахало - все было пущено в ход, но остановить наступавших воинов Спящего Ягуара они уже не могли.

Полные драматизма сцены заполняли страшную картину боя: здесь в предсмертном объятии застыла группа бойцов; там лежат неподвижные, бездыханные тела, сраженные меткими ударами противника; пронзенный пикой человек, напрягая последние силы, пытается вырвать из своей плоти поразившее его оружие; а вот уже взяты первые пленные, и победители волокут их за волосы по обагренной кровью земле...

Но бой не закончен. Враги продолжают защищаться. Они знают, что пощады не будет. Жертвенный камень или рабство ожидают тех, кто попадет в плен, и поэтому сражаются, напрягая последние силы...

Халач виник изловчился и ударил Обнаженного воина тяжелым копьем. Воин покачнулся и стал оседать на землю. Отбросив щит, правитель схватил за волосы поверженного врага - теперь он был его пленником. Гордо взметнулись вверх длинные перья кетсаля, украшавшие высокий шлем Верховного правителя - знак высшего военачальника. Он хотел уже было прокричать свой боевой победный клич, как вдруг перед ним выросла грозная фигура воина с тяжелым копьем, облаченная, как и сам халач виник, в доспехи из шкур. Это был вражеский вождь.

Отбросив своего пленника, халач виник взмахом копья вызвал вражеского вождя на единоборство. Ряды сражающихся разомкнулись - начался поединок вождей-полководцев. Не отрывая друг от друга пристального взгляда, чтобы уловить или предугадать любое движение соперника, халач виник и вождь медленно закружились в смертельном танце. По-кошачьи мягкие шаги внезапно сменялись стремительными бросками и дикими прыжками. Мощные удары тяжелых копий или едва уловимые уколы с одинаковой ловкостью парировались обоими противниками, в совершенстве владевшими грозным оружием. Со стороны могло показаться, что два могучих человека в пышных головных уборах и богатых красочных одеяниях исполняют сложный ритуальный танец. В действительности так оно и было: следуя священным законам войны, каждый из них стремился не столько убить, сколько пленить противника!